Ведьмочка для ректора Боевой Академии

– Сильная радость, закружилась в танце, – повторил ректор задумчиво и лоб его прорезала тонкая вертикальная морщинка:

– А потом, что было после вашего танца, вы помните?

И я, после этих-то его слов, схватилась за живот. И это вспомнила!

– Сильно зажгло в животе, так жарко стало. И все. Потом ничего не помню, – закончила я уныло.

– Вот оно что! – Сандр Огненный бросился к столу и прямо вот кулаком как стукнет. Стол отозвался гулом, а ректор затряс кулаком, покрытым каким-то белым налетом.

Потом чуть не бегом кинулся вон из спальни. Ну, я тоже не стала больше сидеть у стенки-то. Поднялась потихонечку и с любопытством, быстро -быстро, огляделась.

Небольшая такая комната, в которой только стол, кресло да кровать, покрытая тяжелым, сразу видно, покрывалом. И горящий камин. Красиво, конечно. Но моя печка все равно лучше!

А вот ковер. Ойй, какой же ковер у ректора-то. Это ж чистое удовольствие, а не ковер. И мягкий, и пушистый. В общем, не чета нашим половичкам.

Не успела я толком оглядеться, как ректор, с полыхающими зеленью глазами, влетел в спальню.

В руках он держал покрытую паутиной маленькую книжицу.

Нетерпеливо рукавом одеяния своего, слава Светлой матери, завязанного, быстро стер паутину.

Бухнулся в кресло и уткнулся в эту книжицу.

Я мигом вернулась к стене и устроилась на пушистом ректорском ковре. Сидеть пришлось недолго. Сандр Огненный вдруг оторвался от книжки и схватился за голову.

Светлая мать… Что это с ним-то? Может, помощь какая нужна?

Я вскочила и бросилась к ректору:

– Голова болит? Ой, наверное, нервное, да? У меня настойка есть, талии взволнованной, ну очень успокаивает. И боль головную как рукой снимает.

Ректор скорее руки-то опустил и посмотрел на меня почему-то без особой радости:

– Благодарю покорно, Ведяна Маленская. Заболит тут с вами, – он запнулся и вдруг встал.

– Садитесь, адептка, – и показал на кресло.

А меня опять в жар кинуло. Но села, чего ж отказываться-то, когда сам ректор предлагает.

– Так-то лучше. Сидите и слушайте. Вот здесь, – он потряс явно древней книжицей, чем-то очень похожей на наш родовой гримуар, – я узнал нечто весьма интересное.

Я сложила руки на коленях и приготовилась слушать. Только вот по лицу ректора не было заметно, что эта книжица его порадовала. Как-то он посмурнел даже.

– Вы, возможно, знаете, что в некоторых ведьминских родах до сих пор сохранилась способность к магии.

Я кивнула. Я-то знала, мне и гримуар вон подтвердил. А ему-то знать откуда? Но одернула себя. Ректор же. Учился вон сколько, наверное.

– А знаете ли вы, что бывает, когда у ведьмочки начинается пробуждаться источник?

Я опять кивнула. Знаю. Мне Рыська все три пункта зачитал из гримуара-то моего. И даже то, что мелко-мелко написано было.

Мелко написано…

Я ахнула.

Глава 19

– Что с вами опять? – вдруг недовольно спросил ректор и даже сделал ко мне шаг. И глаза его…Ой, ну не буду я смотреть ему в глаза.

Потупилась, но вряд ли смогла скрыть сразу заалевшие щеки.

Это я от радости, конечно. Люблю, когда что-то вот было непонятно, а потом - нате вам. Будто узелочки связываются, и сразу понимаешь, в чем дело-то.

Ведь в гримуаре моем мелко-мелко было написано про всякие штуки, которые могут случаться с ведьмочками-то.

Вот одна со мной и случилась.

Точно!

Рыська же про дары там что-то читал. Дары...

– Вспомнила!! – подскочила я.

Ректор вздрогнул и сделал шаг назад. Ну, да. Такая я вот ведьмочка, эмоциональная. И право на то имею! Это ж побочный эффект пробуждающегося источника, в гримуаре так и было сказано-то.

– Я знаю, как я сюда попала! –

что-то внутри будто щелкнула и в меня будто черт вселился. И стоять на месте я уже не могла. Конечно, сдерживала себя, старалась. Но это было сильнее меня-то. Опять хотелось кружиться и даже петь.

Ойй… Вот этого точно не надо. Нет, петь я люблю, так-то. Голос у меня сильный, можно даже сказать, красивый голос.

Да вот только слухом беда.

Бывало, когда я под настроение начинала петь, бабуля затыкала уши и очень по-доброму просила выйти из домика.

А я что? Не нравилось, конечно, но уходила. Голос мой как-то неправильно влиял на зелья, что у бабули вечно или варились, или настаивались.

Эх, вот на огородике-то я и распевала во весь голос. Все соседские собаки сразу замолкали, а потом принимались мне вторить.

И даже из лесу, волки-то матерые, откликались.

В общем, нравилось им. И мне.

В конце-концов бабуля заказала у заезжего мага специальный артефакт, от шума.

Дорогая штука оказалась, а что делать?

Селяне стали жаловаться, что после пения моего и молоко скисает, и коровы-то плохо доятся. Вот и пришлось бабуле разориться. С тех пор пела я только тогда, когда артефакт работал. Редко, стало быть. Потому как его заряжать, оказалось, надо. Тоже дороговато.

А сейчас вот душенька что-то разошлась, прямо удержу нету.

Но я держалась. Из последних сил, но держалась.

Сдерживала рвущуюся из самых глубин-то песню. Можно сказать, на хвост себе наступила.

Просто стала кружиться, опять кружиться, молча, да.

Сандр Огненный сначала оторопел, но потом глаза его вдруг потемнели и он опять сделал шаг мне навстречу. Точно, сделал. Я видела, вот честное слово, видела!

– Парный танец, господин ректор? – крикнула я, смеясь и радостно кружась. Вот это я зря сказала. Потому что ректор сразу замер и нахмурился, сжав кулаки.

– Ну, не хотите - как хотите, – весело рассмеялась я. – Мне и одной неплохо.

Ойй..

Да я опять как пьяная становлюсь. Что я несу, что?!

Кому я это говорю?