Ведьмино семя

— Тебе запрещается испытывать оргазм от кого-либо, кроме меня. Проклятие сильное Ева. Я, деймон, а значит, ты полностью в моей власти.

У нее отвисла челюсть. Она на секунду другую потеряла дар речи от его жестокости. Пытаясь понять, как так? Он специально довел ее до грани сексуального возбуждения своими большими пальцами и снова кинул!? Кинул! А точнее наказал!

Он склонил голову, молча предупреждая ее, не перечить ему. Выражение немого ужаса на ее лице удовлетворило его. Он садист! Ему нравится мучать ведьм!? У нее все мысли были написаны прямо на лице. Потому что она не могла даже пошевелится шокированная его поступком. Его действиями и карой.

— Пошли, я выведу тебя наверх. Думаю, больше нет нужды в этом помещении.

Повернувшись к ней спиной, Арнольд вышел из комнаты, не обращая внимания на то, как она замедленно собирает свои тряпки. Как нервно дрожит от переизбытка чувств, неудовлетворенности, ненависти. Дело сделано. Она никуда от него не денется. И не навредит себе, больше, чем он ей сам.

Ева не проронила ни единого слова, пока они шли в темноте подвальных помещений. Словно ей нечего было сказать или реагировать. Арнольд оставил ее одну, а сам пошел в комнату и запер дверь.

Никогда он так не распалял ведьму и не оставлял ее. Всё оказалось далеко не весело, не смешно и совершенно неприятно. Он уже сам себя за это ненавидел. Стянув брюки, он взглянул на покрасневший пульсирующий член… снова начал резкими движениями поглаживать его, проводя по вздутым венам и опухшей, ноющей головке. Все закончилось быстро. В голове легко всплывали картинки, как она сосала, как насаживалась на пальцы… он исступлённо кончил. Сердце отстукивало неровный ритм. Арнольд откинул назад голову и сжал зубы, чтобы сдержать, рвущийся наружу хрип.

Что ж, несмотря на то, что это оказалось крайне мучительно, оно было и необходимо. Он собирался сделать вид, будто между ними ничего не произошло. Ему все равно. А еще он надеялся, что Ева будет теперь послушной, ведомая желанием, неудовлетворенностью и ядом. Он не мог не думать о том, что если ему придется наказывать ее еще раз… прикасаться к ней… он не сдержится. Широко раздвинув ее ноги, он глубоко войдет в нее и затрахает до потери пульса.

Проклиная все на свете, он упал на кровать, стараясь не думать о ней, но мысли так полнились женскими образами. Он зажмурился. Много лет назад его отец также поступил с его матерью. Наложил заклятие страсти и воздержания на черную ведьму. Она могла кончать только с ним. Мать нашла способ мести. Омерзительный, во всех смыслах. Он почти ненавидел себя и ее за это. Никогда не думал, что самому придется использовать его.

Он не услышал, как закрылась тяжелая входная дверь, не обнаружил, как Ева покинула его дом. Слишком он был уверен в себе и в том, что она будет притянута назад мощной, чрезвычайно темной магией. Слишком понадеялся на волшебство.

Но когда это случилось, он некоторое время смотрел в темноту ночи, затем на первые всполохи рассвета и размышлял о саморазрушительной природе ведьм. В конце концов, оно может и к лучшему. Утром он набрал номер телефона напарника и когда сонный голос Доминика прохрипел в трубку:

— Что бы ты помер. Утро после шабаша! Где тебя носило столько времени?

Арнольд улыбнулся. Приятно было вновь услышать дружеский голос.

— И тебе доброго. Работал весь. Кажется, я нашел идеальную наживку для нашего дела. Доказательства, почти все есть, осталось поймать эту суку с поличным.

— Ты нашел свидетеля?

Арнольд нахмурился, едва прикрыв от внутреннего сожаления глаза.

— Нашел. Он пока в себе и даст показания. Но потом… — он замолчал, вспоминая доброе личико Евы и ее прекрасное, такое желанное тело. — Есть покупатель пиразина, и этой не я. На нее клюнут. Работаем, бро. «Долг и честь сначала, слава и горечь о павших потом».

Он произнес клятву полицейской Академии. Когда-то он верил в нее. Верил в то, что мир можно если не спасти, то хотя бы привести к равновесию. Теперь это были пустые торжественные слова. Больше он не верил в баланс, в равновесие, в сказки о добре и зле. Арнольд верил только в войну, где пленных не берут и жалости не проявляют ни к чужим, ни к своим. Ева разменная пешка в его войне. Он пожертвует ею с тем же сожалением, с каким опытный игрок жертвует и рискует фигурами, в надежде поставить шах и мат чужому королю.

Только не ясно одно, почему тогда он чувствует себя при этом, так мерзопакостно и хреново, словно он последний подлец.

Глава 21

Первые несколько дней Ева отсыпалась и пила ведрами настойки. Травы с магическим успокаивающим действием раньше помогали. В этот раз, все было иначе. Сильное заговоренное снотворное дарило немного отдыха сгорающему от сластолюбия тела. Но когда Ева бодрствовала, жизнь превращалась в зудящую муку страсти. Она ошибалась, то был не ад…

Спустя неделю началось то, что она приняла за отравление. Ее ломало и крутило, рвало и лишало сил. Тело поднимало температуру и опускало. Сердце от нагрузок билось через раз, давление прыгало, а она не могла ни есть, ни спать. Мысли приходили в голову только спустя несколько часов. Они расплывались акварельными кляксами на фоне мыслительного торможения.

Она обратилась в больницу, прошла обследование. Ничего ни утешительного, ни действенного врачи не предложили. Что с ней они не смогли объяснить. Предложили остаться в больнице, но мрачная Ева уже знала ответ.

Она умирает.

Как и сказал ведьмак. Будь он не ладен и проклят стократ окаянный. Какой нужно быть алчной нечестью, чтобы накладывать заклятие страсти. Отчего лучше сдохнуть? От того, что творит в организме грязный яд или от унижения, после того, как она приползет к Арнольду? Она будет смиряться, изнывать от желания, томиться похотью, но выбирает первое.

Звонок раздался после обеда и Ева не узнала голос позвонившего.

— Крошка, как поживаешь? — спросил тот, как ни в чем не бывало. — Ты так резко уехала с озера. Я начал думать, что ты в обиде на нас, дорогая.

В голове, у Евы, борющейся с очередным позывом к рвоте и слабостью, не проскочило ни единой мысли. Не возникло порыва послать еще одну сволочь в ее жизни куда подальше, съязвить или повесить трубку. Какой смысл говорить с тем, кто убил тебя?

Она не двигалась и ничего не отвечала.

— Ауу? Ты еще там, — спросил вампир. — Честно говоря, я думал, ты будешь скучать без меня и Ирэн. Хочешь добавки? Разве мы не повеселились в душевой? Ой! Ты была невероятной! Я скучаю по тебе. Не хочешь встретиться с нами снова?