Ведьмина яма

Тень начала приближаться, увеличиваясь в размерах, и Тоня почувствовала исходящий от неё смрад. Зажмурившись, девушка завопила во весь голос и сползла вниз по стене, прикрывая голову руками.

– Венчаться вам надо, – сердито проскрежетал голос прямо в ухо.

– Эй, ты чего так орёшь? – дверь распахнулась, впустив в душевую свет от уличной лампочки и звонко лающую на все стороны дворняжку. Заглянув внутрь, Алексей Петрович прищурился и сразу же отвернулся, прикрыв дверь наполовину. – Тьфу ты, Господи, прости… Напугала меня. Лягушку увидала что ли? Так их тут полно…

– Здесь женщина была. Старуха… – всхлипнула Тоня, выбравшись из угла и наспех натянув на себя футболку и мужские шорты, которые, как ни странно, пришлись ей впору.

– Вона оно как… – присвистнул старик. – Сказала чего али просто примерещилась?

– Про венчание что-то. Вы простите, я не хотела вас напугать. Сама так испугалась…

– Да что ж ты всё время извиняешься-то, будто перед всеми в этой жизни виновата? Выходь уже оттудова, горе луковое. А я Полкана уведу, а то ты и его всполошила. Теперича всю ночь выть будет…

Глава 4

– Раньше на берегу, где пастбища нынче фермерские, деревня стояла дворов на полсотни, а тута недалече заимка была на три хаты. В войну-то деревню сожгли до последнего сарая, а заимка осталася… – Алексей Петрович прикрыл глаза и замолчал, будто задремал на минутку, а потом тряхнул головой и снова взялся за инструменты. Кусок дерева в его руках пока казался бесформенным, но, судя по резным деталям, украшающим фасад хозяйского дома, мастером старик был отменным. – Об чём это я? А, ну да… Да… Это всё ещё раньше приключилося, до войны ещё и до того, как я на свет появился. Вера в Господа тогда серьёзной бедой обернуться могла. Большевики против церковников поднялись, церкви рушили, священников налево и направо штрафовали или в лагеря ссылали, погосты уничтожали… У нас своей церкви-то в деревне не было, а батюшка был. После того, как в Ольховке храм под амбар определили, он сюда перебрался. Исповедовал, отпевал, дитё мог окрестить, ежели надобно… По мелочи, в общем, чтобы власть не нервировать да судьбу не искушать. А Настасья тогда первой красавицей была на деревне. Мать сказывала, что за девкой этой такой ухажёр городской ухлёстывал, что ежели б захотела, всю жизнь бы как сыр в масле каталася. А она не захотела. Любовь у неё была с пареньком местным. В ЗАГС идти не решались, потому как ухажёр тот самый городской большим человеком был – побоялись, что как узнает, ради кого Настасья ему отказала, так сразу парня со свету и сживёт, чтобы своего добиться. Так и жили – по тёмным углам да по сараям прячась от глаз посторонних. Уехать отсюда хотели, да не успели – у парня того мать слегла, а он единственный сын, и ухаживать за несчастной больше некому было. А Настасья сиротой росла, у бабки своей двоюродной жила. Бабка та дюже набожная была, всё девку пилила, что невенчанная с мужиком любуется. Дескать, бумажка из ЗАГСа – это пустой звук, можно и без неё обойтись, но обвенчаться надобно непременно. И батюшку подговорила, чтобы он тайное венчание провёл. Это сейчас в церкви просто откажут, если штампа в паспорте нет. Не будут венчать, и всё тут. А тогда времена какие были? Вроде только вот недавно браки в церквах регистрировались при венчании, а потом у церкви это право отняли да ЗАГСам отдали. И венчаться вроде как необязательно стало. А ежели вперёд получения бумажки с печатью венчание проведёшь – всё, преступник. В лагерях и за меньшее люди страдали. В общем, обвенчал их батюшка по-тихому, без свидетелей. Бабка только Настасьина при этом присутствовала. Кто проболтался, неизвестно, да только вскоре после того всех четверых отвели в лесок и расстреляли.

