Величие и ограниченность теории Фрейда

Но Фрейд заблуждался и не мог не заблуждаться из-за своих взглядов, когда полагал, что привязанность к матери имеет в основном сексуальную природу. Применяя свою теорию младенческой сексуальности, он логически предположил, что маленького мальчика привязывает к матери то, что она является первой женщиной в его жизни, близка ему и представляет собой естественный и желанный объект его сексуальных стремлений. В значительной степени это справедливо. Имеются многочисленные свидетельства тому, что мать для маленького мальчика не только объект любви, но и объект сексуального желания. Но — и в этом большая ошибка Фрейда — не сексуальное желание делает отношения с матерью такими интенсивными и жизненно важными, а фигуру матери столь важной, не только в детстве, а возможно, в течение всей жизни человека. Скорее эта интенсивность основывается на потребности пребывать в состоянии райского блаженства, о котором я говорил выше.

Фрейд не обратил внимания на хорошо известный факт, что сексуальным желаниям как таковым не свойственна высокая степень стабильности. Даже самые интенсивные сексуальные отношения недолговечны, если они не сопровождаются чувством привязанности и сильными эмоциональными узами, наиболее важной из которых является любовь. Сексуальность сама по себе неустойчива, больше, пожалуй, у мужчин — скитальцев и искателей приключений, — чем у женщин, которых ответственность за ребенка заставляет более серьезно относиться к сексу. Полагать, что мужчины должны быть привязаны к своим матерям из-за интенсивности сексуальной привязанности, возникшей двадцать, или тридцать, или пятьдесят лет назад, довольно абсурдно, учитывая, что многие не привязаны к своим женам даже после трех лет сексуально удовлетворительного брака. Действительно, для маленьких мальчиков мать может быть объектом желания, потому что она одна из первых близких им женщин, но верно также, как Фрейд сам отмечает в историях болезни, что они способны влюбляться в девочек своего возраста и страстно их любить, при этом мать отходит на второй план.

Нельзя понять любовные отношения мужчины, не увидев, как он разрывается между желанием обрести мать в другой женщине и желанием оторваться от матери и найти женщину, которая бы настолько отличалась от фигуры матери, насколько это возможно. В этом противоречии кроется одна из основных причин разводов. Если в начале совместной жизни женщина со всей очевидностью не является фигурой матери, то, погрузившись в заботы по дому, она часто становится чем-то вроде классной дамы, сдерживающей мужчину в его детских стремлениях к новым приключениям; этим она берет на себя функцию матери и в качестве таковой желаема мужчиной, но в то же время он боится ее и отвергается ею. Очень часто мужчина в возрасте влюбляется в молоденькую девушку в том числе и потому, что она свободна от всех материнских характеристик, и пока она увлечена им, у мужчины создается иллюзия освобождения от зависимости от фигуры матери. Своим открытием эдиповской привязанности к матери Фрейд выявил одно из наиболее значимых явлений, а именно привязанность мужчины к матери и страх потерять ее; но его объяснение этого явления сексуальным влечением оставило в тени другое важное открытие: страстное стремление к матери — это одно из глубочайших эмоциональных желаний, коренящееся в самом существовании человека.

Другая часть Эдипова комплекса, т. е. враждебное соперничество с отцом, достигающее кульминации в желании убить его, также является верным наблюдением, которое, однако не обязательно должно быть связано с привязанностью к матери. Фрейд придает всеобщую значимость черте, характерной только для патриархального общества. В патриархальном обществе сын подчиняется воле отца; он принадлежит отцу, и его судьба определяется отцом. Чтобы быть наследником отца — т. е. в более широком смысле добиться успеха — он должен не только угождать отцу, он должен покоряться ему и заменять свою волю волей отца. Как известно, угнетение приводит к ненависти, к желанию освободиться от угнетателя и в конечном счете уничтожить его. Эта ситуация ясно прослеживается, например, когда старый крестьянин как диктатор управляет своим сыном, женой, пока не умрет. Если это происходит не скоро, если сын, достигнув возраста тридцати, сорока, пятидесяти лет все еще должен принимать верховенство отца, тогда он действительно будет ненавидеть его как угнетателя. В наши дни эта ситуация в значительной степени смягчена: отец обычно не владеет собственностью, которую мог бы унаследовать сын, поскольку продвижение молодых людей во многом зависит от их способностей, и лишь в редких случаях, например, при владении частным бизнесом, долголетие отца удерживает сына в подчиненном положении. Тем не менее такое положение возникло не очень давно, и мы можем с полным правом сказать, что в течение нескольких тысячелетий внутри патриархального общества происходил конфликт между отцом и сыном, основанный на контроле отца за сыном и желанием сына освободиться от этого диктата. Фрейд увидел этот конфликт, но не понял, что это — черта патриархального общества, а истолковал его как сексуальное соперничество между отцом и сыном.

Оба этих наблюдения — несексуальное желание находиться под защитой, в безопасности, в состоянии райского блаженства и конфликт между отцом и сыном как неотъемлемый побочный продукт патриархального общества — Фрейд объединил в одно целое, в котором привязанность к матери имела сексуальную природу и поэтому отец становился соперником, которого боялись и ненавидели. Ненависть к отцу вследствие сексуального соперничества за мать часто доказывалась определенными высказываниями маленьких мальчиков: «Когда папа умрет, я женюсь на тебе, мамочка». Такие высказывания используются для доказательства кровожадных импульсов маленького мальчика и степени его соперничества с отцом.

