Ведун Сар

— Так что тебе рассказал Модест? — резко обернулся Авит к Арапсию, стоящему у окна. Императору уже перевалило за семьдесят. Возраст почтенный, с какой стороны ни посмотри. Но он по-прежнему был худ, подтянут и стремителен в движениях. Если бы не глубокие морщины на лице, никто не дал бы этому энергичному человеку более пятидесяти лет.

— Бывший комит клянется, что действовал он не по собственному почину, а по совету Викентия, легата, посланного епископом Львом в Испанию и далее в Вандалию для возрождения истинной веры в краях, подвергшихся языческому нашествию. Якобы отравитель Первика был допущен к императору Майорину по записке, написанной рукой Викентия. Правда, сам легат утверждал, что он записки не писал. Более того, он намекнул Модесту, что организатором убийства божественного Майорина является не кто иной, как комит агентов Орест.

Дидий, присутствовавший при этом разговоре, испуганно охнул и тут же прикрыл рот ладошкой под строгим взглядом императора.

— А ты что думаешь по этому поводу, Арапсий? — спросил Авит у расторопного чиновника.

— Мне эта версия не кажется правдоподобной, учитывая последствия той чудовищной глупости, которую совершил Модест. Мы знаем, кто воспользовался ситуацией, взял Картахену и сжег римский флот. Думаю, Первика был подослан к божественному Майорину Ратмиром. Это дукс в союзе с рексами вандалов и франков разгромил сначала готов Тудора, а потом овладел Картахеной.

— А Викентий?

— Легат предатель, в этом у меня нет никаких сомнений.

— А Орест?

— Никаких доказательств вины комита агентов у меня нет, — развел руками корректор.

— Зато у меня есть, — криво усмехнулся Авит и бросил при этом мрачный взгляд на Дидия. — Это заговор, Арапсий, и я не успокоюсь до тех пор, пока не выведу всех его участников на чистую воду.

Из императорского дворца встревоженный Дидий отправился к префекту Афранию. Комит финансов слишком долго отсутствовал в Риме, чтобы судить о событиях минувших, а главное, о тех, которым еще предстояло свершиться волею императора Авита, потрясенного смертью своего зятя и соправителя. Сиятельный Афраний нежился в бассейне с теплой водой с таким видом, словно впереди у него была целая вечность. Дидий же полагал, что вопрос жизни и смерти может решиться в ближайшие несколько дней. О чем он и заявил с порога старому приятелю. Взволнованный вид комита финансов произвел на префекта некоторое впечатление, и он соизволил наконец выбраться из бассейна. Пока рабы растирали белоснежным полотном худое тело Афрания, Дидий буквально места себе не находил. Волнение сыграло с комитом злую шутку, он случайно наступил в след, оставленный на мраморном полу мокрой ступней префекта, поскользнулся и рухнул в бассейн, подняв тучу брызг. Все произошло столь быстро и неожиданно, что Дидий едва не захлебнулся в воде, и только расторопность рабов спасла его от верной смерти. Комита финансов с огромным трудом извлекли из бассейна и разложили на скамье рядом с задыхающимся от смеха Афранием.

— Как видишь, вопрос жизни и смерти порой решается без участия императоров, — сказал, отсмеявшись, префект Рима.

Дидий, потрясенный близостью нечаянной гибели, только мычал в ответ. В себя он окончательно пришел только за столом, куда его отнесли на руках слуги сиятельного Афрания. Осушив кубок, наполненный живительной влагой, комит финансов обрел наконец утерянную способность связной речи.

— Падре Викентий сговорился с дуксом Ратмиром — это они отравили божественного Майорина.

— А я слышал, что соправитель Авита умер от несварения желудка, — усмехнулся Афраний. — Между нами, я бы этому нисколько не удивился. Майорин всегда славился неразборчивостью в пище. А его пристрастие к устрицам вообще превосходило все разумные пределы. Случайность играет в нашей жизни куда большую роль, чем это принято считать, Дидий. К сожалению, люди склонны искать преступление там, где его не было. Если бы ты сегодня утонул в моем бассейне, завтра весь Рим заговорил бы о чудовище по имени Афраний. Шутка сказать, префект задушил, а потом утопил своего самого близкого друга!

