Ведьмак: Сезон гроз. Дорога без возврата
Шрифт:
Второй двор был гораздо обширнее первого. И лишь отсюда можно было по достоинству оценить замок. Вид издалека, как оказалось, был весьма обманчивым.
Риссберг был значительно больше, чем казалось изначально. Поскольку глубоко уходил в стену горы, врезался в нее комплексом зданий, сооружений строгих и некрасивых, которые обычно не встречались в замковой архитектуре. Здания эти выглядели как фабрики, и, скорее всего, ими и были. Выдавали их торчащие дымовые и вентиляционные трубы. Чувствовались запахи гари, серы и аммиака, а также легкая вибрация почвы, указывающая на работу неких подземных машин.
Проводник вежливым покашливанием отвлек внимание Геральта от фабричного комплекса. Идти им предстояло в другую сторону – к замковой башне, той, что пониже, возвышающейся над строениями более классического,
– Привет тебе, ведьмак.
Встречающими его оказались двое чародеев. Он знал обоих, хотя и не лично. Харлана Тцару однажды ему показала Йеннифэр; запомнил его, поскольку тот единственный из магов брил голову наголо. Алгернона Гвенкампа, по прозвищу Пинетти, Геральт помнил из Оксенфурта. Из академии.
– Добро пожаловать в Риссберг, – сказал Пинетти. – Мы рады, что ты согласился приехать.
– Издеваешься? Я тут не по своей воле. Чтобы заставить меня приехать, Литта Нейд засадила меня в тюрьму…
– Но потом оттуда вытащила, – прервал Тцара. – И щедро вознаградила. Компенсировала тебе дискомфорт с большим, хмм, старанием. Ходят слухи, что уж не меньше недели, как ты с ней в очень хороших… отношениях.
Геральт победил в себе настоятельное желание дать ему по морде. Пинетти, судя по всему, сумел это заметить.
– Pax, – поднял он руку. – Мир, Харлан. Оставим склоки. Обойдемся без дуэлей на подначках и намеках. Мы знаем, что Геральт недолюбливает нас, это слышно в каждом его слове. Знаем, почему так, знаем, сколь угнетающей для него оказалась история с Йеннифэр. И реакция сообщества на эту историю. Мы не сможем тут ничего изменить. Но Геральт профессионал, он сумеет быть выше личного.
– Сумеет, – ядовито признал Геральт. – Вопрос, захочет ли. Перейдем, наконец, к делам. Для чего я здесь?
– Ты нам нужен, – сухо сказал Тцара. – Именно ты.
– Именно я. Мне чувствовать себя польщенным? Или же начинать бояться?
– Ты славен, Геральт из Ривии, – сказал Пинетти. – Твои дела и подвиги всеобщее мнение действительно считает весьма впечатляющими и достойными восхищения. На наше восхищение, как ты сам понимаешь, особенно рассчитывать тебе не стоит, мы не так легко готовы оказывать почет, особенно кому-то вроде тебя. Но мы умеем признать профессионализм и уважаем опыт. Факты говорят сами за себя. Ты, рискнул бы я сказать, являешься выдающимся… хмм…
– Ну?
– Устранителем. – Пинетти нашел слово без труда, очевидно, заранее заготовил его. – Кем-то, кто устраняет угрожающих людям бестий и чудовищ.
Геральт не отозвался. Ждал.
– Аналогично и нашей целью, целью чародеев, является благополучие и безопасность людей. Следовательно, можно говорить про общие интересы. Случайные недоразумения не должны их заслонять. Недавно нам это дал понять хозяин сего замка, который слышал о тебе. И хотел бы познакомиться лично. Он прямо пожелал этого.
– Ортолан.
– Гроссмейстер Ортолан. И его ближайшие сотрудники. Ты будешь представлен. Позже. Служащий укажет тебе твои комнаты. Ты можешь освежиться после путешествия. Отдохнуть. И вскоре мы пришлем за тобой.
Геральт думал. Вспоминал все, что когда-либо слышал о гроссмейстере Ортолане. Являющемся, по всеобщему мнению, живой легендой.
Ортолан был живой легендой, личностью необычайных заслуг перед чернокнижным искусством.
Его навязчивой идеей была популяризация магии. В отличие от большинства чародеев, он считал, что выгоды и польза, проистекающие от сверхъестественных сил, должны быть общим достоянием и служить укреплению общего благополучия, комфорта и всеобщего счастья. Каждый человек, мечтал Ортолан, должен иметь гарантированный бесплатный доступ к магическим лекарствам и эликсирам. Чародейские амулеты, талисманы и другие артефакты должны быть распространены повсеместно и даром. Привилегией каждого гражданина должны стать телепатия, телекинез, телепортация и телекоммуникация. Чтобы этого достичь, Ортолан беспрерывно что-то изобретал. То есть – совершал открытия.
