Вектор-10
Шрифт:
В пьесе С. Михалкова «Дорогой мальчик» я видел фразу: «Это дядя Макинтош, он гостил у нас два года». Теперь за эти два года хозяева должны были бы заплатить налог, как если бы сдавали жилье по средне-рыночной цене.
– Так куда? – снова спросил я, – уже решил что-то?
– Вот найду лесок поглуше и устроюсь лесником, – процитировал он из сказки « Про Федота-стрельца» Леонида Филатова.
Глава 4
На следующий день мы с Юрой поехали прогуляться по парку. Укатили на окраину Москвы, в Лианозово. Ходили по дорожкам, укрывшись зонтами, и весь наш диалог велся исключительно письменно в блокноте карандашом. Юрка сообразил,
От всевидящих дронов мы укрылись зонтами, а чтобы любопытные техники не подслушали нас, то писали в блокноте.
Юрка был в обычной одежде, водоотталкивающем костюме, но без киберсьюта, который он уже выставил на Авито, а я накрылся длинным плащом, чтобы не раздражать ни друга своей роскошью, ни прохожих.
Юрка знал, что его, осужденного, наверняка ведут техническими средствами. На всякий случай, из профилактики, как обиженного властью. Чтобы предвосхитить, если он вдруг замыслит что-нибудь противоправное. Каждый вечер его дневные деяния просматривал специалист, отмечал, где был, с кем и о чем беседовал. Просто так, чтобы не пропустить возможность пресечь готовящееся преступление. Юра сейчас в архетипе «андердог», а такие люди, по мнению психологов, способны на все, особенно на бессмысленную месть в виде теракта.
Весенняя погода не радовала, в воздухе висела водяная взвесь, от чего бумага намокала, и нам приходилось довольно часто перелистывать раскисшие страницы.
Юрка закрыл свой мобильный номер, смартфон продал, киберсьют, бытовую технику выставил на Авито. Поэтому он забрал мой аппарат, но не для звонка. Он выключил его, но затем убрал в плоскую железную банку из-под чая и укутал ее пупырчатой пленкой, чтобы даже выключенным, тот не мог «услышать» нашего разговора.
Давно уже в телефонах стоят неизвлекаемые батареи, а старые аппараты по акции скупают, меняя на новенькие смартфоны «один к одному». Так что найти сейчас аппарат со съемной батареей в городе нереально. Я не стал убеждать Свиридова, что мой аппарат глухой.
Самое вероятное, что нас «пасут» сверху. И то не специальным, а обычным, штатным дроном, который патрулирует район. А значит, направленный на нас микрофон если и есть, то сверху.
«Мне помогут исчезнуть» – написал он и добавил: «нам со Светой».
«Как?» – написал я.
«Нужен ДК» – ответил он.
Я подчеркнул «КАК?»
«У тбя отбрут на вызве»
«А смысл? ДК не взломать за пять минут, – ответил я. – а потом он бесполезен».
Мы продолжали писать, выбрасывая гласные, чтобы сохранялся смысл слов.
«Если не знать пин».
«Я не могу сказать, ты же знаешь. Это автоматом обвинение в соучастии. Если не убьют, и даже если убьют. На мне родители!» – мне хотелось дать ему по роже. – «Ты понимаешь, что это – нам всем приговор!»
Я понял, что на Юру вышли какие-то люди и сделали предложение, от которого сложно отказаться. Невозможно отказаться. Видимо ему пообещали не только новые документы, но и неплохие «подъемные». Взломанная база стоит десятки миллионов.
Он что, забыл? У меня отец больной, мать на пенсии.
Каждый год соцработники приходили с предложением перевести моих родителей в приют. Я отбивался. То, что у отца «Альцгеймер» – не повод отправлять его в интернат. Если со мной что-то случится – они обречены. Их отправят в приют и там, через год, похоронят. На стариков государственный пенсионный лимит исчерпан. Если дети их кормить не могут или не хотят – пенсионеров отправляют в дом престарелых, где они умирают очень быстро
«от естественных причин». Мы-то с Юрой отлично понимали, что это за «естественные» причины. В стране рыночная экономика. И как планировал пухлощекий «гений экономических реформ» – «рынок управил». Старики, особенно одинокие, долго не жили. Их даже не вскрывали в морге из экономии. По завету этого государственного пухлощекого деятеля «если в период реформ часть пенсионеров вымрет, это не страшно» – кажется процесс «вымирания» наши финансисты перевели на обязательные рельсы.Не так жестоко, как в первобытном обществе, где стариков предписывалось связанными отвозить в лес, на съедение диким зверям, и не как у фашистов в лагерях смерти – через газовые камеры и печи. Все интеллигентно и «с достоинством» – за год подсаживали на сердечный препарат, который потом, когда сердце без него работать уже не могло, резко отменяли, и вот тебе «Смерть от естественной причины» – срыв ритма и асистолия. А перед этим Минздрав спустил приказ, о том, чтобы смерть пенсионеров при наличии медкарты, то есть стоящего на учете в поликлинике, принималась на основании истории болезни, а патанатомическое исследование производилось только по решению суда, если будет доказан криминал. Это был сигнал «черным риэлторам» пробудится от временной спячки.
Юра все понимал. Он написал:
«Если будут знать четыре символа из шестнадцати, взломают за минуту».
«Я не могу их произнести. – Ответил я и напомнил, – ДК пишет каждое слово»
«Не говори, напиши».
«Я не пойду на такой риск. Почерк».
Юра показал себе в подмышку.
«Маркером. Потом сотрешь спиртом».
Я покачал головой. Мы перед началом выездов и после работы принимаем душ. Душевая – общая. Надпись в подмышечной впадине коллеги могут увидеть. Если меня вырубят, то ворвавшийся в квартиру СОБР увидит надпись на теле, спалюсь.
«Обещать не буду. Если честно – мне стрёмно. Понимаешь, если ДК взломают так быстро – я все равно на 100% под подозрением»!
«Если все сделаешь правильно, доказать они ничего не смогут. ДК – железка, когда-нибудь его взломают. И уже взламывали, ты знаешь».
«Если ДК взломают и получат доступ к базе „ГИС“ – это миллионы жителей, такая информация в даркнете стоит сотни миллионов рублей. Не слишком дорого хочешь заплатить за свое „исчезновение“»?
– «Обещали, что помогут, – Юрка писал обрывками слов, – я вынужден верить на слово».
Блокнот намок, и писать карандашом становилось все сложнее. Я боялся спросить, а если его реально уберут после того, как он все организует? Как лишнего свидетеля!
«Ты им веришь»? – добавил я. – «Может быть, оставить как есть? Пять лет будешь готовиться, сдавать зачеты, потом подтвердишь диплом и опять стаешь врачом».
«Меня с судимостью никуда не возьмут, где есть материальная ответственность, – ответил Юра, – даже в степь по программе «земский доктор». В армию не хочу, это все с начала. На гражданке потом все заново сдавать».
– Надо, Леша, – он повторил, – надо. Жить незачем, сам понимаешь. Бомжевать остается, я не хочу и Светку жалко. Из-за меня страдает. В армию не хочу. Но они толкают к этому – служба по конракту. Врачом. Но халявным врачом, а по документам простым наемником в зоне БД 4 , это Африка, Ближний восток или центральная Америка, отбивать атаки проамериканских боевиков на стройку Никарагуанского канала. Мы все равно уедем, но не на войну и вместе.
– Куда?
4
Зона боевых действий