Век психологии: имена и судьбы

В Берлине она начала работать как психоаналитик не только с детьми, но и со взрослыми. Покровительство Абрахама немало способствало ее успехам. Карл Абрахам обладал особым положением внутри аналитического сообщества, поскольку он, наряду с К.Г. Юнгом (работавшим в Цюрихе), Ференци (в Будапеште) и Джонсом (в Лондоне) был одним из пионеров психоаналитического движения за пределами Вены. Его авторитету способствовала многолетняя репутация опытного клнициста, а также личная близость к Фрейду. В период общения с Кляйн Абрахам являлся президентом Международной психоаналитической ассоциации, и это обстоятельство не могло не сказаться на профессиональном продвижении его протеже.

Не будучи удовлетворенной результатами работы с Ференци, в 1924 году Кляйн уговорила Абрахама стать ее аналитиком. Этот анализ продлился 14 месяцев и был прерван из-за внезапной смерти Абрахама, которая стала для Кляйн двойной утратой. Дотоле опасливо помалкивавшие, берлинские коллеги после смерти влиятельного покровителя ополчились на Кляйн, причудливо смешивая конструктивную критику с личной неприязнью. В то же время она стала пользоваться всё большим признанием у английских коллег. В 1925 г. Кляйн встретила Эрнста Джонса на конференции в Зальцбурге, где она представляла свою первую работу по технике детского анализа. Под впечатлением этого доклада Джонс пригласил ее прочитать несколько лекций по детскому анализу в Англии, что она и сделала в 1925 году, прочитав шесть лекций, которые составили основу ее первой книги «Детский психоанализ». Три недели, во время которых она читала эти лекции, Мелани Кляйн называла самым счастливым временем своей жизни. В 1927 году она окончательно перебралась в Англию, став первым аналитиком с Континента среди членов Британского психоаналитического общества.

Свою работу сама Кляйн расценивала как развитие теории и метода З.Фрейда, постоянно подчеркивая свою верность его идеям. Так, она была одной из немногих психоаналитиков, кто без колебаний поддержал самую спорную доктрину Фрейда, касавшуюся инстинкта смерти. Более того, Кляйн якобы удалось усмотреть проявления данного инстинкта в самом раннем возрасте, что у ортодоксальных фрейдистов вызвало сильное недоумение. Еще одной ее спорной идеей явилось представление о возникновении Эдипова комплекса в более раннем возрасте, чем это предполагал сам Фрейд. В наблюдениях за детьми она зафиксировала появление тревоги и чувства вины в самых ранних отношениях ребенка с матерью и в его отношении к материнской груди. Фантазии этого периода (о которых, разумеется, можно только догадываться, ибо их манифестация в столь раннем возрасте крайне завуалирована – еще один уязвимый для критики пункт кляйнианского подхода!) приводят к развитию отклонений, типичных для шизофрении и маниакально-депрессивных психозов, до того момента считавшихся неподвластными психоанализу.

Работа с маленькими детьми не позволяла опереться на слово ни в диагностике, ни в терапии. Кляйн разработала особую технику детского анализа, основанную на интерпретации игры, а не слов; терапия при этом проводилась в классической манере. Кляйн была убеждена, что детская игра так же обусловлена скрытыми и бессознательными мотивами, как и поведение взрослых, поэтому она подлежит анализу, сравнимому по содержанию с психоанализом взрослых.

Кляйн считала, что источники неврозов относятся к первому году жизни, а не к первым нескольким годам, и заключаются в невозможности перехода через депрессивную позицию, а не в фиксации на различных стадиях периода детства. В результате депрессивная позиция играет в концепции Кляйн ту же роль, что и Эдипов комплекс в классической теории.

Особое значение Кляйн придавала переносу. Для нее формирование переноса на психоаналитических сеансах было технически намного более важным, чем реконструкция прошлого. При рассмотрении переноса решающую роль она отводила проекции и интроекции. В сравнении с классическим психоанализом это было заметной новацией.

В 20–30-е годы Британское психоаналитическое общество в значительной мере уже сформировало оригинальный и серьезно отличавшийся от классического подход к теории и практике психоанализа. Со временем это обстоятельство стало одной из наиболее важных причин возникновения враждебности и конфликтов между британскими и венскими психоаналитиками. Противостояние двух школ психоанализа максимально обострилось после переезда Кляйн в Лондон. В это время Кляйн начала активно внедрять игровую технику в практику детского анализа, став безусловным пионером этого направления. В 1927 г. Анна Фрейд опубликовала в Вене свое «Введение в технику детского психоанализа», в котором, в частности, критиковала терапевтические методы Кляйн, отрицала понятие инфантильного Супер-Эго, ставила под вопрос значение переноса и агрессивных фантазий в детском анализе. С критикой данной работы выступили Эрнест Джонс и ученица Кляйн Джоан Райвери. Это, в свою очередь, вызвало негативную реакцию 3. Фрейда, раздосадованного нападками на Анну. Фрейд не принимал концепции раннего Эдипова комплекса и с большой долей скептицизма воспринимал научную работу Райвери. Тем не менее со временем обе стороны стали ощущать острую потребность в конструктивном взаимодействии и обмене накопившимися результатами. Два психоаналитических сообщества приняли решение о начале процесса обмена опытом, который должен был сблизить обе школы и, в определенной мере, сгладить существовавшие противоречия в их подходах.

