Великая игра

Охотник на мгновение замолк, и во взгляде тано мелькнуло торжество.

— Ах, так вот на что ты поставил! Ты хочешь сказать, что знаешь мое истинное имя? И что я уже проиграл? — Он тихо рассмеялся. — Да откуда тебе знать, какое имя я, — он подчеркнул это «я» — считаю своим истинным?

— А это не тебе решать, — почти так же насмешливо ответил тано. — Ты ведь принял это имя Пути, не так ли!— Он особенно упирал на это «принял».

И тут Охотник перестал смеяться. Он теперь только усмехался — зло и неприятно.

— Хорошо же, — протянул он. — Ты решил — раз ты знаешь мое имя, то что-то можешь со мной сделать. Хорошо же. Тогда вспомни и другое — я имею право трижды угадать твое имя, — с неожиданной лаской проговорил он. — И обмануть меня ты не сумеешь. Ну, начнем же. Тано, — хохотнул он.

И Хонахт вдруг понял, что Охотник просто глумится, что все это — какая-то игра, в которую Охотник будет играть в шутку, а тано — всерьез. Охотник ни капли не верит в этот поединок, потому что знает нечто недоступное тано. А тано ставит на этот поединок все.

— Ты гость, — глухо и мрачно промолвил тано. — Твое слово первое.

Хонахт с волками стоял как будто за незримым кругом. Напротив него за такой же незримой чертой стоял с застывшим непонятным лицом Ахтанир и черные братья и сестры.

Охотник с торжественным лицом поднял вперед руки и нараспев промолвил на древнем языке ах'энн, и голос его звучал гулко и звонко, как падает округлый камешек со склона, ударяясь о бока валунов. Его слова слышали все, хотя он не делал никаких усилий, не повышал голоса:

Тот не хозяин

В своей земле,

В доме своем,

Кто не встречает

Гостя приветом.

Тано не замедлил с ответом:

Приветом встречу

Того, кто злого

В душе не таит

И имя не прячет.

Не прячет имя

Хранящий Силу.

Истинный тано

Не прячет соли

В папоротника тенях.

— Трижды соли

Я поднесу.

Вкусить не сможешь -

Прочь уходи.

Хонахт понимал второй смысл слов. Тано говорил о соли — истинной, сокрытой сути, которую трижды даст угадать. Это был традиционный обмен словами, зачин поединка, как воины начинают свой поединок перебранкой.

Охотник усмехнулся. Отвесил короткий насмешливый поклон и показал рукой — говори, мол. Тано, мрачный и пугающий — У Хонахта даже похолодело от ужаса в животе, — коротко кивнул и прижал руку к груди, где под одеждой, как знал Хонахт, прятался медальон с крылатой девятилучевой звездой, будто ища в нем поддержки и уверенности.

— Таит мое имя присыпанный пылью

Серебряный стебель сестры страданья,

Если слово твое не лживо -

Скажи, коли знаешь, мое прозванье.

— Да, Сломавшей аир ты годишься в братья -

То же предательство, то же проклятье.

Как сосною трава не станет.

Так самозванец не станет тано.

Охотник ядовито улыбался, глядя прямо в темные глаза тано. Тот стиснул зубы. Хонахт стоял, разинув рот. Речь шла о событиях столь древних, что ему даже страшно стало. Тано не жил тогда, люди не живут столько, но Охотник… Только сейчас Хонахт осознал в полной мере, насколько тот древен и могуч, и окончательно, всем существом, не одним разумом понял, кто это. И сердце ухнуло, оборвалось, упало вниз. Да, Охотник действительно помнит. Но страшно ему стало не от этого — от того, что Ортхэннэр — Гортхаур называет деву Элхэ, нарушившую приказ Мелькора и умершую за него, предательницей. В Аст Ахэ ее считали избранницей и жертвой, но Охотник ведь был в те времена в древней Аст Ахэ. Он знал лучше. И он называл ее — проклятой, а тано — самозванцем.

