Ведьма отлива
Шрифт:
– Вы так думаете? Есть, по крайней мере, одна вещь, которая не меняется. Слушайте!
И Эббот кивнул по направлению эстрады. Исполненная величия музыка пленяла каждого слушателя.
Надежды и славы страна, свободы отчизна!
Нам ли не восхвалять тебя?
Эббот в щегольском цилиндре, поблескивая моноклем, стоял, расправив плечи и весь обратившись в слух.
Торжествующая хвалебная песнь медленно взмыла вверх и оборвалась в грохоте ударных и громе аплодисментов, к которым, казалось, пока дирижер раскланивался, присоединилось полгорода.
– Пойдемте! –
Но взрыв грянул раньше, чем кто-либо из них ожидал.
Глава 13
– Я не совсем понимаю вас, доктор.
– Не понимаете, мистер Филдинг?
– Нет, сэр! Я счастлив помочь вам всем, чем могу, конечно; но вы мало что сказали по телефону.
– Разве так уж необходимо было говорить много, мистер Филдинг?
Вмешалась Марион:
– В самом деле, Дэвид, если этот молодой человек не может ничем помочь, так он не может!
Винс сказал:
– Марион, лапочка, не щебечи.
Бетти Колдер и Каллингфорд Эббот молча наблюдали за беседой.
Все шестеро сидели за столом в зале отеля «Палас». В центре зала под высокой и безвкусной крышей из цветного стекла среди необыкновенно высоких пальм плескался фонтан.
Позже Гарт припомнил и другие детали: белое платье Марион и сизо-серое Бетти, Марион в позе, которая, по ее представлению, повторяла позу миссис Патрик Кемпбелл на сцене. На обеих дамах были большие шляпы. Все взгляды обратились к Майклу Филдингу, который выглядел так, словно провел ночь еще хуже, чем Гарт.
Он, несмотря на воскресенье, предусмотрительно оделся в черное. Высокий воротник закрывал горло. Люди редко замечали, что он некрасив, ибо смесь дерзости и застенчивости придавала ему редкостное обаяние. Жесткие, песочного цвета волосы Майкла резко контрастировали с ореховыми глазами, блестевшими, словно у какого-нибудь божка на дневном спектакле.
– Сэр! – с напором начал он.
На столе, как символ респектабельности, лежали три цилиндра, котелок Майкла и трость Винса Боствика с серебряным набалдашником. Майкл мог не бояться, что его услышат, – этот зал с позолоченными карнизами и претенциозными украшениями был огромен, как Юстонский вокзал. Несколько посетителей, сидевших в отдалении, уже заказали чай. Еще один заснул прямо в шикарном красном кресле. Монотонно журчал фонтан.
Потом Майкл поднялся.
– Это нечестно! – вскричал он. – Чего вы от меня хотите, сэр? Зачем вы притащили меня сюда?
– Майкл, – сказал Гарт, отбросив официальный тон, – я стараюсь быть с вами вежлив. Я не хочу ставить вас в неловкое положение. Я только…
– Минутку, старина, – прервал Винс, наклонившись вперед
и слегка постучав костяшками пальцев по столу. – Мы все оказались в очень неловком положении. И Марион, и я. А мы ведь здесь совершенно ни при чем. Так ведь, старушка?– Разумеется! – Марион дернула одним плечиком, как это делала Стелла Кемпбелл в печально известной «Миссис Эббсмит». – Я вообще не понимаю, зачем нас сюда позвали, и нахожу это совершенно, совершенно невыносимым!
– Это точно, сэр, – сказал Майкл, серьезный и бледный. – Никто ничего такого не сделал. Вы заходите слишком далеко.
Тот и другая сказали это с видом оскорбленной невинности, вполне им подходящим и казавшимся естественным, что очень действовало на нервы Гарту. Гарт поднял глаза на Майкла:
– Я сказал вам по телефону, что Глинис Стакли была убита вчера днем?
– Да, сэр, сказали. Похожее имя упоминалось в утренних газетах.
– Майкл, полиции известно, что вы были хорошо знакомы с этой леди до ее гибели.
Повисла напряженная тишина. Марион даже вытянула шею, чтобы лучше видеть Майкла.
– Вы? – спросила она с недоверием. – Вы? Зачем? Зачем, глупый малыш? Вот уж поистине удивительно!
И она начала смеяться. Майкл стал белым как привидение. Марион сразу спохватилась и опять стала такой благопристойной, что впору было молиться.
– Господи, – пробормотал Майкл. – Я встретил ее. Да, это правда. Осмелюсь сказать, нам всем в жизни встречаются одна-две женщины, которых лучше было бы не встречать.
– Вот, – заметил Каллингфорд Эббот, – перед нами история человечества, изложенная с замечательной краткостью.
– Эббот, ради бога! Я благодарен вам за поддержку, но нельзя ли обойтись без сентенций.
– Смиреннейшие извинения, мой дорогой Гарт. У меня у самого есть несколько идей, которые мне хотелось бы сей час высказать. Однако, как простой полицейский, я прошу прощения за неуместное вмешательство.
– Я только имел в виду…
– Я понял, что вы имели в виду. Продолжайте!
– Майкл, – сказал Гарт, – вы не очень состоятельны, не так ли?
– Нет, господи, вы знаете, что нет. Не обессудьте.
– Вы знали, что Глинис Стакли никогда не дарила свою, скажем так, благосклонность, не ожидая чего-нибудь взамен?
– Что вы подразумеваете под словами «дарила свою благосклонность»?
– Между вами ничего не было?
– Ничего, клянусь!
– Вы никогда, хотя бы раз, не делили с ней постель? И не совершали ради этого по крайней мере двух поступков, на которые она вас уговорила?
В воцарившейся тишине похоронно звенел фонтан.
Трудно сказать, какую реакцию вызвали бы эти слова, достигни они слуха пожилых леди, сидевших за столиком всего в тридцати шагах, или официанта в полосатом жилете, который развозил чай на тележке. Даже на собеседников Гарта они произвели впечатление. Марион встала.
– Винс, – сдавленно проговорила она, – я ухожу. Ты как хочешь, а я ухожу. Я не собираюсь здесь оставаться: мне неприятно.
– Марион, – Винс начал нервно озираться, – что тебя так шокирует?