После Второй Мировой войны Кляйн в основном работала как обучающий аналитик и как супервизор, отказавшись от активной роли в жизни Британского психоаналитического общества. Всё больше внимания она уделяла теоретическим вопросам. В 1951 г. появилась ее работа «Зависть и благодарность», а в 1961 г., уже посмертно, – «Описание анализа ребенка». Даже на последнем году жизни Кляйн продолжала теоретические психоаналитические изыскания (работа о трилогии Эсхила «Орестея»). В 1960 г. после перенесенной операции Мелани Кляйн умерла от эмболии легочной артерии. В последующие десятилетия стараниями ее немногочисленных, но верных последователей ее идеи получили широкое распространение, и знакомство с ними, пускай даже критическое, входит обязательным элементом в подготовку психоаналитиков всего мира.

С. Бёрт (1883–1971)

Судьба сэра Сирила Бёрта и его трудов – одна из наиболее драматичных и интригующих страниц в истории мировой психологии. Выходец из низов, «дитя улицы», он сумел «сделать себя сам» – преуспел в академической и общественной карьере и даже был удостоен за заслуги перед обществом дворянского звания. Признанный научный авторитет, он способствовал утверждению в Англии своеобразной системы школьного образования, которая, однако, еще при его жизни дала трещину и подверглась реформированию. Автор многочисленных трудов, неоднократно переизданных, он и сегодня превозносим учениками и последователями, тогда как многие специалисты намеренно исключают его работы из библиографии своих книг и статей. Человек, после смерти удостоившийся патетических некрологов, а впоследствии – язвительной критики и даже подозрений в психической патологии. Таков Сирил Бёрт, один из наиболее крупных, или по крайней мере – наиболее знаменитых английских психологов.

Сирил Лодовик Бёрт родился 3 марта 1883 г. в городке Стратфорд-он-Эйвон, известном всему миру как родина Вильяма Шекспира. Отец Бёрта был врачом, но успеха в медицинской карьере не достиг, так что материальное положение семьи оставляло желать лучшего. Детство Бёрт провел в беднейшем районе Лондона, и его товарищами были «дети трущоб», зачастую имевшие противоправные наклонности и невысокий уровень умственного развития. Полностью сблизиться с ними Сирил не смог, поскольку явно отличался своим мироощущением и способностями. Впоследствии о его личности высказывались противоречивые суждения, но одна черта не вызывала сомнений ни у его друзей, ни у врагов – блестящая одаренность. Биограф Бёрта Лесли Хэрншоу считает ее наследственной (среди прямых предков Бёрта – Айзек Барроу, известный математик, учитель И. Ньютона). Бёрт легко и быстро овладел латинским и греческим языками, свободно говорил по-французски, по-немецки, по-итальянски, читал на многих других европейских языках (в том числе и на русском), отлично знал иврит. Вероятно, еще в детстве столкнувшись с тем, насколько яркая одаренность может противоречить скромным условиям среды, он свои научные изыскания посвятил проблеме умственных способностей, а также детской преступности, о которой знал не понаслышке.

Неблагоприятный опыт детского общения способствовал тому, что Бёрт – человек по натуре обаятельный и остроумный – остался замкнутым и нелюдимым. Склонный к одиночеству, он не допускал тесной близости даже с теми, кого считал друзьями. Впрочем, его постоянная отчужденность и сосредоточенность, вероятно, способствовали тому, что он был прекрасным наблюдателем. Его очень любили дети, и это помогало ему в практической работе психолога.

Ввиду ярких проявлений одаренности, Сирил был взят из обычной школы и отдан в закрытый пансион, где учились отпрыски из «высших классов». Эта среда, однако, оказалась для него столь же чуждой, и он болезненно из нее выделялся. Тому немало способствовали его физические недостатки. Бёрт с детства был слабого здоровья, близорук, страдал плоскостопием, был неловок в физических упражнениях; из-за слабости вестибулярного аппарата ему трудно было научиться танцам, езде на велосипеде; всю жизнь он страдал боязнью высоты. К тому же он отличался так называемой психосоматической лабильностью – на любую жизненную трудность реагировал усиленным сердцебиением, потливостью и другими вегетативными симптомами.

Однако жизненный путь Бёрта свидетельствует: слабость тела – еще не доказательство того, что человек слаб. Он сумел получить блестящее образование и добился значительных успехов на академическом поприще. Окончив в 1908 г. Оксфордский университет, он в течение 4 лет преподавал в Ливерпульском университете, а затем и в знаменитом Кембридже.

В центре научных интересов Бёрта – проблема индивидуально-психологических различий, которые он, подобно Ф. Гальтону, считал врожденными и поддающимися измерению. Как и Гальтон, Бёрт считал инструментом такого измерения психологические тесты, однако пользовался уже более совершенными методиками, созданными к тому времени. В начале ХХ века наибольшее распространение во всем мире получили тесты умственной одаренности, разработанные во Франции Альфредом Бине совместно с Теодором Симоном. В 1905 г. была опубликована первая редакция этого набора тестов. Затем последовали переводы на разные языки и адаптированные варианты. (В России адаптация тестов Бине-Симона была осуществлена А.М. Шуберт; наиболее известная модификация предпринята американцем Луисом Терменом в Стэнфордском университете, с тех пор так называемая шкала Стэнфорд-Бине – один из самых распространенных и признанных методов оценки интеллекта). Бёрт на основе тестов Бине-Симона разработал собственную шкалу тестов. Впрочем, многими специалистами она расценивается как одна в ряду многочисленных модификаций.

Обратившись к разработкам Бине, Бёрт воспользовался его инструментом, но не теоретическими представлениями. Сам Бине, рассуждая о природе умственных способностей, писал:

Некоторые современные философы находят моральное утешение в прискорбном факте, что интеллект индивида не может быть увеличен. Мы обязаны всячески противодействовать подобной пессимистической точке зрения… Мозг ребенка подобен полю, на котором опытный фермер посредством культивации может осуществить задуманные им изменения и в результате вместо бесплодной получить плодородную землю.