Великая книга пророков: Книга 1. Видевшие сквозь время
Шрифт:
Священная дорога в Дельфах
И все же логичнее, пожалуй, было бы, прежде чем сетовать на техническую неоснащенность археологии и определять в качестве единственно возможного столь окольный и недоступный путь, предложить свое решение более простого и очевидного вопроса: почему землетрясение, обладавшее достаточной силой для того, чтобы навсегда сомкнуть уста вещей расщелины, произошло лишь после того, как более чем тысячелетнее существование оракула было завершено, — получается, что, пока оракул был жив, землетрясения причиняли вред только храму, но не расщелине, — и почему оно почти не потревожило окружавшей расщелину и чуть ли не покоящийся на ней фундамент храма? Основание храма едва ли сохранилось бы до нашего времени даже в том виде, какой оно являет собой сейчас, если бы под ним произошло значительное смещение земных пластов.
Собственно, еще Трауготт Остеррайх в опубликованной в 1930 г. книге «Одержимость демоническая и другие виды одержимости у первобытных народов, в античности, в средние века и
Однако упорное отстаивание идеи расщелины вызвано не только стремлением сохранить привычную и в чем-то даже чарующую картину возвещения дельфийских оракулов, но и неубедительностью других объяснений неистового безумия Пифии. Последователи Оппе, отказавшись от зловонной расщелины, должны были предложить свое понимание причин, вызывавших у жрицы состояние транса. Выдвигались разные гипотезы, но, пожалуй, ни один из авторов не считал свой вариант решения проблемы единственно возможным. Наиболее традиционными стали попытки объяснить неистовство Пифии если не испарениями, то другими материальными причинами.
Храм Аполлона в Дельфах. Конец VI в. до н. э.
Весьма показательной с этой точки зрения является опубликованная в 1933 г. статья Лестера Холленда «Мантический механизм в Дельфах». Основываясь на археологических данных, Холленд пишет, что в великом дельфийском храме с одной стороны стояло маленькое сооружение — святилище или убежище оракула — очень древнего происхождения, основанное, возможно, даже на доисторической кладке. Этот адитон состоял из двух частей: верхняя комната для вопрошения бога была построена над темным помещением, где в скалистом полу дышала, согласно легенде, мифическая трещина. Некоторые авторы, кстати, считали, что эти испарения шли от живого или мертвого Пифона, сына Земли. На основании свидетельств литературы, вазописи и скульптуры Холленд делает следующее описание внутреннего покоя святилища: в адитоне рядом с золотой статуей Аполлона стоял так называемый омфал с надписью, что здесь захоронен некто, по одной версии — Пифон, по другой — Дионис; возле омфала был расположен треножник, а по бокам омфала — два золотых орла, глядящие в разные стороны. Это описание нашло, по мнению Холленда, подтверждение в расположении отверстий на найденном в западной части храма известняковом блоке, некогда являвшемся одной из плит храма.
Последовательно определяя назначение каждого отверстия, Холленд уделяет более пристальное внимание сквозному квадратному отверстию, расположенному напротив трех прямоугольных углублений, сгруппированных по углам равностороннего треугольника и скорее всего предназначавшихся для ножек треножника. По сообщениям античных источников, рядом с треножником должен был находиться ом-фал, и поскольку один из найденных во время раскопок камней был идентифицирован французскими археологами как архаический омфал, и через этот камень так же, как и через блок пола, проходило сквозное квадратное отверстие, Холленд сравнил отверстия на блоке и у основания омфала. Размеры сечений совпали, и на этом основании Холленд сделал вывод о том, что через стоящий рядом с треножником омфал и затем через пол верхнего покоя адитона проходило сквозное отверстие, соединявшее верхнее помещение с подвальным. Определяя предназначение этой трубы, Холленд не сомневается в том, что идея подтверждает сама себя: труба подводила возбуждающие дымы к ногам Пифии. И хотя Холленд не нашел среди античных свидетельств сообщений о том, что дыхание шло через омфал, он счел достаточным доказательством своей правоты тот факт, что оно поднималось снизу к ногам жрицы, а омфал стоял вплотную к треножнику и был ниже его. Кроме того, дыхание, как известно, шло через уста земли, а омфал и есть центр земли.
