Ведьма и вампир

— Я бы хотел, чтобы благородные господа, — обратился Вир к феодалам, — чтобы вы выслушали самого пострадавшего. Во владениях барона Фирмина он говорил мне, что имеет свои предположения относительно произошедшего с ним несчастья.

Инквизиторы развернулись и посмотрели на Крама. Он был страшно бледен, но кивнул аббату. Перед Ассамблеей он обещал дать нужные братьям показания, но теперь держать слово не собирался.

— Говори, — велел аббат. Крам поклонился инквизиторам и вышел к трибуне. Вир посторонился, уступая инспектору место. Воинственные служители Защитника снова зашептались. Трибуна, стоявшая между столом Совета и скамьями баронов, была скорее для удобства приглашённых докладчиков, чем по необходимости. Здесь вполне разрешалось говорить со своего места, разве что предписывалось встать — чтобы все видели выступающего. Инквизиторам не понравилось, что их инспектор предпочёл докладываться Ассамблее вдали от своих.

— Я был, — начал Крам прерывающимся голосом, — послан во владения барона Фирмина. Сначала — с обычным заданием проинспектировать проживающую там ведьму. Я прибыл туда и обнаружил, что ведьма не занимается запрещённым колдовством и не может быть осуждена светскими законами. Суд инквизиции осуждает каждую ведьму, но для этого нужно разрешение властей, которые…

Бароны зашумели, требуя, чтобы инквизитор перестал рассказывать всем известные вещи и переходил к делу.

— Я не нашёл ничего запрещённого, — повторил инспектор. — Но нашёл, что барон заботится обо всех жителях своих владений — даже о тех, кто не являются его вассалами.

— О проклятых! — выкрикнул аббат. Крам сделал вид, что не слышит. Не было такого закона, по которому проклятые отличались от обычных людей. Светский суд наказывал только за деяния — не за профессию.

— Вернувшись в монастырь святого Минея, я доложил о результатах своей поездки отцу Нестору, — Крам кивнул на аббата. — Он вновь послал меня к барону Фирмину. С точным заданием — найти улики, обвиняющие сеньора в запретном колдовстве.

— Ложь! — выкрикнул аббат.

— Улики я должен был отыскать любой ценой, — упрямо рассказывал Крам. — Ложь, обман, предательство и подтасовка фактов, откровенный подлог. Отца Нестора устраивало всё.

— Ложь!

— Нападение нарушило мои планы. Месяц я пролежал, прикованный к постели, чудесным колдовством ведьмы излеченный от увечий, неустанной заботой и травами спасённый от воспаления лёгких. День и ночь она ухаживала за мной. И когда разум вернулся ко мне, я устыдился своего задания.

— Она тебя одурманила! — заорал отец Нестор.

— Нет, — твёрдо ответил инспектор. — Мой разум, едва спал жар, оставался твёрд и ясен. Я помнил, кто я такой и каков мой долг. Но долгие дни, проведённые на ложе болезни, заставили меня иначе взглянуть на служение Защитника. Мы, инквизиторы, пытаем и убиваем во имя добра, но радуется от этого только Враг.

Бароны опять зашумели, требуя, чтобы Крам отбросил богословские рассуждения и перешёл к делу. Его совесть сеньоров не касалась, им было интересно про преступление.

— Ни ведьма, ни её коллеги, ни барон, ни его вассалы, милосердно и заботливо отнёсшиеся ко мне в часы болезни, не могут иметь отношения к нападению на меня преступников.

— Так кто же виноват? — раздался выкрик из зала.

— Когда ко мне вернулись силы, — словно и не услышав вопроса, продолжал Крам, — я написал письмо в монастырь, прежде извещённый бароном о моём несчастье. Оттуда пришёл ответ.

Инспектор умолк, в зале снова стало тихо.

— Мои собратья, — с некоторой обидой объявил Крам, — не радовались чудесному излечению. Они просили меня инсценировать повторное нападение — уже точно бароном.

— Лжёшь!

— Я сохранил письмо, — парировал Крам. Он достал бумагу, отдал Виру, а тот передал документ Совету. Председатель что-то прошептал следователю, тот кивнул.

— Я могу послать за секретарём, — объявил председатель Совета. — Он принесёт прошение благочестивого аббата Нестора, мы сличим почерка.

— Подделка!

— Я могу послать за белым магом, который помогает Совету в подобных вопросах, — предложил председатель. — Вы будете отрицать действенность белой магии?

Это был опасный вопрос. Инквизиция пока не пыталась бороться со Слоновой башней.

— Я признаю! — раздражённо крикнул аббат. — И магию и письмо! Я писал! И что с того?

— Я хочу подчеркнуть, — снова взял слово Крам, — что инквизиция пойдёт на любую подлость, лишь бы навредить барону Фирмину.

Инквизиторы расшумелись так, что Краму пришлось пережидать их возмущение. Теперь они хорошо понимали, почему этот предатель предпочёл говорить с трибуны. Мечи они отдали страже у дверей, но всегда оставались кинжалы…

— Правильно ли я вас понял, юноша, — спросил председатель, — вы обвиняете инквизицию в устроенном на вас нападении?

— Да! — объявил Крам. Все разом вскочили на ноги и закричали, принимая или оспаривая это заявление. Инспектор, едва сдерживая волнение, молча ждал, пока стихнет шум в зале. И дождался.

— Негодяй! — бросил ему аббат. — Сколько тебе заплатил барон? Чем тебя прельстила твоя девка?!

— Вы оскорбили дочь рыцаря! — вмешался барон Фирмин. — Я требую, чтобы вы принесли ей извинения!

— Ах, да, конечно! Мы это слышали! Дочь рыцаря, скрывающая своё происхождение — какая старая история! А на последних страницах она окажется родственницей какого-нибудь герцога! Вы не могли придумать байку поновее?! Не из рыцарских романов, которыми зачитывалась ещё ваша матушка?

— Я готов честью поручиться за свои слова, — холодно бросил барон. — И требую извинений.

Аббат насмешливо поклонился в сторону охаянной им девушки.

— Прошу меня простить, юная госпожа. Но чем этот молодой человек докажет свою невиновность? У предателя нет ни чести, ни права. Пусть барон Фирмин не гневается — поручительства за изменника инквизиция не примет.

Крам страшно побледнел.

— Я готов поклясться — жизнью, душой, Защитником, если не годится моя честь, что свои выводы сделал сам и не получил за них никаких посулов или наград.

— Кому нужна твоя жизнь, щенок? Душу ты продал врагу рода человечества и не имеешь права призывать Защитника.

— Святой отец! Вы оскорбили меня больше, чем это допустимо между двумя свободными людьми! Пусть нас рассудит Защитник! Я полагаюсь на его суд.

— Какой именно суд ты выбираешь? — быстро спросил аббат.

— Поединок!

— Нет, предатель. Не будет тебе поединка. Никто из братьев не скрестит с отступником оружия, что дано лишь для защиты нашей святой веры.

— Тогда…

Крам подошёл к стене и взял горящий факел.

— Какого вы хотите испытания, огнём?

— Ты не осмелишься…

Крам поднёс факел к эмблеме на своём рукаве.

— Именем Защитника я клянусь, что не получал ни просьб, ни приказа от барона Фирмина и его вассалов о том, чтобы обвинить инквизицию в подстроенном нападении на меня — ни прямо, ни через третьих лиц.