Ведьма твоих желаний
Шрифт:
Я лишь кивнула в ответ, стараясь неутешительную информацию. Одно дело – размышлять, что когда-нибудь все мы обязательно умрем, и совершенное другое – осознать, что близкий человек может уйти в любой момент, и ты ничего с этим не можешь сделать. А самое ужасное – чувствовать за это вину. Я ощутила ее неприятный укол, но тут же вспомнились слова Александра о проклятьях и отравлениях, и неприятные ощущения притупились. До поры.
«Еще не ясно ничего», – успокоила я саму себя и осторожно поинтересовалась:
– А почему это случилось?
– Следов отравления мы не обнаружили,
Снова качнула головой соглашаясь. Жаль, легче не стало.
– К ней можно? – с надеждой спросила я.
Доктор сверился с наручными часами.
– Вполне. Процедуры уже завершились, и она должна быть абсолютна свободна. Палата триста тридцать пятая этажом ниже. – сообщил доктор, а после того, как я его поблагодарила и поднялась, напутствовал: – Только главное не давайте ей переживать. Сильные эмоции пагубно влияют на терапию.
Я приняла информацию к сведенью и отправилась по указанному маршруту.
По пути размышляла, как сообщить бабуле обо всем произошедшем, задать все мучающие сознание вопросы, и при этом не сильно расстроить. Головоломка, которую решить никак не получалось. Поэтому решила действовать по обстоятельствам.
Тяжело вздохнув, я решительно постучала в нужную дверь, а после раздавшегося «входите», распахнула деревянное полотно. При этом постаралась натянуть на лицо приветливую улыбку.
Палата больше напоминала приличный гостиничный номер на одного. С телевизором, холодильником и мягким креслом для отдыха у окна. На столе рядом с ним стоял свежий букет белых роз. И только высокая больничная кровать, на которой полусидела родственница, и несколько подключенных к ней и попискивающих приборов напоминали, что мы в больнице.
– Привет, – поздоровалась я, подойдя ближе.
– Здравствуй, родная, – с облегчением выдохнула бабуля и попросила: – Садись рядом, мне нельзя вставать.
Я коротко кивнула и поспешила придвинуть притаившийся у двери стул к кровати.
– Ты как? – участливо поинтересовалась я, пристально разглядывая родную женщину.
Та хоть и была излишне бледна, выглядела вполне бодро. Даже смогла собрать волосы в привычную высокую прическу.
– Нормально, насколько это возможно, – отмахнулась от вопроса бабушка и неожиданно строго посмотрела на меня. – Виктория, я хочу услышать честный и подробный рассказ о том, что произошло в квартире после моего отъезда.
Ощутила себя ребенком, которого застукали за проказой. Очень хотелось соврать, лишь бы избежать наказания, но…
– Ты только не нервничай, – мягко начала я. – Доктор сказал, что это вредит терапии…
– Вика-а, не юли, – с угрозой поторопила бабуля.
– Ведь главное, что с нами все хорошо, – бодро выдала я еще одну гениальную фразу.
– Викто-ор-рия! – рявкнула Маргарита Петровна, окончательно потеряв благодушие.
А один из приборов, от которого к больной тянулись проводки, тревожно
замигал.«Как же трудно признаваться!» – я мысленно отчаянно взвыла. Но деваться было некуда. Нервировать родственницу было чревато. Поэтому я виновато посмотрела на нее и сбивчиво начала тараторить:
– Я хотела посмотреть какие у тебя есть книги, поранилась об одну. Взяла ее полистать, а из нее выпал листок. Он порвался. Потом мне позвонил Александр, сказал, что ты в больнице. Но меня к тебе не пустили. Дома уже поджидал демон, он не стал меня убивать. Я не понимаю, что происходит. И еще… я случайно взорвала люстру.
– Взорвала? – искренне удивилась бабушка.
Правильно говорят, что запоминается всегда последняя фраза!
– Угу, – покаянно кивнула я. – Руками махнула, и ее в дребезги разнесло.
– Наконец-то, – радостно выдохнула родственница и широко улыбнулась, чем меня сильно удивила. – Я всегда знала, что ты настоящая Серебрякова, и ведьмин дар в тебе обязательно проснется! – но тут же горько усмехнулась и закончила: – Только не думала, что это обернется такой ценой для меня.
– Я куплю новую люстру, – жалостливо заверила я старушку.
– Да причем тут люстра! – взмахнула та недовольно рукой и, покосившись на дверь, тише добавила – Я про печать говорю. Листок насколько поврежден?
Я нервно кашлянула и честно призналась:
– С одного бока разорван наполовину. – Пока бабушка равномерно вдыхала и выдыхала, я решила осторожно поинтересоваться: – Мне надо с ним что-то сделать? Может как-то избавиться?
– Не смей даже думать об этом! – шепотом воскликнула родственница. – Печать должна быть не рушима, несмотря ни на что!
– Хорошо-хорошо, – быстро заверила ее я, с тревогой глядя на сильнее запиликавший подключенный к руке бабули прибор.
Бабуля недовольно поморщилась, но ничего мне не сказала по этому поводу, просто так же тихо продолжила допрос.
– Ты что-нибудь обещала демону?
– Нет, – в тон ей проговорила я. – Это он мне предложил исполнить одно желание за освобождение. Я попросила жизнь.
– Молодец, – окончательно успокоилась она.
– Бабуль, – я растерянно посмотрела на нее и меня прорвало. – Что вообще происходит? Почему ты мне ничего не рассказывала? А мама с папой, они знают? Демон сказал, что это ты его запечатала. Но как? Вообще, откуда он взялся? И что мне делать дальше?
– Ничего не делай и никому об этом не рассказывай. Это тебя абсолютно не касается, – сказала, как отрезала бабушка. – Печать не трогай. И сегодня же возвращайся к родителям. Я сама во всем разберусь. А когда придет мой срок, получишь мою квартиру и продолжишь спокойно жить.
– Спокойно?! – я даже на ноги вскочила от возмущения. – Ты себя слышишь?!
– Слышу. И требую, чтобы ты услышала меня! – повысила голос бабушка. – Не лезь в это. Я во всем разберусь!
Она еще что-то хотела сказать, но лишь беззвучно открыла рот и болезненно схватилась за сердце. Стоявший рядом аппарат бешено запищал. Я дернулась к двери, чтобы звать на помощь, но та уже распахнулась, пропуская медсестру. Она быстро осмотрела приборы и вызвала по небольшой рации доктора.