Век Джойса
Шрифт:
Сам Музиль под "аморфностью" человеческого характера и сознания понимал их способность принимать многие формы - от "повторения подобного", капитуляции перед миром и другими до крайних форм новаторства и индивидуализма. При этом у "массо
643
вого человека" доминирует первое, у творческого - второе. В этом отношении идеи Музиля вполне созвучны тому, что в это время писал С. Цвейг в очерке о Стендале:
Все мы подвержены неосознанным влияниям в большей степени, чем предполагаем сами: воздух эпохи проникает в наши легкие, даже в сердце, наши суждения и взгляды и бесчисленные суждения и взгляды наших современников трутся друг о друга и стачивают свои острия и лезвия, в атмосфере невидимо, как радиоволны,
Я не согласен с концепцией главного героя как "спасителя", представителя "сецессиона", стоящего над миром и эпохой. Уль-рих - homo potentialis, человек возможностей, который "повторению подобного" предпочитает поиск, переоценку, открытость, даже активность, направленную на предотвращение коллапса, к которому движутся "патриоты", организаторы всех "параллельных акций". Ульрих - духовное начало в мире тотальной мобилизации и догм.
Ульрих не лишен индивидуальности, как считают наши, наоборот - он единственная недогматически мыслящая личность среди участников "параллельной акции", представляющих "действительность". Сам Музиль констатировал: "Таким образом, основная тема целого: столкновение человека возможностей с действительностью".
"Бессвойственность" Ульриха - это свойство духовной личности, при всей ограниченности возможностей и сил, противопоставить статике, порядку, недвижимости, массовости - "иное состояние", движение духа, динамическую мораль, хрупкое новое.
Этот порядок не такой прочный, каким прикидывается; любая вещь, любое "я", любая форма, любой принцип - все ненадежно, все находится в невидимом, но никогда не прекращающемся изменении; в нетвердом - больше будущего, чем в твердом, и настоящее - не что иное, как гипотеза, которую ты еще не отбросил.
Ключ к пониманию главной идеи романа - идея Ульриха, согласно которой "в области абстракции происходят сегодня более существенные вещи, а менее значительные в действительности". Абстракция - зерно нового, которое вопреки всему - прорастет сквозь бетон "действительности". По той же причине Музиль
644
придавал поэтическому искусству значимость, "далеко превосходящую значимость всех других видов человеческой деятельности". Ибо "добывать гормон фантазии" - это значит: строить новую жизнь...
Человек без свойств - разлад с обществом и одновременно сатира на него: вчерашнее, сегодняшнее, грядущее. Почти свиф-товская сатира: отчаяние без проблеска надежды. Сатира как венец и конец искусства - приговор себе. От Аристофана и Лукиана до Жене и Беккета сатира стояла на той ступени художественного развития, где начинался отказ от искусства: это предсмертный хохот язвительного висельника. Сатира как порождение искусства и его безнадежная противоположность, говорил Карл Краус.
Когда мы приписываем музилевской формуле: "Не знаю, чего я хочу!" победу материала над писателем, мы лицемерим. Ибо отказ от желания для человека могучего ума - свидетельство его освобождения от заданности, завершенности, однозначности материала. И, следовательно, победа материала над писателем - это его свобода.
Стиль Человека без свойств напоминает кафковский *: сосредоточенность на детали и притча, упрощение и высшее обобщение, снижение сложности до примитива и примитив, восходящий к высшей сущности. Фрагментарность, хаотичность, нарочитая бессвязность, неустойчивость, мнимость времени, незавершенность... Есть что-то символическое в том, что Человек без свойств оказался неоконченным.
* Музиль был одним из первых рецензентов Кафки.
В музилевском понимании "бессвойственности" - не только "человек без свойств", но и сам роман "без свойств": структурная неоднородность,
бессистемность, многоуровневость, экспериментальность, разобщенность персонажей, множество авторских отступлений, эссеистские вкрапления, философский диалог, стирание границ между искусством и наукой, внедрение в роман параллельно истории - людей истории и анатомии идей. Фактически реализуется эстетика творцов "интеллектуального романа", работающих одновременно с Музилем.Г, Брох:
То, к чему стремилась философия, - дать представление о мире и на основе этого представления отыскать путь к этике и к определению ценностей эта задача философии, очевидно, теперь стоит перед поэзией и, в особенности, перед эпической поэзией.
645
Т. Манн:
Осуществилось то слияние критической и поэтической сферы, которое начали еще наши романтики и мощно стимулировала философская лирика Ницше; процесс этот стирает границы между наукой и искусством, вливает живую, пульсирующую кровь в отвлеченную мысль, одухотворяет пластический образ.
Уже одного начала, не имеющего никакого отношения к роману, достаточно для того, чтобы нам стали ясны масштабы мысли художника. Грузовик сшиб пешехода. У места происшествия - двое.
Дама почувствовала что-то неприятное под ложечкой, что она вправе была принять за сострадание; это было нерешительное, сковывающее чувство. Господин после некоторого молчания сказал ей:
– У этих тяжелых грузовиков, которыми здесь пользуются, слишком длинный тормозной путь.
Дама почувствовала после таких слов облегчение и поблагодарила внимательным взглядом. Она уже несколько раз слышала это выражение, но не знала, что такое тормозной путь, да и не хотела знать; ей достаточно было того, что сказанное вводило этот ужасный случай в какие-то рамки и превращало в техническую проблему, которая ее непосредственно не касалась.
Мировоззрение эвримена: глубинное безразличие ко всему, иллюзорный мир пустых фраз. Самоуспокоенность и самоуспокоение. Подавление тревоги. Отсутствие сопереживания, боли. Свобода от ответственности. Это человек-боль отвечает за всё, мерлок живет в безболезненном мире. (А, может быть, так и надо? Конечно, только так и надо - мое спокойствие превыше всего. Мой покой, моя страна, мой народ... uberalles). Обыватель, законопослушник, ханжа, патриот, "честный средний человек" - благопристойная оболочка, скрывающая самую страшную катастрофу - фашизм в нас. Вот о чем повествуют первые десять строк...
Музиль был не просто зеркалом упадка - упадка человека, культуры, государства, - он был визионером, узревшим за первыми, еле видимыми симптомами распада ужасы грядущего, надвигающийся тоталитаризм...
646
Активность, пассивность... как они связаны. Активность одних возможна благодаря пассивности других. Инертность масс - вот что рождает действенность героев. Ощущение, будто не люди управляют обстоятельствами, а обстоятельства массами - в целом верное ощущение, если обстоятельство фюрер. Мы ведь не живем - мы отбываем жизнь, как солдаты - службу, арестанты - срок, недужные - госпиталь. Погружаясь в дерьмо, мы уповаем на чудо: на освободителя, который придет и вызволит нас. Мы неистовствуем от счастья, когда он приходит: мясник - в стадо.
Творец-аналитик, Музиль ищет истоки этого грядущего, цивилизации-деградации. И находит их: анонимность, безответственность, тотальность, бескультурье...
Благодаря виртуозно развитой косвенности сегодня обеспечивается чистая совесть каждого и общества в целом; кнопка, на которую нажимаешь, всегда белая и красивая, а то, что происходит на другом конце проводки, это уже дело других, которые в свою очередь нажимают кнопки.
Разделение нравственного сознания, это ужаснейшее явление нашей жизни, существовало всегда, но отталкивающе чистую совесть оно приобрело лишь в результате всеобщего разделения труда.