Ведьмины круги (сборник)

– Я не сумею, – засомневался я.

– А говоришь: перевоплотись, перевоплотись… Мне подыграть надо. И у тебя все получится. Ты будешь Гамлетом. Я – Офелией. У нее были длинные, как у русалки, волосы. – Люся взъерошила ежик волос на голове и сказала: – Погоди еще минуту, а пока почитай эту сцену.

Она нашла нужную страницу и убежала наверх. Я успел прочесть свое задание два раза. Тут появилась она, словно принцесса, – в подвенечном платье. Фату подвернула шапочкой. Щеки у нее горели, и глаза горели, она сложила руки под грудью, ресницы опустила, как пай-девочка, и спросила шелестящим голосом:

– Принц, были ль вы здоровы это время? [1]

– Благодарю: вполне, вполне, вполне, – прочел я за Гамлета.

– Принц, у меня от вас есть подношенья. – Она поджала губы. – Я вам давно хотела их вернуть. Возьмите их. – Она протянула ко мне тонкую дрожащую руку ладонью вверх.

– Да полно, вы ошиблись. Я в жизни ничего вам не дарил, – отозвался я.

1

Курсивом выделен текст трагедии У. Шекспира «Гамлет, принц Датский» в переводе Б. Пастернака. – Ред.

– Дарили, принц, вы знаете прекрасно, – произнесла она обиженно. – С придачей слов, которых нежный смысл удваивал значение подарков. Назад возьмите ставший лишним дар. – Она подошла к столу и будто бы положила на край Гамлетовы подарки. Наверное, это были бусы или брошка какая-то. – Порядочные девушки не ценят, когда им дарят, а потом изменят. Пожалуйста…

Когда я сам читал сцену, то думал, что это «пожалуйста» сопровождает просьбу принять назад безделушки, то есть – возьмите, пожалуйста, назад ваши подарки. Но меня изумило это слово в устах Люси. Этим «пожалуйста» действительно сопровождалась просьба, но совсем другая: не оставлять ее, не забирать назад безделушки – ведь это дар любви! – не мучить ее, такую глупенькую и несчастную! Я был поражен, что одному слову можно придать совсем разный смысл, почти противоположный.

Если бы я был Гамлетом!!! Но он и не собирался приласкать Офелию или успокоить. Он ее не понимал и разлюбил. А следующей репликой он собирался ее морально уничтожить. Очень меня разозлил Шекспир, я даже замешкался, прежде чем произнести это явное оскорбление.

– Ах, так вы порядочная девушка?

– Милорд! – воскликнула Офелия со слезами на глазах.

– И вы хороши собой? – взревел я, почти ненавидя Гамлета.

– Что разумеет ваша милость? – испугалась моя бедная Офелия.

Я понял, что она сейчас заплачет.

– То, что, если вы порядочная и хороши собой, вашей порядочности нечего делать с вашей красотой.

– Разве для красоты не лучшая спутница порядочность? – беспомощно спросила она, и беззвучная слеза покатилась по щеке.

– О, конечно! И скорей красота стащит порядочность в омут, нежели порядочность исправит красоту. Прежде это считалось парадоксом, а теперь доказано, – изрек я учительским тоном своей матери, а затем попытался придать голосу оттенок мечтательности: – Я вас любил когда-то.

– Действительно, принц, мне верилось… – отозвалась она с надеждой, почти неслышно.

И так далее, и так далее… Как мне понравилась эта игра! Я был просто в восторге! Дочитав сцену, я попросил начать новую.

– У Гамлета есть лжедрузья – Гильденстерн и Розенкранц. Большие подлецы. С ними Гамлет ведет замечательный разговор про флейту. Правда, хорошо бы тебе знать текст заранее, подумать над ним.

– Я еще подумаю. А сейчас давай про флейту, – потребовал я.

Она сделала кое-какие режиссерские указания, и мы исполнили сцену со лжедрузьями. Ими был я, а Люся – Гамлетом. Потом читали сцену с покойным отцом Гамлета, ставшим призраком. После этого мы выдохлись и захотели есть.

– Будем еще играть «Гамлета»?

– Если хочешь, – пообещала Люся. – А пока возьми книжку и прочти, ладно? – И вдруг забеспокоилась: – Родители вернутся, а я в таком виде!

– Подумаешь…

– Неловко как-то.

Она побежала переодеваться, а мне велела поставить чайник и готовить бутерброды. Когда она вернулась, я снова стал приставать к ней с «Гамлетом»:

– Так почему ты считаешь, что Офелия не любит Гамлета? Я этого что-то не заметил.

– Да любит она. Только по-детски. Я же сказала: она хорошая девочка, правильная, правдивая, послушная. Очень нежная. Идеальная. Таким не место в грубой жизни. Она как цветок. С ней неосторожно обращались и сломали ее.

– Как сломали?

– Прочтешь сам. Она свихнулась в конце. А в самом-самом конце – утонула.

Мы замолчали, думая каждый о своем. И вдруг она говорит:

– Сейчас пойдет дождь.

– Не пойдет, – возразил я.

Чайник закипел, и пока Люся разливала чай, я услышал по подоконнику: тук-тук.

– А ты не верил! – торжествующе сказала она.

Мы дождались родителей, посидели немного все вместе и разошлись. Звук дождинок по моему подоконнику был совсем другой, чем в гостиной. Какой-то тупой и безвольный: пып-пып!

Дождь все шел и шел, съедая мартовский снег. Я отодвинул занавеску на окне. Люся еще не спала. Свет из ее окна падал на яблони, и темные их ветви были усеяны дрожащими сверкающими каплями. Я зажег лампу над кроватью, улегся и открыл книгу.

«Кто здесь?» – спросил незнакомец в плаще.

«Нет, сам ты кто, сначала отвечай», – откликнулся дозорный на площадке перед замком датских королей – Эльсинором.

«Да здравствует король!» – звонко произнес пароль незнакомец, и дозорный узнал его.

Глава 4 СТАРЫЙ СУНДУК

«Несчастье за несчастием, Лаэрт! Офелия, бедняжка, утонула».

«Как – утонула? Где? Не может быть!»

«Над речкой ива свесила седую листву в поток. <…> Ей травами увить хотелось иву, взялась за сук, а они подломись, и как была, с копной цветных трофеев, она в поток обрушилась. Сперва ее держало платье, раздуваясь, и, как русалку, поверху несло…»

Мне кажется, специально я не учил наизусть «Гамлета». Если только в первые дни после вечера при свечах. Мне хотелось поразить Люсю знанием текста. А потом я просто читал пьесу, много раз читал, потому что она мне нравилась, и слова ее входили в меня так естественно, словно я уже когда-то знал их, а теперь только вспоминал.