Век гигантов

— Гух говорит, что в местах, где переселенцы скучивались поневоле, он видел не одних только краснокожих арийцев. Он видел еще страшных звероподобных двуногих с громадными зубами и ногами, которыми они могли бросать камни. Еще он видел слабых черных карликов с толстыми губами, с приплюснутыми носами, мохнатых и с курчавой растительностью на голове. Видел желтокожих и косых гигантов с черными дыбящимися волосами; уродливых, с маленькой головкой и длинными руками, полуобезьян-полулюдей. Видел очень много других рас, столь не похожих на красавцев арийцев… И все эти стада, объятые паникой, бежали с Гондваны и с ее обломков, вздымавшихся из недр океанических. Симптоматичнейшее явление!.. На Гондване, следовательно, люди или те животные, что произвели человека, жили с весьма давних пор, — может быть, еще с мелового периода вторичной эры. Они уже успели — до своего великого переселения — резко дифференцироваться, распасться на весьма отличные друг от друга расы; часть из них успела выродиться, пойдя по пути «озверения», часть достигла высших по тому времени человеческих форм, часть остановилась в развитии и сохранила первобытные черты прародителя. Гух говорит, что на их первоначальной родине стояло почти всегда теплое лето, что больших хищных зверей там не было, зато — обилие плодов, фруктов, ягод, кореньев и пр. растительной пищи. Это замечательно! Ведь ученые как раз и предполагают, что колыбелью человечества могла быть лишь та страна, где борьба за существование сводилась до минимума. Только в таких условиях человек мог выпрыгнуть из своей животной природы и создать себе технику, — ту искусственную среду, которая стала между ним и природой…

— Слушайте дальше! Интереснейший факт! Относительно «папы» арийцев!.. Они не по праву называют его своим папой — родоначальником своей расы и великанов краснокожих. По преданию, — Гух очень сведущ в преданиях, поговорите-ка с ним! — по преданию, этот «папа» имелся у них еще тогда, — там, на Гондване, — когда большинства вышеперечисленных рас не было и в помине. Я предполагаю, — этого мне не удалось установить, — что в то время существовали одни только такие «папы», давшие начало всем человеческим расам, и какие-нибудь пра-пра-обезьяны, из которых впоследствии произошли все человекообразные животные. По всей вероятности, и «папы», и пра-обезьяны, в свою очередь, имели общего предка. Но это всего лишь мои догадки. Гух ничего подобного мне не говорил и не мог говорить… Вернемся к «папе». Он у них — расовая реликвия. Из-за него происходили вечные войны, многочисленные кочевые орды упорно отстаивали друг перед другом право владеть им. Кажется, что таких «пап» (кстати, это не мужчина, а женщина, представьте себе! — все равно, как у грузин отец называется «мама», а мать — «деда»), таких мумифицированных «пап» на материке Гондваны было несколько, и сильнейшие владели ими. «Папы» служили стимулом к объединению вокруг себя сильнейших и способнейших, стимулом к естественному отбору. И понятно, почему обладание этой реликвией сопровождалось преуспеянием орды в ее жизни, ее благополучием; ведь вокруг реликвий отбирались сильнейшие, а сила в условиях первобытной жизни значила много. «Папы» передавались не из поколения в поколение, а от сильнейших к еще более сильным, путем ожесточенных войн… Близко к вопросу о «папах» стоит вопрос о вырождении нашей орды. Об этом я сейчас и поговорю.

— Наша орда стоит на пути к вырождению. Вы удивлены, но это так. Доказательства?.. Вот они: орда мельчает; вы, конечно, обратили внимание, что Мъмэм — единственный из двадцати человек, выдающийся своим ростом и силой; отцы и деды орды, по словам Гуха, все были, как Мъмэм. Орда мельчает и вымирает: из первоначального числа в 200–300 человек, пришедших двадцать лет тому назад в Европу, осталось всего каких-нибудь 50 человек. Вы это увидите потом. Поумирали от болезней, ранений и неизвестных причин за двадцать лет свыше двухсот пятидесяти человек. В своих культурных завоеваниях орда не двигается вперед. Какой пришла в Европу, такою и остается до наших дней. Вот они — симптомы вырождения. Причины? — Причины весьма простые. Прежде всего, орда изолирована от общения с себе подобными, а из социологии вы знаете, как это важно для прогресса. Ее численность, как я вам уже сказал, около пятидесяти человек. Численность слишком незначительная, чтобы двигаться по пути прогресса. Скажите-ка: где представлена лучше возможность делать изобретения и открытия? Среди массы, исчисляемой тысячами и миллионами, или в среде 50 человек? Ясное дело, там, где больше голов, больше и возможностей к прогрессу во всех отраслях жизни. Потому что там, где имеется широкое общение, где живут на одной территории в близком соседстве друг с другом тысячи орд, каждое изобретение, каждое открытие, каждый шаг вперед быстро становятся достоянием всей массы, населяющей эту территорию, и вся масса поэтому движется вперед. Изолированность нашей орды от общения с себе подобными — первое положение, обусловливающее ее вырождение…