Другим, правда, значительно более слабым рационалистическим объяснением безумия Пифии стала возбуждающая сила воды священного источника и листьев лавра. Вода Касталии и лавр — неизменные «участники» мантического ритуала Дельф — неоднократно упоминаются в античных произведениях, но их воодушевляющее воздействие на готовящуюся прорицать Пифию постулируют только поздние авторы, а классика скорее связывает их влияние только с поэтическим вдохновением. Так, согласно схолии к «Финикиянкам» Еврипида, Пифия, перед тем как взойти на треножник, купалась в Каста-лийском источнике, а Псевдо-Каллисфен сообщает, что воду Касталии она пила, и ему вторят Григорий Назианзин (IV в.): «Пророческий напиток Касталии», — и Лукиан: «Говорят, что пророчица в Дельфах как только выпьет священную воду, сразу становится одержимой». Правда, Лукиан не уточняет, о каком именно священном источнике идет речь, но, скорее всего, он имеет в виду Касталию, упоминаемую им в других произведениях. О «хранимой Аполлоном болтливой пифийской воде» говорит Нонн Панополитанский, тоже не называя источник по имени.
Дело в том, что на территории дельфийского святилища чуть выше храма Аполлона по склону горы существовал в древности еще один ключ — Кассотида. Единственное имеющееся в нашем распоряжении свидетельство об этом источнике принадлежит Павсанию: «Говорят, что вода этой Кассотиды уходит под землю и в адитоне бога вызывает пророческое воодушевление жриц». Раскопки показали, что от Кассотиды, огибая западную часть храма,
действительно шел подземный водопровод, но поступала ли вода в адитон или вновь появлялась из земли южнее храма, сказать трудно. Видимо, воду Кассотиды имеет в виду Плутарх, говоря о ключе, бьющем из земли возле южной стороны храма, но, по его утверждению, из этого источника брали воду лишь для возлияний и омовений, а покровительницами его были Музы, — и значит, Плутарх, как и Симонид, на чьи стихи он ссылается, не признавал особых мантических свойств воды Кассотиды.Голова Аполлона, из Дельф. Середина VI в. до н. э.
Что касается лавра, то как культовое дерево Аполлона он неизменно почитался в Дельфах. Храм и треножник были украшены лавровыми ветвями, лавровые дрова горели в священном очаге, сидящая на треножнике Пифия держала в руке веточку лавра, а курение священного лавра было знаком присутствия божества. Одна из версий легендарной истории Дельф, сохраненная Павсанием, представляет первой пророчицей Геи горную нимфу Дафниду, и Павсаний же рассказывает, что древнейший храм Аполлона был построен из лаврового дерева. Согласно историку Фе-опомпу (IV в. до н. э.), Аполлон, очистившись по приказу Зевса после убийства Пифона, вернулся из Фессалии в Дельфы в венке из темпейского лавра и с ветвью этого лавра в правой руке. Самого Аполлона называли «Лавровым», «Лавроприобретателем», «Лавроносным», «Лавровласым, «Лавророжденным». Уже в гомеровском гимне к Аполлону Аполлон собирается вещать, «пророчествуя из лавра», что расценивается некоторыми исследователями, в частности Парком, как возможное указание на древнейший способ прорицания в Пифо, схожий с процедурой оракула Зевса Додонского: Аполлон давал ответы через шелест листьев священного лаврового дерева. Когда Феб гостил у гипербореев, его священный лавр ничем не отличался от других деревьев, но с возвращением бога лавр вновь оживал. О Пифии обычно сообщается, что она, впрочем, как и сам Аполлон, пророчествуя, потрясает лавр; объясняя слова Аристофана: «…возвестил мне сам Феб, сотрясший пифийский лавр», — схолиаст замечает: «Говорят, что рядом с треножником стоял лавр, который Пифия трясла, когда пророчествовала». Стремясь выразить полную одержимость Пифии, Каллимах изображает ее со всех сторон окруженной лавром: она окутана и пронизана находящейся в лавре божественной субстанцией: «Ведь и Пифия в лавре восседает, лавр воспевает и лавр подстелила». У Лукреция (I в. до н. э.) Пифия «пророчествует от треножника и лавра Феба».
