Ведьмак (большой сборник)

— Сей минут, благородная госпожа. Уже лечу!

— Дай того же, что вначале, только, убедительно прошу, на этот раз без воды. Воду я люблю в бане, а не в вине.

— Лечу, лечу!

Йеннифэр отставила блюдо. На косточках, как заметил Лютик, еще оставалось мяса на обед корчмарю и его родне. Нож и вилка, несомненно, выглядели элегантно и модно, но малопроизводительно.

— Благодарю тебя, — повторил он, — за спасение. Этот треклятый Риенс не оставил бы меня в живых. Выжал бы из меня все и зарезал как барана.

— Согласна. — Она налила вина себе и ему, подняла кубок. — Так выпьем за твое спасенное здоровье, Лютик.

— За твое, Йеннифэр, — ответил он. — Здоровье, за которое отныне я буду молиться при всякой оказии. Я твой должник, прекрасная дама, расплачусь своими песнями, опровергну в них миф, будто волшебники нечувствительны к чужим страданиям, будто не спешат на помощь посторонним, незнакомым, бедным, несчастным смертным.

— Понимаешь, — улыбнулась она, слегка прищурив прелестные фиалковые глаза, — у мифа в общем–то есть основания, он возник не без причин. Но ты не незнакомый, Лютик. И не посторонний. Я ведь знаю тебя и люблю.

— Правда? — тоже улыбнулся поэт. — До сих пор ты удачно это скрывала. Мне даже доводилось слышать, якобы ты не терпишь меня, цитирую, «будто моровую язву». Конец цитаты.

— Было дело. — Чародейка вдруг посерьезнела. — Потом я изменила мнение. Потом была тебе благодарна.

— За что, позволь узнать?

— Давай не будем об этом, — сказала она, играя пустым кубком. — Вернемся к более серьезным вопросам. Тем, которые тебе задавали в свинарнике, выламывая при этом руки в суставах. А как было в действительности, Лютик? Ты и верно не видел Геральта после вашего бегства с Яруги? Действительно не знал, что после войны он вернулся на Юг? Был тяжело ранен, так тяжело, что разошлись даже слухи о его смерти? Ни о чем таком не знал?

— Не знал. Я много времени провел в Понт Ванисе, при дворе короля Эстерада Тиссена. А потом у Недамира в Хенгфорсе…

— Не знал… — Чародейка покачала головой, расстегнула кафтанчик. На шее на черной бархотке загорелась усеянная бриллиантами обсидиановая звезда. — Ты не знал о том, что, оправившись от ран, Геральт поехал в Заречье? И не догадываешься, кого он там искал?

— Догадываюсь. Но вот нашел ли, не знаю.

— Не знаешь, — повторила она. — Ты, который, как правило, знаешь обо всем и обо всем поешь. Даже о таких интимных материях, как чьи–то чувства. Под Блеобхерисом я наслушалась твоих баллад, Лютик. Несколько вполне приличных строчек ты посвятил моей особе.

— У поэзии, — проворчал Лютик, рассматривая цыпленка, — свои законы. Никто не должен чувствовать себя обойденным и обиженным…

— «Волосы как вороново крыло, как ночная буря… — процитировала Йеннифэр с преувеличенной напыщенностью, — а в глазах затаились фиолетовые молнии…» Так и было?

— Такой я тебя запомнил, — чуть улыбнулся поэт. — Кто вздумает утверждать, что это не соответствует истине, пусть первым кинет в меня камень.

— Не знаю только, — сжала губы чародейка, — кто поручил тебе описывать мои внутренние органы. Как там было–то? «Сердце ее словно украшающий ее шею драгоценный камень, твердое как алмаз и как алмаз бесчувственное. Сердце — острее, чем обсидиан, режущее, калечащее…» Ты сам придумал? Или, может… — Ее губы дрогнули, скривились. — …А может, наслушался чьих–то жалоб и исповедей?

— Хм… — Лютик кашлянул, уклоняясь от опасной темы. — Скажи мне, Йеннифэр, когда ты последний раз видела Геральта?

— Давно.