— Второе, вытекающее из первого: недостаток — вернее, полное отсутствие — притока свежей крови. Вы знаете соответствующий евгенический закон? Нет? Вот он. — Если данная группа людей (будем говорить только про людей, хотя это одинаково приложимо и к животным), если она живет продолжительное время в полной изолированности от других групп, если браки среди нее совершаются между ближайшими родственниками, группа эта обречена на вырождение. Почему? Да потому, что нет притока свежей крови, а старая, ослабленная борьбой за существование, слишком много содержит в себе отрицательных черт, особенностей, неблагоприятных для выживания, и родственники, вступая между собой в брак, удваивают, утраивают, вообще усиливают в интенсивности эти отрицательные черты, эти неблагоприятные для выживания особенности. Вам надо конкретней? Извольте — брат и сестра. Произошли, естественно, от общего родителя. Родитель страдал близорукостью (очень отрицательная черта в условиях первобытной жизни, я сам это познал); свой дефект, в виде предрасположения к близорукости, он передал детям. Последним тоже приходится вести суровую борьбу за существование, где зрение играет исключительную роль. В силу этого их зрение постоянно переутомляется, а из-за дурной наследственности становится, в конце концов, слабым. Брат и сестра вступают между собою в брак. Если бы они были чужими друг другу по крови людьми, если бы один из них отличался зверино-острым зрением, дефект второго мог бы скомпенсироваться, даже уничтожиться совсем благодаря этому. Но они — брат и сестра; оба близоруки. Поэтому дети, появляющиеся от них, наследуют в два раза в большей степени предрасположение к близорукости. Условия первобытной жизни исключают существование индивидуумов со слабым зрением. Дети, происшедшие от брака брата с сестрой, от кроверодственного брака, как говорят, в таких условиях нежизнеспособны, и они вымирают. Понятно?.. Таково второе положение, не сулящее нашей орде долгой жизни.

— Третье, одинаково близко примыкающее и к первому, и ко второму: у них нет стимула к соревнованию, нет стимула, благодаря которому отбирались бы сильнейшие и способнейшие. Они, вследствие своей близкой родственности, все наделены почти одинаковыми качествами… За двадцать лет они не сделали ни одного изобретения в своей технике, ни одного усовершенствования. Гух говорит: как жили наши отцы и деды, так и мы живем. Но я склонен даже подозревать, что они немало перезабыли из знаний своих отцов и дедов. Если бы рядом с ними жила вторая орда, и в этой орде было бы произведено какое-нибудь усовершенствование в оружии или открытие в природе, это заставило бы их ворочать мозгами в том же направлении; их же никто к тому не понуждает, и они не ворочают… Даже «папа», служивший раньше громаднейшим стимулом к прогрессу, средством к отбору сильнейших, ими теперь заброшен за полной ненадобностью. Ведь права на обладание им никто теперь у них не оспаривает. Таково третье положение…

— Еще два слова о «папе». Вас, наверное, интересует, почему он так похож на маленького Эрти и почему он мумифицирован. На первое у вас самого ответ должен быть. Я уже вам говорил, что дети, по известному биологическому закону, воспроизводят в своей внешности внешность далеких предков; с годами это их сходство теряется. Между прочим, благодаря этому сходству я укрепился в мысли, что в лице «пъпа арийя» вижу перед собой далекого предка, по крайней мере — эоценового времени, краснокожих великанов. Теперь о мумификации. Она указывает на крайнюю сухость той стороны, где «папа» жил, где он умер и где был погребен. О последнем можно сказать определенней. Погребен он был в песке — песок у него в ушах, в глазах, в ноздрях и в шкуре — в местности жаркой и не знающей осадков, только там могла произойти такая идеальная мумификация. Изрядное время пролежал он в песке, пока его не извлекли оттуда на свет божий и не сделали знаменем, вокруг которого объединились сильнейшие, знаменем прогресса…

Минута молчания. Ровно минута, потому что за это время Николка успел двадцать раз вдохнуть и выдохнуть воздух, собираясь с мыслями. Он был немного взволнован, поэтому сделал лишних четыре вдыхания: его нормой считалось 16 в минуту. Потом — вопрос из глубины сердца:

— Доктор, неужели они вырождаются?

