Великая и Малая Россия. Труды и дни фельдмаршала
Шрифт:
Следующий факт отлично характеризует Фермора. Лаудон просил его помощи при предположенной им осаде Глогау. Фермор, шагу не ступавший без разрешения Конференции, уведомил об этом Петербург. Пока за 1500 верст писались туда и обратно сношения и отношения, Лаудон передумал и решил осадить не Глогау, а Кемпен, о чем и поставил в известность Фермора. Тем временем пришел рескрипт Конференции, разрешавший движение на Глогау.
Фермор, слишком уж хорошо дисциплинированный полководец, двинулся на Глогау, несмотря на то, что движение это, в связи с изменившейся обстановкой, теряло всякий смысл. Пройдя к крепости, Фермор увидел, что взять ее без осадной артиллерии невозможно. Корпус Чернышева с кавалерией Тотлебена и казаками Краснощекова (всего 23 000, наполовину
23 сентября Тотлебен атаковал Берлин, но был отбит, а 28-го Берлин сдался. В набеге на Берлин, кроме 23 000 русских, участвовало 14 000 австрийцев Ласси. Столицу защищало 14 000 пруссаков, из коих 4000 взято в плен. Разрушены монетный двор, арсенал и взята контрибуция. Прусские «газетиры», писавшие, как мы видели, всякие пасквили и небылицы про Россию и русскую армию, надлежаще перепороты.
Мероприятие это навряд ли их сделало особенными русофилами, но является одним из самых утешительных эпизодов нашей истории. Пробыв в неприятельской столице четыре дня, Чернышев и Тотлебен удалились оттуда при приближении Фридриха. Важных результатов налет не имел.
Когда выяснилась невозможность сколько-нибудь продуктивного сотрудничества с австрийцами, Конференция вернулась к первоначальному плану Салтыкова и предписала Фермору овладеть Кольбергом в Померании. Занятый организацией набега на Берлин, Фермор двинул под Кольберг дивизию Олица. Прибывший в армию новый главнокомандующий фельдмаршал Бутурлин (Салтыков все болел) снял, ввиду позднего времени года, осаду Кольберга и в октябре отвел всю армию на зимние квартиры по нижней Висле. Кампания 1760 года не принесла результатов…
В 1761 году, по примеру ряда прошлых кампаний, русская армия была двинута в Силезию к австрийцам.
От Торна она пошла обычной своей дорогой на Познань и к Бреслау, но в этом последнем пункте была упреждена Фридрихом. Пройдя мимо Бреслау, Бутурлин связался с Лаудоном. Вся кампания прошла в маршах и маневрах. В ночь на 29 августа Бутурлин решил атаковать Фридриха под Гохкирхом, но прусский король, не надеясь на свои силы, уклонился от боя.
В сентябре Фридрих II двинулся было на сообщения австрийцев, но русские, быстро соединившись с этими последними, помешали тому и заставили Фридриха отступить в укрепленный лагерь при Бунцельвице. Затем Бутурлин, усилив Лаудона корпусом Чернышева (20 000), отошел в Померанию. 21 сентября Лаудон штурмом взял Швейдниц [184] , причем особенно отличились русские (Бутырский полк), а вскоре после того обе стороны стали на зимние квартиры.
При штурме Швейдница русские два батальона первыми взошли на валы, открыли затем ворота австрийцам и стали в полном порядке с ружьем у ноги на валах, в то время как у их ног австрийцы предавались разгулу и грабежу. Спартанцы и илоты! Союзники лишились 1400 человек. Пруссаков сдалось 2600 при 240 орудиях (1400 перебито).
184
Ныне город Свидница на юго-западе Польши. (Примеч. ред.)
Действовавший отдельно от главной армии корпус Румянцева (18 000) 5 августа подошел к Кольбергу и осадил его. Крепость оказалась сильной и осада, веденная при помощи флота, длилась четыре месяца, сопровождаясь в то же время действиями против прусских партизан в тылу осадного корпуса. Лишь непреклонная энергия Румянцева позволила довести осаду до конца – три раза созванный военный совет высказывался за отступление. Наконец, 5 декабря Кольберг сдался (в нем взято 5000 пленных, 20 знамен, 173 орудия), и это было последним подвигом русской армии в Семилетнюю войну.