– За что?! – Тоня слушала старика, открыв рот от изумления. – Вы же сказали, что штраф или концлагерь…

– Так кто ж их знает-то? Без суда и следствия объявили врагами народа и всё. Дело-то личное было. Самоуправство скорее всего, да кто ж разбираться-то полезет? Своя шкура дороже. И хахель городской лично на безобразии этом командовал, так что там понятно было, откуда ветер дует. Никто связываться не захотел. Настасья перед смертью прокляла его. Сказала, что век ему и его потомкам во грехе жить. А ежели кто из его рода венчаться надумает, так сразу и помрёт. Ну вот с тех пор она в лесах наших и хозяйничает. До войны детей заплутавших и животину пропавшую домой выводила, потом, сказывали, партизанам помогала… Я сам-то прямо перед войной родился. Отец погиб, а мать со мной сюда на заимку сбёгла. А потом деревня сгорела. Вместе с немцами. Кто говорит – партизаны сожгли, кто Настасье заслугу эту приписывает, но хаты погорели, а на лес огонь не перекинулся. Мать говорила, что Настасья так и будет к этому лесу привязана, пока не истечёт век проклятия, которым она своего душегуба наказала. Грех это – людей проклинать, вот и не принимает её душу Господь.

– Кошмар какой… – Тоня поёжилась, кутая плечи во влажное полотенце. – А бабка, которая мне привиделась? Она тоже тут призраком бродит теперь?

– А про бабку я не слыхивал больше ничего. Не знаю, почему она тебе явилась. Ты сама-то замужем?

– Да.

– Хм… А чего кольцо не носишь?

– Да мы без колец расписывались. И без свадьбы. Просто пришли в назначенный день, подписи в книге поставили и всё.

– А чего так не по-людски? Денег не было?

– Деньги-то были, – вздохнула Тоня. – Просто Женька у меня своеобразный… И, кстати, мы и правда невенчанные. Компромисс у нас. Я хотела красивую свадьбу и венчание, а он хотел, чтобы я его фамилию взяла. Так и живём – оба с неисполненными желаниями. Думаете, призрак бабки Настасьиной мне поэтому явился?

– Не думаю я ничего, потому как впервой о таком слышу. А венчание нонче так… Баловство. Венчаются, разводятся, каются, снова венчаются… Времена другие, нет в этом сути той, что раньше была.

– Дядь Лёш, а яма та, где меня пастух нашёл, почему Ведьминой зовётся?

– Так потому, что нет её. Тела-то тогда в овраге захоронили, как и было приказано, а потом это место будто исчезло. Вместо оврага – поляны черничные, и деревья даже по-другому стоят. Просто в один день всё пропало. Мать-то парня того несчастного потом, когда поправилась, уверяла, что всё есть, что она регулярно на могилку к сыну ходит. А как не одна пойдёт – и найти не может. За чокнутую её считали. А позже люди начали замечать, что в лесу что-то изменилось. Спокойный стал лес. Волки ушли, хотя до этого спасу от них не было. Грибов-ягод больше стало. Потом и яму эту видеть начали изредка, да только всем по-разному она показывалась. Вот ты как её видала?

– Сначала крутой склон вроде обрыва, а внизу болото жидкое. А потом болото в землю ушло, и склон не такой крутой стал, и мох мягкий вместо грязи появился… И ноги потом босые, голос… Бр-р-р… Поверить не могу, что всё это на самом деле было.

– А Назарыч по-другому видел. Он пацаном в капкан угодил, до сих пор на одну ногу прихрамывает малёхо. От боли сознания лишился. Придёт в себя, постонет, попьёт водички из ключа, возле которого упал, и снова в беспамятство проваливается. Его в яме возле родника нашли на следующий день. Охотника лисица хромая к тому месту заманила. Охотник ружьё скинул, Руслана из капкана высвободил и из ямы наверх вынес. На пару минут отвернулся, и всё – ни ямы, ни ружья. И призрак Настасьи видали в лесу не раз, потому и сложили всё воедино. Ежели призрак и морочит – значит ведьма. Так и получилась Ведьмина яма.

