Ведьма
Шрифт:
— Прекрати, — радостно отмахнулась Николь.
— Поздравляю, — неловко сказала Холли.
— Какой мне выбрать костюм? — защебетала Николь. — Холли, как ты думаешь?
— Красивый, — рассеянно ответила Холли, все еще раздумывая о том, как Николь удалось проделать свой фокус.
— Ну конечно красивый! — закружившись на месте, сказала Николь.
Еще через две недели перед аудиторией, где каждую вторую среду собирался театральный клуб, вывесили списки актеров, утвержденных на роли. Николь, Аманду, Томми и Холли встретил нестройный хор радостных и обиженных комментариев.
—
— Какая неожиданность! Как здорово! — шутливо воскликнул Томми.
— Поздравляю, — разочарованно протянула Мария Гуттьерес. — Ты отлично справишься!
Николь улыбнулась и изобразила объятия и поцелуи в обе щеки.
— Знаю, знаю! — шутливо ответила она.
Четверо приятелей вышли из школы и направились на западную парковку, где будущие выпускники ставили машины, к «тойоте», которую Томми взял у отца.
— Поехали в «Полкусочка», — капризно сказала Николь. — Я хочу насладиться победой!
Мария Гуттьерес грустно смотрела им вслед.
«Николь смошенничала, — подумала Холли. — Может, заклинание и не сработало, но она уговорила мисс Зейдель отдать ей роль. Не потому, что она это заслужила, а потому, что она очень хотела».
Произносить слово «заклинание» было трудно даже про себя.
«Это нечестно. И неправильно. Если они с тетей такое все время проделывают, то… то это надо прекратить».
Опять лунатизм?
Холли плыла по коридору сиэтлского особняка; теплый пол под ногами казался шелковистым и мягким, как шерстка Баст, хотя Холли знала, что на самом деле полы выложены дубовыми досками, на которых лежит шерстяная дорожка. Со стен глядели лица юных красавиц: цветы и лозы, вплетенные в волосы девушек, кружились и покачивались, как водяные лилии на поверхности пруда. С потолка тоже свисали лилии, и в центре каждой из них светился огонек.
«Это светильники в коридоре, — сообразила Холли. — Точно, светильники, они всегда так выглядели».
Она скользила, едва осознавая, что ее куда-то ведут по длинному коридору. Холли сосредоточилась и разглядела впереди неясный силуэт, переливающийся синим светом. Казалось, кто-то поджидал девушку.
«Иду, иду», — сказала Холли.
Смутная фигура, охваченная синим огнем, спокойно двигалась по коридору, а языки пламени сходились над ее головой в острый язычок. Ноздри Холли наполнил запах дыма.
«Так вот почему в доме пахнет гарью!»
Фигура воздела охваченную пламенем руку и медленно указала вправо. Холли, будто восковая кукла, медленно повернула голову. Перед глазами возникла стена, сложенная из грубо обтесанных каменных блоков разной формы и размера. Дым сгустился и заполнил легкие. Холли закашлялась. Плиты под ногами, похожие на листья кувшинок, потрескивали от ужасного жара, бутоны лилий превратились в охапки соломы, которые вспыхивали, как фейерверки, разбрасывая повсюду искры.
«На помощь!» — позвала Холли, но странный коридор исчез. Девушка запаниковала, пытаясь сбить пламя с ночнушки. На ладонях вскочили волдыри, обожженные ступни пронзила острая боль.
Она поняла, где находится — в замке Деверо. Она искала Жана — отчаянно, неистово. В покрытой мехами кровати его не оказалось,
хотя Изабо насыпала столько корня папоротника в вечернее питье мужа, что Жан должен был проспать двое суток. Теперь она вернулась с магическим порошком для пробуждения, но Жан исчез.Она бежала сквозь дым и огонь, выкрикивая его имя, мимо замковых стражей, которых ее родственники поливали кипящим маслом и пронзали отравленными стрелами. Сквозь ночь, залитую светом пожаров, Изабо ворвалась в конюшню, не обращая внимания на крики лошадей и конюхов, распахивая двери с помощью магии. Она пронеслась по бесконечным коридорам в кухню, где языки пламени рвались из огромных очагов, как из бездонной утробы гигантского дракона. Повара и поварята исчезли, в дыму чувствовался металлический привкус — от пожара плавились кастрюли.
Выбегая из кухни, она едва увернулась в коридоре от объятого пламенем человека. Крики боли раздавались отовсюду. Внутри и снаружи каменных стен Каоры выжигали замок Деверо, с безудержной злобой убивая находящихся в нем мужчин. Так было договорено, и Изабо всячески помогала исполнению этого плана. Никто не знал о том, что она тайно просила Богиню пощадить ее мужа и дать им обоим спастись.
Стиснув кулаки, она выбежала во двор. Огонь освещал его так же ярко, как солнце в летний день. С криками и гоготанием погибло стадо гусей, пахло паленой овечьей шерстью, живность в загонах задыхалась в дыму. Это в договоренность не входило.
Дядя Робер поднялся с изломанного тела малышки Мари, дочери парижского дворянина, который отправил ее в замок Деверо учиться манерам. Бедная девочка лежала неподвижно, разорванные юбки не прикрывали ноги. Она рыдала. Робер вытащил из ножен меч и занес его над головой, готовясь пронзить сердце малютки.
— Не смей! — изо всех сил закричала Изабо.
Робер взглянул на нее, яростно помотал головой и нанес удар. Кровь брызнула фонтаном. Изабо подбежала к дяде и яростно забарабанила кулаками по его плечам и груди, не обращая внимания на кровь.
— Мы так не договаривались! — кричала она. — Только мужчины! Мама обещала, что убьют только мужчин!
— Шлюха! — раздался громовой голос, и во двор вышел Жан, бледный как смерть, но целый и невредимый.
Облегченно вскрикнув, Изабо бросилась к мужу. Он хлестнул ее наотмашь, она упала в грязь, ударившись головой о булыжники двора, и на мгновение ослепла. Когда зрение вернулось, разъяренный Жан высился над ней. За его спиной полыхали стены замка Деверо.
— Я спланировала побег! — сказала она, утирая кровь с разбитых губ. Зубы шатались. — Наши друзья вывезут нас из Франции! Любовь моя, мы создадим новый ковен, в его основе будет свет, а не эта ужасная серость, которая завладела нашими семьями…
— Убийца! Предательница! — вскричал Жан и ударил ее снова.
Жуткий кошмар туманом окутал ее душу.
На зубчатой башне замка появился Лоран в полном колдовском облачении. Его сопровождали приближенные члены внутреннего ковена, скрыв лица под капюшонами накидок. Они дружно воздели руки, и на башне, сверкая и клубясь, запылал Черный огонь рода Деверо. Казалось, темный жар пляшет, как нубийская танцовщица перед калифом, которую лишь танец отделяет от верной смерти, как дракон, затаптывающий золу сожженных костей, как проклятая душа, которую раздирают на части демоны.