Однако вся эта информация мало что говорит о безумии Пифии. В этом направлении обычно рассматривают сообщения Лукиана и Эномая о том, что жрица жевала лавровые листья. Но античность традиционно приписывала жевание листьев лавра поэтам и отчасти прорицателям и, вполне вероятно, видела в этом действии одну из характерных привычек людей «вдохновенных» профессий. О связи этого обряда с практикой Дельф весомых свидетельств у нас нет.
В поисках достойного рационалистического объяснения неистового безумия Пифии вопрос о роли лавра и воды Касталии или Кассотиды поднимали многие ученые, но, пожалуй, никто из них так и не решился возложить на них всю ответственность за экстаз жрицы. Наиболее консервативно настроенные авторы признавали их дополнительными материальными возбуждающими средствами.
Пифия на треножнике, с лавровой ветвью и чашей вина в руках во время прорицания. Изображение на краснофигурном килике
Полагая, что вопрос о материальных причинах безумия Пифии уже себя исчерпал, некоторые ученые пытаются объяснить ее состояние особым психическим настроем, и в этом русле развиваются теории медиумического транса или гипноза. Еще Курт Латте, формулируя различие между экстазом вакханок и мантическим вдохновением Пифии, обратил внимание на двойственное понимание слова «экстаз». Обычно экстаз подразумевает состояние сильного возбуждения, вызываемого интенсивными движениями тела (например, при исполнении священных танцев) или наркотическими веществами и притупляющего чувствительность человека ко всем внешним явлениям. При этом неограниченное жизненным опытом воображение погружает человека в мир, где исполняются тайные мечтания, и даже на время пробуждает в нем невиданные силы. Именно это и происходило с вакханками. Однако та же самая нечувствительность может стать результатом чисто умственного процесса, например, при усиленном абстрагировании (как в мистике неоплатоников) или при напряженной молитве. Здесь состояние тела значения не имеет; оно может оставаться неподвижным и даже казаться мертвым. С точки зрения греческого языка, это состояние тоже является экстазом, но Латте считает, что исходя из современного словоупотребления его лучше называть «трансом», и именно с этой формой экстаза он связывает состояние прорицающей Пифии. Латте уверен, что одержимость Аполлоном представляла собой исключительно внутренний процесс, психическая сторона которого нам не известна, но исследователь не сомневается в том, что «в уединении темного храма жрица на самом деле ощущала пугающе-воодушевляющее присутствие бога».
Непосредственно к решению этой проблемы попытался подойти Герберт Парк в книге «Дельфийский оракул». Он считает, что тайна оракула может быть объяснена либо одной из двух крайних теорий, либо их соединением. Согласно первой теории, дельфийские жрецы и Пифия намеренно обманывали доверчивых посетителей, разыгрывая традиционное представление с неистовствующей Пифией в главной роли. Но сама по себе эта теория кажется Парку малоубедительной: в первую очередь ее опровергает долгая и достойная история оракула, иначе получилось бы, что жрецы Дельф были обманщи-нами «всех времен и народов»; и, кроме того, даже наиболее скептически настроенные по отношению к оракулу античные авторы, а также христианские апологеты не считали всю систему оракула заведомой ложью. Уже один тот факт, что отцы церкви весьма серьезно рассуждали о злых духах, действующих под именем Аполлона и стремящихся отвратить людей от истинного Бога, свидетельствует о том, что они не сомневались в одержимости Пифии некоей сверхъестественной силой, способной открывать будущее.