Некоторые оказались столь же легендарными, как и он сам.Действительность болезненно ударила по мечтаниям старого чародея. Ни одно из его изобретений, долженствующих сделать магию общедоступной и демократичной, так и не вышло из стадии прототипа. Все, что придумал Ортолан, и что по идее должно было быть простым, оказывалось ужасно сложным. То, что должно было стать массовым, оказывалось дьявольски дорогим. Ортолан, несмотря на это, не падал духом; неудачи, вместо того, чтобы выбить его из седла, побуждали к новым усилиям. Приводящим к очередным неудачам.
Подозревалось – самому Ортолану, разумеется, такая мысль никогда не приходила в голову, – что неудачи изобретателя своей причиной зачастую имели банальный саботаж. И дело здесь было не не только – и не столько – в обычной зависимости чародейского братства и в его нежелании открыть всем доступ к искусству, которое чародеи хотели бы видеть в руках элиты – то бишь, в своих. Больше опасались изобретений военного, убийственного характера. И опасались не зря. Порой у Ортолана случались периоды увлечения взрывчатыми и зажигательными материалами, бомбардами, бронированными каретами, самопалами, самобоями и отравляющими газами. Условием благополучия, доказывал старый маг, является всеобщий мир между народами, а мир достигается посредством вооружений. Наилучшим методом предотвращения войн является запугивание страшным оружием, и чем страшнее оружие, тем надежнее и продолжительнее мир. Поскольку аргументов Ортолан слушать не привык, в его исследовательский коллектив внедрили саботажников, которые и торпедировали пугающие изобретения. Почти ни одно из них так и не увидело воплощения. Исключением явился ославленный и высмеянный во множестве анекдотов шаромет. Это был вариант телекинетического арбалета с большим резервуаром для свинцовых шариков. Шаромет – согласно с названием – должен был метать эти шарики в цель, и причем целыми очередями. Как ни удивительно, прототип изобретения вышел за стены Риссберга и даже был испытан в какой-то стычке. С жалким, увы, результатом. Стрелок, пользовавшийся изобретением, на вопрос о боевой ценности шаромета якобы заявил, что шаромет ничем от его тещи не отличается. Тяжелый, некрасивый, совершенно бесполезный, никакого толка, просто взять и утопить в реке. Старый чародей не расстроился, когда до него донесли этот отзыв. Шаромет – это игрушка, будто бы сказал он, а у него на столе уже есть проекты куда серьезнее, способные к массовому поражению. Он, Ортолан, даст человечеству счастье и радость мира, даже если сперва придется половину человечества перебить.
Стену комнаты, куда его привели, покрывал огромный гобелен, шедевр ткацкого искусства, буколическая вердюра. Гобелен портил недостаточно тщательно застиранный потек, слегка напоминающий большого осьминога. Кто-то, прикинул ведьмак, совсем недавно обрыгал шедевр ткацкого искусства.
За стоящим в центре комнаты длинным столом сидели семеро.
– Магистр Ортолан, – Пинетти легко поклонился, – позволь тебе представить. Геральт из Ривии. Ведьмак.
То, как выглядел Ортолан, Геральта не удивило. Он все же считался старейшим из ныне живущих чародеев. Может быть, так оно и было, а может и нет, но фактом было то, что Ортолан оставался старше всех выглядящим чародеем. Удивительно, что не кто иной, а именно он изобрел знаменитый экстракт мандрагоры, эликсир, который чародеи использовали для замедления процесса старения. Сам Ортолан, когда, наконец, разработал безотказно действующую формулу волшебной жидкости, получил от нее не слишком много пользы, ибо уже тогда был достаточно древним. Эликсир предотвращал старение, но отнюдь не омолаживал. И поэтому Ортолан, хоть уже давно и принимал снадобье, все же выглядел как старый дед – особенно на фоне собратьев по магии: пожилых чародеев, выглядящих мужчинами в расцвете сил, и потертых жизнью чародеек, с виду молодых девушек. Брызжущие молодостью и красотой чародейки и чуть седоватые чародеи, настоящие даты рождения которых тонули во тьме истории, стерегли тайну эликсира Ортолана как зеницу ока, а порой даже прямо отрицали его существование. Ортолана же они держали в уверенности о том, что эликсир доступен повсеместно, благодаря чему человечество практически бессмертно и – следовательно – абсолютно счастливо.