Я не думаю, что они доказывают что-то подобное. Естественно, у маленького мальчика бывают порывы, когда он хочет стать большим, как отец, и стать вместо отца любимцем матери. Естественно также, что в промежуточном состоянии, в котором находятся все дети после четырех лет, когда они уже не младенцы, но с ними обращаются и не как с взрослыми, они хотят быть большими, как взрослые; но фразу «Когда папа умрет, я на тебе женюсь» многие неправомерно интерпретируют как действительное желание маленького мальчика, чтобы отец умер. Маленький мальчик не понимает, что значит смерть, и на самом деле он говорит: «Я хочу, чтобы папа ушел, чтобы мне досталось все твое внимание». Сделать вывод, что сын глубоко ненавидит отца, настолько, что желает ему смерти, значит не учитывать специфики воображаемого мира ребенка и разницы между ним и взрослым.

Рассмотрим миф об Эдипе, в котором Фрейд увидел подтверждение своей теории о трагическом характере кровосмесительных желаний маленького мальчика и его соперничества с отцом. Фрейд опирался только на первую часть трилогии Софокла, трагедию «Эдип-царь», в которой оракул сказал Лаю, царю Фив, и его жене Иокасте, что если у них родится сын, этот сын убьет своего отца и женится на собственной матери. Когда у них родился сын Эдип, Иокаста решает изменить предсказанную оракулом судьбу, умертвив младенца. Она отдает Эдипа пастуху, который должен оставить младенца в лесу со связанными ногами, чтобы он там умер. Но пастух, пожалев ребенка, отдает его человеку, служащему у царя Коринфа, а тот приносит его своему хозяину. Царь усыновляет мальчика, и молодой принц растет в Коринфе, не зная, что он не родной сын царя. Дельфийский оракул рассказывает ему, что судьбой ему предначертано убить отца и жениться на матери. Он решает обмануть судьбу и никогда не возвращаться к родителям. Покинув Дельфы, он вступает в бурный спор с пожилым человеком, едущим в повозке, теряет самообладание и убивает этого мужчину и его слугу, не зная, что убил своего отца, царя Фив.

Скитаясь, он приходит в Фивы. Там Сфинкс пожирает молодых людей и женщин, и его может остановить только тот, кто правильно отгадает его загадку. Загадка такая: «Кто ходит сначала на четырех ногах, затем на двух и, наконец, на трех». Граждане Фив обещают, что тот, кто отгадает загадку и освободит город от Сфинкса, станет царем и получит вдову царя в жены. Эдип решает рискнуть. Он находит ответ — это человек, который в младенчестве ходит на четвереньках, будучи взрослым — на двух ногах, а в старости — на трех (с палкой). Сфинкс бросается в океан, город спасен, и Эдип становится царем и женится на Иокасте, своей матери.

Период счастливого царствования Эдипа закончился, когда в городе вспыхнула эпидемия чумы, унесшая жизни многих жителей. Провидец Тиресий объявляет, что чума послана в наказание за двойное преступление, совершенное Эдипом, — отцеубийство и кровосмешение. Эдип делает отчаянные попытки не признавать правду, но вынужден признать ее и ослепляет себя, а Иокаста совершает самоубийство. Трагедия заканчивается тем, что Эдип понес наказание за преступление, совершенное им по незнанию и несмотря на сознательные усилия избежать его совершения.

Насколько обоснованно Фрейд полагал, что этот миф подтверждает его точку зрения, что бессознательные кровосмесительные влечения (drives) и возникающую в результате этого ненависть к отцу-сопернику можно обнаружить в каждом ребенке мужского пола? Действительно, кажется, что миф подтверждает теорию Фрейда и что Эдипов комплекс с полным правом носит это имя.

Однако если мы изучим миф более основательно, появляются вопросы, ставящие под сомнение эту точку зрения. Наиболее уместен следующий вопрос: если толкование Фрейда справедливо, следовало бы ожидать, что Эдип встречает Иокасту, не зная, что она его мать, влюбляется в нее и затем убивает отца, также по незнанию. Но нет никакого указания на то, что Эдип интересуется Иокастой или влюбляется в нее. Нам называют единственный повод для брака Эдипа с Иокастой — она, так сказать, прилагается к трону. Возможно ли, что в истории, центральной темой которой являются кровосмесительные отношения между матерью и сыном, полностью игнорируется элемент взаимного притяжения? Этот вопрос приобретает тем большее значение, что в более старых версиях этого сюжета лишь однажды звучит предсказание брака с матерью — в версии Николая Дамасского, которая, согласно Карлу Роберту, опирается на сравнительно более поздний источник.

Рассматривая этот вопрос, мы могли бы сформулировать гипотезу, что этот миф можно понимать как символ не кровосмесительной любви между матерью и сыном, а бунта сына против власти отца в патриархальной семье; что брак Эдипа и Иокасты лишь второстепенный элемент, только один из символов победы сына, получающего место отца и все его привилегии.

Если речь идет только о «Эдипе-царе», эта гипотеза в лучшем случае остается гипотезой, но ее справедливость можно доказать изучая полный вариант мифа об Эдипе, особенно в том виде, как его представил Софокл в двух других частях трилогии — «Эдип в Колоне» и «Антигона» ⁶ . Это изучение дает совершенно другое и новое понимание материала, в центре которого. — борьба между патриархальной и матриархальной культурами.