Величайший рыцарь

Генрих взглянул на Вильгельма из-под челки и молча покачал головой.

Солсбери хмыкнул, но продолжал серьезно смотреть на принца.

– Ты легко отделался, – сказал он Генриху. – Лучше сходи к врачу, пусть он тебя осмотрит.

Он передал мальчика Ходиерне, что само по себе являлось в некотором роде унижением, поскольку Генрих теперь считал себя слишком взрослым для няни, в особенности той, которая суетилась, словно старая курица. Граф распустил толпу взмахом руки, но затем внезапно схватил Ричарда за шиворот.

– Ты видел, что случилось с твоим братом, – предупредил он, тряся мальчиком, как терьер трясет крысу. – Не вздумай повторить!

– Я не буду, – Ричард сложил ручки, как ангелочек. Однако как только Солсбери отпустил его, он дерзко добавил: – Но я бы не свалился!

В следующую секунду он увернулся от Солсбери и умчался прочь, сверкая пятками. Солсбери запустил руки в волосы.

– Маленький дьяволенок, – пробормотал он, но глаза его смеялись.

– Вы тоже позволили ему легко отделаться, – заметил Вильгельм.

– Да, – ответил Солсбери. – Но им еще предстоит встретиться с матерью, а от нее они милости не дождутся.

* * *

– Хромает, – объявил конюх тоном вечного пессимиста после подтверждения его правоты. – Я еще вчера вечером говорил, что передняя нога выглядит подозрительно.

Вильгельм положил руку на плечо Бланкарта и провел ею по больной ноге коня. Колено оказалось горячим, животное дернулось и отступило в сторону. Из его горла вырвался звук, свидетельствующий о боли.

– Точно растянул ее. Да, парень постарался, – продолжал конюх. Слово «парень» относилось к принцу Генриху, не к жеребцу. – Неделю по крайней мере не сможете на нем ездить. Я прямо сейчас поставлю припарку, но… – он щелкнул языком, покачал головой и запустил руки в волосы. – Неделю, – повторил он.

Вильгельм выругался. В конюшне и во дворе собралось много народу. Рыцари Солсбери садились на коней и готовились сопровождать королеву в соседний замок. Алиенора пока не вышла, но, как только она появится, отряд тронется в путь, и Солсбери отругает отстающих.

Вильгельм подозвал оруженосца, взял седло и упряжь из небольшой комнатки, примыкающей к конюшне, и начал седлать второго боевого коня. К счастью, Фаувел был сонным, как мерин, и процедура заняла в два раза меньше времени, чем с Бланкартом. Вильгельм занимался уздой и наконец закрепил ее на груди животного. Оруженосец надевал седло и подтягивал подпруги. К тому времени, как Вильгельм вывел Фаувела из конюшни, чтобы присоединиться к эскорту, королева как раз появилась во дворе в сопровождении двух женщин. На Алиеноре был наряд для верховой езды из голубой шерсти и легкий зеленый плащ, отделанный серебристой тесьмой. Он крепился под шеей великолепной брошью из перегородчатой эмали. На каблуках блестели серебряные шпоры. Взгляд ее ясных глаз, на мгновение остановился на Вильгельме и Фаувеле, потом она кивнула Солсбери.

– Принцы не будут вас сопровождать, госпожа? – спросил граф, помогая ей сесть на серую в яблоках кобылу.

– Нет, не будут, – ответила она. – Хотя, возможно, мне следовало бы заставить Генриха поехать с нами и помучиться в седле за вчерашнее. Но я нашла своим сыновьям другое удовольствие – день дополнительных занятий по латыни. Им предстоит изучить вопрос ответственности королей.

Солсбери слегка улыбнулся.

– Я уверен, что это пойдет им на пользу, госпожа.

– А вот их мать в этом сомневается, – с отчаянием в голосе ответила Алиенора.

Они выехали ясным весенним утром. Сначала Вильгельм был мрачен, оттого что приходилось путешествовать на втором боевом коне, но прекрасная погода и праздничная атмосфера вскоре улучшили его настроение. Он оказался единственным человеком в кольчуге. Другие рыцари взяли кольчуги и оружие с собой, но привязали их к вьючным лошадям или позади седел. Сам Вильгельм сделал бы то же самое, если бы не требовалось проверить, как сидит кольчуга после ремонта.

– Если ваш жеребец пострадал из-за проделки моего сына, то я заставлю его компенсировать вам потери, – сказала Алиенора, присоединяясь к Вильгельму.

В это время отряд ехал по дороге, изрезанной колесами телег. Солнце пробивалось сквозь свежую листву, цвел боярышник, дул теплый ветерок, нежный, как дыхание любовника. Среди деревьев куковала кукушка – искала себе пару.

– На самом деле, госпожа, я считаю, что он заплатил свой долг, – ответил Вильгельм. – Сомневаюсь, что он повторит подобное. Мой конюх сказал, что Бланкарту придется с неделю отдохнуть, но все пройдет.

– Вы великодушны, – у Алиеноры поднялись вверх уголки губ, и от этого у Вильгельма перехватило дыхание.

После рождественского пира в Аржантане прошло три месяца, и он уже в какой-то мере привык к мощной сексуальности Алиеноры, но ее флирт до сих пор его беспокоил. Правда, это было восхитительное ощущение.

– Госпожа, если бы вы обратились ко мне раньше, я мог бы оказаться менее дружелюбен, – признался он печально.

– Но вы, Вильгельм, недолго держите обиду в сердце?

– Не из-за мелочей, госпожа, – покачал он головой.

Она склонила голову набок и смотрела на него так, словно оценивала приз.

– Вероятно, вы самый дружелюбный и добрый человек, которого я когда-либо встречала. Обещайте мне, что со временем ваш характер не испортится. Постарайтесь этого не допустить.

Вильгельм улыбнулся.

– Все зависит от того, что принесет завтра. Но я обещаю.

Алиенора откинула голову назад и рассмеялась.

– О-о, очень дипломатично, сэр! – она склонилась в его сторону и легко похлопала его по руке. – Вы далеко пойдете.

– Я искренне надеюсь на это, госпожа.

Вильгельм поклонился в седле, радуясь шутливой беседе с ней. Однако под шутками скрывались серьезные вопросы. Римляне говорили, что истина в вине: мужчины и женщины выдают свои истинные, скрытые чувства, когда виноград развяжет им языки. Но истина заключалась и в том, что вроде бы беззаботно и непринужденно вставлялось в разговор. Это напоминало легкую паутину, которую надо было хватать, пока она пролетала мимо, а потом рассматривать на раскрытой ладони.

Отряд остановился у ручья, протекавшего перед обнесенным живой изгородью полем; надо было напоить лошадей и самим выпить вина. Некоторые, включая дядю Вильгельма, спешились, но юноша оставался на коне, только отпустил поводья, чтобы жеребец мог легко опустить голову в быстро бегущую воду. Сам Вильгельм пил из походной кожаной фляжки с ушками для подвешивания к поясу.

Оруженосец отошел немного в сторону, чтобы помочиться в кустах, и внезапно закричал, предупреждая об опасности. Вильгельм обернулся и увидел, как группа рыцарей галопом несется из рощи, расположенной в сотне ярдов от их небольшого отряда. Воины быстро приближались под стук копыт. Оруженосец припустил бегом, только пятки засверкали. Вильгельм отбросил фляжку в сторону, быстро развернул Фаувела, одновременно отстегивая щит, закрепленный на спине. Потом он просунул левую руку под небольшой ремень в задней части щита, схватил копье, прислоненное к стволу дерева, и, крепко его сжимая, понесся навстречу врагу.