Донесение о сдаче Кольберга застало императрицу Елизавету
на смертном одре… Вступивший на престол император Петр III – горячий поклонник Фридриха – немедленно прекратил военные действия с Пруссией, вернул ей все завоеванные области (Восточная Пруссия 4 года находилась в русском подданстве) и приказал корпусу Чернышева состоять при прусской армии.В кампанию 1762 года весною корпус Чернышева (преимущественно конница) совершал набеги на Богемию и исправно рубил вчерашних союзников-австрийцев, к которым русские во все времена – а тогда в особенности – питали презрение. Когда в начале июля Чернышев получил повеление вернуться в Россию (где в то время произошел переворот), Фридрих упросил его остаться еще «денька на три» – до сражения, которое он дал 10 июля при Буркерсдорфе.
В этом сражении русские не участвовали, но одним своим присутствием (в качестве «фигурантов») сильно напугали австрийцев, ничего еще не знавших о петербургских событиях.
Так печально и неожиданно закончилась для нас прославившая русское оружие Семилетняя война.
Составляя едва лишь пятую часть общих сил коалиции, русская армия в качественном отношении занимала в ряду их первое место – и ее боевая работа превышает таковую же всех остальных союзных армий взятых вместе. Работа эта в конечном итоге оказалась безрезультатной. Виноват в этом не только Петр III – моральный вассал Фридриха, – но также (и главным образом) наш австрийский союзник.
Войну можно было бы кончить еще в 1759 году, после Кунерсдорфа, прояви австрийцы известный минимум лояльности, более того – понимай они правильно свои же интересы. Бездарный и нерешительный Даун пропустил тогда исключительно благоприятный момент. Эгоизм Австрии был настолько велик, что шел ей же во вред.
Жалкую роль некоего «унтер-гофкригсрата» играла петербургская Конференция, заботившаяся лишь о соблюдении австрийских интересов и упускавшая из виду свои собственные. Здесь, бесспорно, сказалось влияние нашей дипломатии, являвшейся во все времена защитницей интересов чужих государств в ущерб таковым же своего собственного. В те времена она подпала под влияние графа Кауница – знаменитого канцлера Марии-Терезии. В последующие эпохи Штейн, Меттерних, Бисмарк и Бьюкенен будут иметь в критические для России моменты преданных приказчиков в лице Нессельроде, Горчакова с Шуваловым, Сазонова…
Одна лишь кампания 1757 года и зимний поход 1758 года были нами ведены в наших собственных интересах. В 1758, 1759, 1760, 1761 годах соблюдались интересы Австрии, в 1762 – интересы Пруссии.
В 1762 году участь нашего векового врага была в наших руках. Одна Россия, без всякого участия союзников, могла добить погибавшую Пруссию. Наследство ордена Меченосцев – Кенигсберг и Мариенбург, было уже в наших руках. Но дочери Петра не суждено было завершить дела, начатого за пять столетий до того Александром Невским. Герцог Голштинский спас короля Прусского – спас ценою жизни императора Всероссийского…
Действия русских войск в Семилетнюю войну – выше всякой человеческой похвалы. Ужас и восхищение объяли фридриховских ветеранов в кровавый вечер Цорндорфа при виде перебитых, но не разбитых батальонов, окровавленных, но грозных каре, стоявших несмотря ни на что, принимавших в штыки и приклады налетавшие лавины зейдлицких центавров и добившихся того, что последнее слово в тот памятный день осталось за ними. […]
Для Румянцева эта война была несравненной боевой школой. Впервые он проявил себя под Гросс-Егерсдорфом, когда, схватив пехоту авангарда, продрался с ней сквозь непроходимую чащу и принял в штыки хваленую прусскую пехоту, внушавшую тогда еще «робость, трусость и боязнь». Он показал нашему солдату, что пруссак не так уж страшен и русского штыка, во всяком случае, не любит. Эта атака Румянцева решила участь дня.