— Вырождаются, мой друг.

— И этому нельзя помешать?

— Можно, мой друг.

— Что надо сделать?

— Вернуть их обратно в среду их соплеменников.

— А сами-то они знают, что их ожидает?

— Нет, мой друг, они живут, как птицы небесные.

— И они не собираются обратно?

— Поинтересуйтесь. Спросите у них сами…

В последнем ответе скрылась какая-то загадочность, недоговоренность. Николка вонзился испытующим взглядом в лицо медика, но лицо, вытянув губы дудочкой, засвистало с деланным равнодушием:

— Фи-фью-фью-фью… Фи-фью-фью-фью-фью…

«Фокусничаешь, дядя!..» — с подозрением отошел Николка от лукавого медика.

На берегу реки его ожидали краснокожие, развлекавшиеся от нечего делать метанием плоских камешков в реку. Камешек бросался горизонтально к воде, и задача заключалась в том, чтобы заставить его сделать несколько прыжков по зеркальной поверхности, прежде чем потонуть. Этому занятию научил их Николка, считавшийся в данном виде спорта непревзойденным чемпионом: он заставлял камень прыгать 15 раз подряд.

— Къколя! Къколя! Прия. Уах!.. — приветствовали его шумно дикари, спеша показать новые свои успехи в метании.

Но Къколя был мрачен и к игре не выказал расположения: лукавый медик вечно какую-нибудь заковырку преподнесет. После его зловещего предсказания даже это невинное развлечение краснокожих Николке представилось в другом свете: взрослые люди занимаются ребяческой игрой! Не один ли это из признаков вырождения?!

Машинально поднял Николка удобную плитчатку, машинально запустил ее в реку, утопив на первом прыжке, и, совсем омраченный, опустился на белый сыпучий песок, вперив грустные очи в далекий горизонт. Надо бы поговорить с дикарями, но как с ними говорить, когда они ни бельмеса не понимают?! Скальпелю это легко, потому что он знает несколько языков, переберет все и найдет, в конце концов, подходящее слово… Потом — такая отвлеченная тема: вырождение и мероприятия против него! Попробуй-ка объяснись мимикой. Ведь это не охота, где слов не нужно, где достаточно порычать, помяукать, повыть да помахать на разные манеры руками, и тебя сразу поймут, о ком говоришь… А Скальпель — свинья! Любит загадочки-заковырочки; знает что-то и скрывает по подлому своему обыкновению. А попробуй с ним начистоту поговорить, — сейчас же прикинется обиженной овечкой: «Что вы, друг мой? Это вам померещилось! Я ничего не скрываю, и нет у меня таких привычек. Вы болезненно мнительны, батенька… вам надо полечиться…» И заведет волынку на полчаса… Тьфу!..

Подошел Мъмэм, покинув шумную ватагу играющих, опустился на песок подле страдающего Николки и, пытливо глянув ему в глаза, спросил участливо:

— Къколя — рудж круда? [17]

Как раз перед этим у Николки на охоте открылось кровотечение из раненой груди. Теперь Мъмэм, при виде его угнетенной позы, предположил, что причиной тому растревоженная грудь.

— Нет, — отвечал Николка, — грудь не рудж… Душа по вас, черти красные, болит, вот что…

— Ай-яй-яй-яй!.. — тоскливо закачал головой Мъмэм, будто понимая Николку.

17

По-санскритски «грудь» kroda (крода); «боль» ruja (руджа). Последнее слово произошло, по всей вероятности, от rudh (руд), что значит «кровь»; церковнославянское — «руда» (кровь).

— Вот те и ай-яй-яй! Ведь вы, эфиопы, вырождаетесь, медик говорит… обратно на родину вам надо идти…

— И-и? — ухватился Мъмэм за последнее слово, единственно понятое им из длинной фразы.

— Ну да, «и-и». Туда, на юг, где остались ваши братья-фрааръы.

— И-и фраар?

— Да-да, к фраарам, туда, за море и горы… Это по-вашему будет… черт, как это Скальпель говорил?.. Да! За «мра» и «гири»… Понял: «и-и к фраарам, за мра и гири».

Николка сам не ожидал такого эффекта: Мъмэм понял его. И опечалился вдруг.