– А вы её видели?

– И я видал… – Алексей Петрович положил на стол стамеску и вытянул вперёд правую руку, демонстрируя Тоне уродливый шрам. – Во! Если бы не Настасья, я бы сейчас с тобой не разговаривал.

– А вам как она показалась?

– А не скажу! – усмехнулся старик, снова принимаясь за работу. – Я тут болтаю, болтаю… Теперь твоя очередь рассказывать.

– Да нечего мне рассказывать, – пожала плечами Тоня, расчёсывая подсохшие волосы резным деревянным гребнем, который презентовал ей радушный хозяин.

– А ты с самого начала начни. Глядишь, и на кое-какие свои вопросы ответы найдёшь.

– Ну ладно. А чай у вас есть?

– А чего ж ему не быть-то? Сейчас всё будет.

Пока девушка собиралась с мыслями, думая, с чего начать свой рассказ, со стола постепенно исчезали инструменты, уступая место чашкам, сахарнице, вазочке с конфетами и пузатому заварочному чайнику. За окном хрипло завывал Полкан, а из-под лавки в такт ему поскуливала Маська.

– Господи, да что ж он так воет-то душераздирающе? – Тоня закатила глаза и потёрла виски в попытке унять начавшуюся после испуга головную боль.

– Шутиха под ним рванула, когда щенком был, вот и воет теперь всякий раз, когда переполошится. Тут же не каждый день бабы в душе орут, он и разнервничался, бедолага. Сахар сама клади, сколько надо, – Алексей Петрович налил чай в обе чашки и сел обратно на своё место у окна, подперев щёки кулаками. – Ну, рассказывай, какими ветрами тебя в наши края занесло.

– Да уж, занесло так занесло… – тяжело вздохнула Тоня. – Тут недалеко от Гусево дом отдыха есть. Мы с сестрой туда вместе поехать должны были, но так получилось, что я поехала одна, а она на следующий день приехать пообещала. Меня два охранника сопровождали… Убить меня хотели, дядь Лёш. Не знаю, за что, но думаю, что из-за наследства, которое я год назад получила. Я вообще не знала, что у меня отец есть. Думала, что умер он давно. И что сестра есть, тоже не знала. Она очень разозлилась из-за завещания его. Ей-то папа только машину и квартиру однокомнатную оставил, а мне весь бизнес со счетами кругленькими и дом огромный. Виноватым что ли себя передо мной чувствовал за то, что без внимания оставил… Не знаю. Я в её пользу отказ написать хотела, но муж отговорил. У нас ведь и кредит большой был, и работа не особо прибыльная, а тут счастье такое неожиданное… Вера в отцовской компании юристом работает. И тогда работала. Сначала в штыки всё воспринимала, но потом вроде как оттаяла, помогать нам с Женей начала в делах разобраться. Потом поездку эту совместную предложила, подсказала, как правильно на Женьку доверенность оформить, чтобы он в моё отсутствие мог все дела вести. А я, наверное, не нужна стала…

– М-да… А думаешь на кого? На сестру или на мужа?

– На обоих, дядь Лёш. Хочу разобраться, кто затеял это всё, но страшно. Знаете… Когда Гоша, один из охраны моей, решил через лес путь срезать, я ведь даже не почувствовала, что что-то не так. И когда остановились посреди лесной дороги, тоже. Подышать вышла. А потом вдруг неожиданно такой страх накатил… Попятилась от машины, а они за мной. И глаза у обоих злые такие сделались… Я и рванула через лес, не разбирая дороги. Упала в яму эту. А они решили, что я в болоте захлебнулась, и ушли. А потом пастух, который меня нашёл, сказал, что они разбились. С моста в реку слетели на камни. А меня ищут теперь. Ну вот как-то так.