Так что же здесь творится?! Хонахт дрожал мелкой дрожью.

Ахтанир ощутил странный холод в груди и слабое головокружение. Охотник слишком близко попал. Он не разгадывал — он просто играл с тано, как кот с мышь, он знал, знал его имя — так же, как знал его сам Ахтанир. Все уже было сказано — мысли лихорадочно несись в голове Ахтанира. Охотник владел языком загадок лучше намного лучше тано. И он — знал. Все эти слова были лишь насмешкой, намеком, он словно бы говорил — я знаю и назову, когда захочу, но я буду терзать тебя. Черная дева — дочь Тьмы чернобыльник — полынь — Сломавшая Аир — стебель — отпрыск — брат дочери Тьмы — сын Тьмы — наследник Тьмы! Так называли себя все танир с самого первого, и Ахтанир должен взять… должен был взять это имя… Он сейчас назовет…

Тано, бледный, как меловая скала над рекой, стоял, прижав руки к груди. А Охотник, брезгливо скривившись, вдруг взмахнул рукой:

— Твое имя… Йолло.

Тано пошатнулся и упал, словно от жеста руки Охотника. Тот шагнул к упавшему и бесцеремонно сорвал у того с шеи серебряную крылатую звезду.

— И с этой игрушкой он пошел против меня, — пробормотал он.

«Это неправда»! — хотел было крикнуть Ахтанир. Когда Ортхэннэр назвал неверное имя, радость была такой огромной, что Ахтанир чуть не ослеп от мгновенного прилива крови к голове. Он понимал, с кем тано схватился. Он был уверен в победе своего учителя, он верил в магию поединка. Он знал, что истинное имя тано — не такое. Он знал. Они обменялись именами, когда тано назначил его втайне от всех своим преемником. Так было надо, чтобы, когда он поведет тано умирать в Лаан Ниэн, истинное имя открыло бы ему дорогу к Учителю.

Но это было не то имя!

Однако тано лежал без сознания. Побежденный. Этого не могло быть!

Все рушилось. Ложь победила в поединке, в котором нельзя лгать, и Ортхэннэр — жив, а тано — сражен! Игра была нечестной, правила были нарушены — и ничего. Ничего не случилось! Не дрогнула земля, не обрушился небосвод…

В груди бешено колотилось сердце, он оглох от шума крови, в глазах стояла красная дымка. Он упал на колени и закрыл глаза руками…

Он не видел, как упали на колени остальные черные братья и сестры, как Ортхэннэр подошел и взял меч Морнэллах, а потом просто повернулся и ушел, забрав с собой волков и Хонахта.

Несчастные дети Аст Ахэ беспомощно стояли и смотрели. Мир рухнул. У них больше не было поводыря, и они не знали, куда им идти и как жить. Потом по привычке кто-то из них попытался вернуться к обычным делам, но все валилось из рук, и один за другим они впадали в странное оцепенение.

Многие умерли еще до того, как в Твердыню опасливо проникли первые грабители из Семи Кланов. Черные братья не годились в рабы — их нельзя было ни к чему пристроить или принудить. Они ничего не видели, не слышали, не ощущали — они просто умирали один за другим.

И никто из них не пытался сражаться. Железные черные воины умирали или просто позволяли себя убивать. Или убивали себя, как и многие другие — кто в Лаан Ниэн, кто прямо в Аст Ахэ.

Не выжил никто.

Через неделю, не меньше, к опустевшему страшному замку стали подтягиваться княжьи дружины с подводами. За добычу начали спорить, и вскоре дружина из Аст Иллаис пошла на Аст Алхор, а в Аст Линхх ждали, чем кончится, чтобы потом забрать то, что останется после драки.

И пошла по землям Кланов великая свара. И в этот год никто уже не приехал к Подземному Народу выменивать мед и зерно на железные топоры и золотые украшения. Впрочем, как и потом…