Век дракона (сборник)

Шестеро из двенадцати (в том числе трое Главных) честно признались, что никогда бы не подумали, что такое возможно, и что если бы им показали чертеж без опытного образца — послали бы подальше. Трое с разными выражениями на лицах сказали одно и то же: “Надо патентовать!”. Двое вспомнили знаменитую фразу о том, что все гениальное просто, а последний, двенадцатый, выразился даже так: “Просто до идиотизма!”

Официальные испытания были назначены на воскресенье 9 сентября. Юрий Евгеньевич надеялся, что его сосед снизу к тому времени вернется из отпуска, дабы разделить с ним триумф.

На официальные испытания явились те же двенадцать и сосед снизу — инженер по технике безопасности Леонид Ивлев, направленный Добровольным Обществом Охраны Труда. На сто сорок восьмой секунде безупречной работы, при давлении 19,4 атмосферы, опытный образец Универсальной Безфрикционной Дисковой Задвижки Сыча сломался, заплевав своего создателя перепарафиненной нефтью и чуть не убив. Тут же, на месте, комиссия разобрала опытный образец и обнаружила в нем целый ряд серьезных конструкторских недочетов.

Шестеро из двенадцати глумливо качали головами и смотрели победителями. Трое с разными выражениями на лицах прятали глаза. Двое смущенно пожимали плечами, а двенадцатый, Самый Главный Инженер Головного Предприятия, повторил то, что сказал раньше. О неофициальных испытаниях никто не вспомнил — по крайней мере, вслух. И только сосед снизу, Леонид Ивлев, никого не стесняясь и ничего не боясь, подошел к изобретателю и выразил ему свое искреннее сочувствие.

Вскоре после этого Юрий Евгеньевич Сыч запил. Жаль человека, но такова обыкновенная судьба изобретателей-неудачников. Это ведь только в романах чудаки побеждают — да и то не во всех…

С Муравлевым Леонид встретился лишь через полгода, будучи в Усть-Ушайске в одной из своих архиответственных командировок. Они выпили по чашке кофе в том самом подвальчике и разошлись. Леонид узнал, что Муравлевский кооператив по “фабрикации гениальных идей” был-таки создан, однако спустя два или три месяца прогорел и самораспустился, ни одной гениальной идеи не сфабриковав. Им еще повезло в финансовом отношении — если бы не Настя-Первая… Ну, это уже дело прошлое!

Попутно выяснилось, что дважды, 21 и 23 августа прошлого года, над севером области были вновь зарегистрированы неопознанные летающие объекты. Усть-ушайские уфологи было оживились, ан зря. Экспедиция проторчала в Шуркино всю первую половину сентября и ничего не обнаружила. Снимки же, предоставленные местным фотолюбителем, оказались, скорее всего, фальшивкой: как уже было известно усть-ушайцам, таких НЛО не бывает…

Леониду, впрочем, все это до лампочки: тарелочки пускай себе летают, он против них ничего не имеет, лишь бы семья была здорова и счастлива. И семья здорова. Даже ученик 6 “А” класса Петя Ивлев, убедившись, что выпуск игрушечных пистолетов прекратится не скоро, забросил свою коллекцию и приналег на учебу. Умный, послушный мальчик, весь в маму Маришу. И в папу.

…А вот в “М-ском треугольнике”, по сведениям Муравлева, наоборот, все нормализовалось — там опять таинственно и людно. Рамки вертятся, “кино пришельцев” крутится, часы идут вразнобой, а электронные просто-напросто останавливаются…

Услыхав про часы, Леонид спохватился и поблагодарил Муравлева: Леонидов “Левис” после его починки — выше всяческих похвал. Самые точные часы в “Нефтедорстрое” — секунда в секунду…

— Без отклонений, значит… — прогудел Муравлев, глядя почему-то в сторону. Потом посмотрел на Леонида долгим странным взглядом, залпом допил свой кофе и поспешил распрощаться. Дела, дела!.. О мистере Бобе так и не успели поговорить.

О мистере Бобе Леониду до сих пор ничего не известно.

Осколок Маришиного блюдца он ему, как и обещал, выслал, но посылка, отправленная в сентябре, вернулась из Новосибирска в марте. Лаконичная надпись красным карандашом на извещении сообщила: “Адресат по указ. адресу не прожив.” Понимай как хочешь: то ли был, да выбыл, то ли вовсе не проживал.

Может, оно и к лучшему: уж очень маловразумительная фигура этот Уилки У.Роджерс из Вашингтона. Да и его “статистический метод выявления истины”, если вдуматься, вряд ли осуществим. А Теория Пресуществления Воображаемого — и вообще за пределами вероятного…

Осколок, вернувшийся из Новосибирска, Леонид некоторое время хранил, но недавно выбросил. Кому он нужен? Обыкновенный осколок обыкновенного чайного блюдца. Ну, большого блюдца, даже очень большого. Ну и что?

Далия Трускиновская ДУША И ДЬЯВОЛ

Больше всего на свете я любила второе действие “Жизели”…

Шел третий час ночи, я не могла заснуть. Состояние было такое, в котором те, кто послабее, кидаются в истерику, бьют тарелки, бьются головой о стенку.

Я другая. У меня крепкие нервы. И все же заснуть я не могла. Хуже того — я не хотела даже заставить себя раздеться, принять душ, причесаться на ночь. Правда, я не металась по комнате, а тихо сидела в кресле. Но сидеть и думать два с половиной часа подряд тоже вредно для здоровья.

— Черт возьми меня совсем, — наконец сказала я вслух, потому что ночная тишина большого дома стала меня раздражать. И что это за “совсем”, где я нахваталась этих словечек-паразитов? У кого подцепила проклятое “совсем”?

— Черт возьми меня совсем… Да. Душу бы ему продала, лишь бы, лишь бы!..

То, о чем я сейчас мечтала, было уголовно наказуемым деянием. Я хотела найти человека выше среднего роста, с жесткими руками, с прокуренным гнусным голосом, широкоплечего и костлявого, чтобы убить его. Взять пистолет, которого у меня все^равно нет, и убить. Или взять нож, нож, у меня есть, я сама точу его, потому что мужчины не имею даже приходящего. Или набросить на шею ему петлю. Это уж совсем просто.

— Да. Именно душу. Именно дьяволу. Чтобы он дал мне совершить это. Ведь ходит же по земле такая сволочь!

Из-за этой сволочи я сегодня в два часа дня явилась в райотдел милиции, поднялась на пятый этаж и постучала в кабинет номер шестнадцать.

— Входите, — ответили мне. Я вошла.

— Вы Федоренко? — спросил тот, кто сидел за раздрызганным письменным столом, таких уже ни в одном приличном учреждении не увидишь, и одним пальцем стучал на древней, совсем уж музейной машинке.

— Нет, я не Федоренко. Я по делу о нападении на Киевской улице.

Он уставился на меня с недоумением — мне сдуру даже показалось, что с интересом.

— Какое нападение? — ошарашенно спросил он.

— Да в ночь с пятнадцатого на шестнадцатое мая. Я свидетель.

— Разве я вызывал вас? — уже чуть ли не в панике спросил он. — Я же точно помню, что нет!..

— Не вызывали, — согласилась я. — Я сама пришла. Я же свидетель все-таки. Три недели прошло, а повестки все нет и нет, хотя моя фамилия в вашем деле фигурирует. Вот, решила прийти сама и дать показания.