— Сожженный римский флот — это тоже случайность? — ехидно спросил Дидий.

— Это закономерность, друг мой, — вздохнул Афраний. — Когда выскочки мнят себя великими императорами и грезят о завоевании мира, то дело обычно заканчивается конфузом. У рекса Яна в городе было достаточно соглядатаев, и он просто воспользовался удобным моментом, чтобы посчитаться с римлянами. Ты мне лучше скажи, Дидий, с чего это божественному Льву пришло в голову назначить глупца Василиска командующим византийским флотом? Неужели в Константинополе не нашлось более даровитого полководца? Это что, случайность или еще одна закономерность?

Смущенный Дидий вынужден был рассказать старому другу о своей роли во всей этой неприглядной истории. Впрочем, комит финансов не сомневался, что действовал в интересах Рима и не его вина, что божественному Авиту не удастся воспользоваться плодами одержанной им дипломатической победы.

— Император знает о твоих стараниях?

— Ты имеешь в виду божественного Льва?

— Я имею в виду Авита.

— Разумеется, я рассказал ему об этом и даже вручил пергамент, написанный Вериной.

— Ты совершил ошибку, Дидий, — вздохнул Афраний. — Тебе следовало посоветоваться со мной.

— Но почему?!

— Сегодня я виделся с купцом, только что приплывшим из Карфагена. Он утверждает, что Янрекс разгромил и сжег византийский флот в гавани Малого Лептиса. Едва ли с десяток галер сумели вырваться из огненного кольца. Пятьдесят тысяч легионеров божественного Льва пошли на корм рыбам. Такого поражения империя еще не знала со времен битвы при Каннах.

— Но этого не может быть! — воскликнул потрясенный Дидий.

— Увы, — развел руками Афраний. — В этом крахе есть доля твоей вины, патрикий. Василиск мог взять Карфаген, но вынужден был следовать договору, заключенному Вериной. Его медлительность и стала причиной чудовищного поражения, которое того и гляди закончится гибелью империи.

Дидий был потрясен до такой степени, что во второй раз за сегодняшний день потерял дар речи. Впечатлительный комит уже видел веревку на собственной шее и про себя пожалел, что не утонул в бассейне сиятельного Афрания, что избавило бы его от грядущих мучений и бед. Как только до божественного Авита дойдет весть о поражении византийского флота, он тут же кинется искать виноватых. И первым в ряду людей, идущих на заклание, непременно окажется Дидий.

— Тебе действительно не позавидуешь, комит, — кивнул Афраний, без труда разгадавший ход мыслей гостя. — Впрочем, одним тобой дело не ограничится. Дурак Модест тоже вряд ли устроит божественного Авита в роли жертвенного агнца. Императору нужно оправдаться перед обывателями Рима и сенаторами за оглушительное поражение и впустую потраченные деньги, одновременно нагнав страх и на тех, и на других. А сделать это он сможет, только раскрыв полномасштабный заговор с участием видных чиновников своей свиты и знатных мужей. Недаром же он получил расследование обстоятельств смерти Майорина корректору Арапсию. Этот негодяй быстро состряпает ему нужные доказательства и представит список виновных. А возглавит этот список, скорее всего, высокородный Орест, да и мы с тобой, Дидий, окажемся там далеко не на последних местах. Слухи о поражении империи в войне с вандалами утонут в крови лучших мужей Рима. И вот тогда обезглавленный Вечный Город окончательно падет на радость своим врагам. Ибо Рим держится на патрикиях, а императоры приходят и уходят. Сегодня божественным называют Авита, а завтра, глядишь, и вовсе Либия Севера.

— Но ведь мальчишке едва перевалило за двадцать! — запротестовал потрясенный грядущими переменами Дидий.

— Другого претендента на божественное величие у нас под рукой пока нет, — пожал плечами Афраний. — Или ты, Дидий, предпочтешь умереть от руки палача?

— С какой же стати, — содрогнулся комит. — Просто я предпочел бы увидеть во главе империи более зрелого мужа.

— Комита Ореста, например, или дукса Ратмира? — насмешливо спросил Афраний.

— Но почему же именно их?