Ведьма из-за моря
Шрифт:
— Она находилась на этом корабле? — прошептала Дженнет.
— Наверное, да, — ответила я. — Нет другой причины, почему она была в море в такую ночь.
Взгляд Дженнет стал отсутствующим. Казалось, она ушла в воспоминания.
— Море может быть ужасным, — сказала она.
— Мы будем за ней ухаживать, пока она не поправится, — настаивала я.
Я поражалась, как быстро женщина приходила в себя. Я смогла покормить ее горячим бульоном, и у нее проступил на лице легкий румянец. Ее кожа светилась, было такое впечатление, будто за алебастром горел свет. Я подумала: «Никогда я не встречала такой красивой женщины!»
Я должна была предстать
Я пошла в спальню и столкнулась с ним лицом к лицу.
— Ты принесла в замок женщину? — сказал он.
— Она чуть не утонула! Я ухаживаю за ней: она беременна.
— Почему ты принесла ее?
— Она бы умерла, если бы я оставила ее там. Он схватил меня за руку:
— Какое тебе до этого дело?
— Если я вижу умирающего, я делаю все возможное, чтобы помочь, будь это мужчина или женщина.
— И ты принесла ее в мой замок?
— Это и мой дом.
— Не забывай, что ты живешь здесь по моей милости.
— А ты не забывай, что мое приданое весьма способствовало процветанию этого замка.
Глаза его сузились. Я знала, что Колум страстно любил мирские блага, наверное, по этой причине он стал «мусорщиком». Он и женился на мне не столько потому, что хотел меня, но потому, что я принесла ему хорошее приданое, несомненно, не хуже приданого Мелани Лэндор. Матушка повлияла на отца, чтобы мое приданое было приличным: было важно, чтобы я, будучи в положении, вышла замуж за человека, который был в этом виноват. Я находила это омерзительным, он — нет. Глаза его сверкали в предвидении тех богатств, которые море принесет ему.
— Ты становишься мегерой!
— А я начинаю понемногу узнавать тебя!
— Тогда узнай и это, — сказал он. — Я буду решать, кто будет гостем в моем доме.
— Что ты предлагаешь? Выгнать эту женщину? Она больна и умрет, если о ней не позаботятся. Что будет с ней?
— Какое мне дело?
— Может быть, это должно тебя касаться, раз ты забираешь себе груз корабля, на котором она путешествовала.
— Что я должен делать? Дать морю поглотить груз?
— Наверное, его нужно спасти и передать владельцам.
Колум неприятно рассмеялся:
— Я вижу, что моя умная жена, действительно, хочет взять мои дела в свои руки? — Смех внезапно прекратился, губы плотно сжались — Наоборот, я должен научить ее справляться со своими собственными. И чтобы она не вмешивалась в то, что видит, иначе скоро пожалеет об этом.
— И что ты сделаешь? Разденешь меня и привяжешь к столбу, будто я служанка, которая провинилась? Возьмешь в руки кнут, или это слишком низко для твоих благородных рук?
Он шагнул ко мне и поднял руку как бы для удара. Он и раньше так делал, но, как и раньше, удара не последовало.
— Берегись, если я действительно рассержусь, мой гнев будет ужасен!
— Я знаю это, — сказала я, глядя ему в глаза, — но не собираюсь быть твоей марионеткой, лучше умереть.
Колум засмеялся, на лице появилась нежность. Он схватил меня и крепко прижал к себе.
— Ты моя жена, ты дала мне лучшего в мире сына, я доволен тобой! Но знай, я не потерплю противоречий, моя воля — закон. Я благосклонен к тебе: еще ни одна женщина не нравилась мне так долго. Пусть оно так и будет.
— А что с той женщиной из моря? Ты выгонишь ее?..
Он на мгновение задумался. Я видела, что он отчаянно ищет решение. Он был сердит, потому что нашлась одна спасшаяся женщина
и я принесла ее в дом, сохранив ей жизнь. Он предпочел бы, чтобы она умерла как свидетель. Он мог отослать ее, но что, если она потом все расскажет?— Не сейчас, пусть пока побудет здесь.
— Она беременна.
Колум молчал несколько секунд, потом спросил:
— Когда должен родиться ребенок?
— Трудно сказать, думаю, месяца через два. Он задумался, потом сказал:
— Она может остаться, по крайней мере, до рождения ребенка. Ты уже говорила с ней?
— Она еще не может разговаривать. Кажется, она… чужестранка.
— Испанка! — скривил он губы.
— Это был испанский корабль? Он не ответил.
— Ладно, — сказал он, — незачем что-то решать сейчас.
— Мне кажется, она знатного происхождения.
— Тогда мы заставим ее работать на кухне, чтобы она забыла об этом.
Я подумала: «По крайней мере, он не выгонит ее, пока не родится ребенок. Бедняжка, куда она потом пойдет?» Ходили печальные слухи об испанских моряках, потерпевших крушение у наших берегов во времена Армады, но то были мужчины. Одна мысль о том, что женщину выгонят просить милостыню в незнакомой стране, с маленьким ребенком, приводила меня в ужас. Колум сказал:
— Ты говоришь, она похожа на иностранку? Где она?
— В Красной комнате.
— Комната моей первой жены? Та, в которой, как ты считаешь, есть призрак? Ну что ж, может быть, призрак поможет нам от нее избавиться. Я посмотрю на нее, пошли.
Мы вместе пошли в Красную комнату. Он открыл дверь и прошел к кровати. Женщина лежала, словно изваянная из алебастра. Волосы ее, теперь сухие, рассыпались по плечам. Идеально правильные черты лица, густые ресницы. Я хотела, чтобы она открыла глаза. Мне казалось, эффект был бы поразительным.
Колум смотрел на нее, не отрываясь.
— Боже, какая красавица! — наконец сказал он.
Через несколько дней она уже могла встать. Удивительно, как женщина в ее положении смогла пройти сквозь такое испытание. Я послала за повитухой, которая помогала мне при родах, и попросила ее осмотреть нашу больную. «Состояние хорошее, а все происшедшее не сказалось на ребенке», — сделала заключение повитуха.
Женщина говорила на ломаном английском. Она была испанка, как я и предполагала, — факт, говорящий против нее, ибо ненависть к этому народу сохранилась у нас, хотя мы и разбили Армаду. К сожалению, она мало что смогла нам рассказать. Когда я задавала ей вопросы, она качала головой. Она не помнила, что случилось, знала только, что была на корабле;, но не знала, почему. Очнулась она только в замке Пейлинг; я спросила ее имя, но она не помнила и этого.
В первую неделю ноября, когда море было спокойно, как озеро, я попросила, чтобы меня сводили к «Зубам дьявола». Люди Колума изучили каждый дюйм этого участка моря и точно знали, где находятся эти предательские камни, скрытые водой.
Я увидела корабль, застрявший на камнях, — жалкое зрелище. Судно раскололось пополам: должно быть, острые камни распороли его. На борту были видны слова: «Санта Мария».
Я удивилась, почему эта женщина была на корабле. Она, наверно, путешествовала с мужем. Может быть, он был капитаном этого судна? Странно, что она ничего не помнила, но со временем она, конечно, вспомнит. Такой шок, который она испытала, мог лишить женщину памяти. Может быть, для бедняжки это было и хорошо, что она не могла ничего вспомнить. Во всяком случае, это избавило ее от лишнего горя, до тех пор, пока она не поправится.