— После войны?

— После войны… — Голос Йеннифэр едва заметно изменился. — Нет, после войны я его не видела. Долгое время… вообще не видела никого. Ну, ближе к делу, поэт. Меня немного удивляет тот факт, что ты ничего не знаешь и ни о чем не слышал, и все–таки именно тебя подтягивают на балке, чтобы раздобыть информацию. Тебя это не обеспокоило?

— Обеспокоило.

— Послушай меня, — резко сказала она, ударив кубком по столу. — Послушай внимательно. Выброси эту балладу из репертуара. Не пой ее.

— Ты о…

— Ты прекрасно знаешь, о чем я. Пой о войне с Нильфгаардом. Пой о Геральте и обо мне, нам ты этим не навредишь, но и не поможешь. Ничего не исправишь, ничего не ухудшишь. Но о Львенке из Цинтры не пой.

Она оглянулась, проверяя, не прислушивается ли кто из редких в этот час посетителей корчмы, подождала, пока убирающая со столов девка не ушла на кухню.

— Старайся избегать встреч один на один с людьми, которых не знаешь, — сказала она тихо. — С такими, которые для начала забывают передать тебе привет от общих знакомых. Усек?

Он удивленно поднял брови. Йеннифэр усмехнулась:

— Привет от Дийкстры, Лютик.

Теперь уже оглянулся бард. Испуганно. Его изумление было, вероятно, столь явным, а мина столь забавной, что чародейка позволила себе ехидно усмехнуться.

— Кстати, — шепнула она, перегнувшись через стол. — Дийкстра ждет доклада. Ты возвращаешься из Вердэна, и Дийкстра любопытствует, о чем болтают при дворе короля Эрвилла. Он просил передать, что на этот раз доклад должен быть деловым, детальным и ни в коем случае не рифмованным. Прозой, Лютик. Прозой.

Поэт, сглотнув, кивнул. Он молчал, раздумывая над вопросом. Но чародейка упредила его.

— Наступают трудные времена, — сказала она тихо. — Трудные и опасные. Грядет время перемен. Печально будет стареть, сознавая, что не сделал ничего такого, чтобы грядущие перемены были бы переменами к лучшему. Верно?

Он кивнул, откашлялся.

— Йеннифэр!

— Слушаю, поэт.

— А те, в свинарнике… Хотелось бы знать, кто они такие, чего хотели, кто их настрополил. Ты убила двоих, но в народе болтают, будто вы ухитряетесь вытянуть информацию даже из покойников.

— А о том, что некромантия запрещена эдиктом Капитула, в народе не болтают? Успокойся, Лютик. Бандиты наверняка мало чего знали. Тот, что сбежал… Хм… Вот с ним другое дело.

— Риенс. Он чародей, правда?

— Да. Но не очень умелый.

— Однако же сбежал. Я видел, каким макаром. Телепортировался, разве нет? Разве это ни о чем не говорит?

— Именно. Говорит. О том, что кто–то ему помог. У Риенса не было ни времени, ни сил, чтобы отворить висящий в воздухе овальный портал. Такой телепорт — не фунт изюму. Совершенно ясно, что его открыл кто–то другой. Кто–то несравненно более сильный. Поэтому я поостереглась за ним гнаться, не зная, где окажусь. Но послала ему вослед заряд достаточно высокой температуры. Ему потребуется масса заклинаний и эликсиров, эффективно залечивающих ожоги, но в любом случае он на некоторое время останется меченым.

— Может, тебе интересно будет узнать, что он нильфгаардец?

— Думаешь? — Йеннифэр выпрямилась, быстрым движением вынула из кармана пружинный нож, повертела в руке. — Нильфгаардские ножи теперь носят многие. Они удобны и сподручны, их можно спрятать даже за декольте…

— Не в ноже дело. Выспрашивая меня, он воспользовался словами «битва за Цинтру», «завоевание города» или как–то похоже. Я никогда не слышал, чтобы кто–нибудь из наших так называл эти события. Для нас это всегда была резня, не битва. Бойня. Резня в Цинтре. Никто не говорит иначе.