Ведьмак. Сезон гроз

– Ты меня приманила… Как самца.

– Ты о чем?

– Ты меня приманила. Как насекомое. Фрезиево-абрикосово-магическими феромонами.

– Ты серьезно?

– Не злись. Пожалуйста, Коралл.

– Я не злюсь. Напротив. Подумав, должна признать, что ты прав. Да, это естественность, натурализм в чистом виде. Вот только совсем наоборот. Это ты меня приворожил и соблазнил. С первого взгляда. Исполнил передо мной брачный танец самца, очень натуралистично и анималистично. Подскакивал, топал, хвост распускал…

– Неправда.

– …хвост распускал и крыльями бил, словно тетерев. Кукарекал и квохтал…

– Не квохтал я.

– Квохтал.

– Нет.

– Да. Обними меня.

– Коралл?

– Что?

– Литта Нейд… Это ведь тоже не твое настоящее имя, правда?

– Мое настоящее было неудобно использовать.

– В смысле?

– А вот скажи быстро: Астрид Литтнейд Асгейр-рфиннбьёрнсдоттир.

– Понимаю.

– Сомневаюсь.

* * *

– Коралл?

– А?

– А Мозаик? Откуда ее прозвище?

– Знаешь, ведьмак, чего я не люблю? Вопросов о других женщинах. И уж особенно, когда спрашивающий как раз со мной в постели. И выпытывает, вместо того чтоб сосредоточиться на том, на чем сейчас лежит его ладонь. Ты бы не решился на что-то подобное в постели с Йеннифэр.

– А я не люблю, когда называют некоторые имена. Особенно в тот момент, когда…

– Мне перестать?

– Этого я не сказал.

Коралл поцеловала его в плечо.

– Когда она попала в школу, ее звали Аик, родового имени не помню. Мало того, что имя странное, так она еще страдала нехваткой пигмента кожи. Вся щека у нее была в светлых заплатках, это и впрямь выглядело как мозаика. Понятно, что ее вылечили сразу, уже после первого семестра, у чародейки не может быть никаких дефектов. Но прозвище, изначально злое, прилипло к ней. И быстро перестало быть злым. Она сама его полюбила. Но хватит о ней. Говори со мной и обо мне. Ну, давай.

– Что давай?

– Говори обо мне. О том, какая я. Красивая, правда? Ну, скажи!

– Красивая. Рыжая. И веснушчатая.

– Я не веснушчатая. Удалила все веснушки с помощью магии.

– Не все. О некоторых забыла. А я их углядел.

– Где это… А. Ну да. Правда. Ну значит, я веснушчатая. И какая я еще?

– Сладкая.

– Что?

– Сладкая. Как вафелька с медом.

– Издеваешься надо мной?

– Взгляни на меня. В мои глаза. Видишь в них хоть тень обмана?

– Нет. И это меня больше всего беспокоит.

* * *

– Присядь на край кровати.

– Зачем?

– Хочу тебя отблагодарить.

– Прости?

– За веснушки, которые ты углядел там, где углядел. За приложенные усилия и тщательные… исследования. Хочу ответить и отблагодарить. Можно?

– Конечно, без сомнения.

* * *

У виллы чародейки, как и почти у всех вилл в этой части города, имелась своя терраса, с которой открывался вид на море. Литта любила сидеть там и часами наблюдать за кораблями на рейде, для чего у нее была солидных размеров подзорная труба на штативе. Геральт скорее не разделял ее увлечения морем и тем, что по нему плавает, но любил составлять ей компанию на террасе. Садился близко, сразу за ней, лицом почти касаясь ее рыжих локонов, наслаждаясь запахом фрезии и абрикоса.

– Вон тот галеон, что бросает якорь, взгляни, – показывала Коралл. – На флаге синий крест, это «Гордость Цинтры», наверняка маршрутом на Ковир. А вон та когга – это «Алке» из Цидариса, скорее всего грузится кожами. А там «Тетида», здешний грузовой хольк, вместимость двести ластов – шесть тысяч бушелей по-сухопутному, каботажный, ходит между Кераком и Настрогом. А там, глянь, как раз входит на рейд новиградская шхуна, «Пандора Парви», прекрасный, прекрасный корабль. Взгляни в окуляр. Увидишь…

– Я и без подзорной трубы вижу. Я же мутант.

– А, действительно. Я забыла. О, а вон там галера, это «Фуксия», тридцать два весла, может взять на борт четыреста ластов груза. А тот стройный трехмачтовый галеон – это «Вертиго», пришел из Лан Эксетера. А дальше, с бордовым флагом, это реданийский галеон «Альбатрос», три мачты, сто двадцать футов от форштевня до ахтерштевня… А вон там, смотри, смотри, ставит паруса и выходит в море почтовый клипер, «Эхо», я знаю его капитана, он постоянный гость у Равенги, когда тут швартуется. А дальше, гляди, под всеми парусами идет галеон из Повисса…

Ведьмак отбросил волосы со спины Литты. Медленно, один за другим, расстегнул крючки, стянул платье с плеч чародейки. Затем полностью посвятил внимание и ладони паре галеонов под всеми парусами. Галеонов, равных которым не найти было на всех морских трассах, рейдах, в портах и реестрах адмиралтейств.

Литта не протестовала. И не отрывала глаз от окуляра трубы.

– Ты ведешь себя, – сказала она в какой-то момент, – как пятнадцатилетний подросток. Будто в первый раз их видишь.

– Для меня всегда первый раз, – сознался он неохотно. – А пятнадцатилетним подростком на самом деле побывать мне не довелось.

* * *

– Я родом из Скеллиге, – сказала она ему позже, уже в постели. – Море у меня в крови. И люблю его.

– Иногда я мечтаю, – продолжила она, поскольку он молчал, – выйти в море. Совсем одной. Поставить парус и выйти в море… Далеко-далеко, за горизонт. Чтобы вокруг только вода и небо. Чтобы обрызгала меня соленая пена волн, а ветер трепал волосы настоящей мужской лаской. А я одна, совершенно одна, бесконечно одна среди чуждой и враждебной мне стихии. Одиночество среди моря чуждости. Не мечтаешь о нем?

«Нет, не мечтаю, – подумал он. – Для меня это повседневность».

* * *

Пришел день летнего солнцестояния, а за ним магическая ночь, самая короткая в году, когда в лесах цвел папоротник, а девушки, натершись ужовником, танцевали на мокрых от росы полянах. Ночь, короткая, как мгновение ока. Ночь безумная и светлая от молний.

* * *

Наутро после солнцестояния он проснулся один. На кухне ждал завтрак. И не только завтрак.

– Добрый день, Мозаик. Отличная погода, правда? А где Литта?

– У тебя сегодня выходной, – ответила она, не глядя на него. – Моя несравненная наставница сегодня вся в работе. Допоздна. За то время, что она посвятила… удовольствиям, накопилось множество пациенток.

– Пациенток.

– Она лечит бесплодие. И другие женские болезни. Ты не знал? Ну вот теперь знаешь. Хорошего дня.

– Обожди, не уходи пока. Я бы хотел…

– Не знаю, чего ты бы хотел, – прервала она. – Но это наверняка плохая идея. Лучше, чтобы ты со мной совсем не разговаривал. Сделал вид, что меня вообще не существует.