Великая Ордалия

Но удара всё не было. Огромные пространства Зала аудиенций оставались тихими и пустынными, не считая заплутавшего воробья, бьющегося о сети, что свисали со сводов выше отсутствующей стены. Её горло пылало.

Она остановила свой взгляд на проеме, искрящемся серебристо-белым светом, раздумывая о ведущих к трону ступенях, столь священных, что людей убивали лишь за то, что они, по ошибке, пытались припасть к ним. Казалось, что хлопанье крыльев и буйство сражающегося с сетями воробья отдается прямо в её груди, скрежеща и царапая кости. Она остановилось на самой первой ступени величественного тронного возвышения, овеваемая ветрами Бытия.

И тогда Святая императрица Трех Морей узрела его — силуэт, возникший на самом краю исчезнувшего простенка. Человека, будто бы пытающегося укрыться внутри от палящих лучей осеннего солнца. Она тотчас же узнала его, но упрямейшая часть её души сперва решила уверовать в то, что это был Иссирал. Каждый сделанный им шаг, как и золотящиеся ореолы над его лицом и руками, или висящие у его пояса головы демонов; как львиная грива его волос и борода, или его мощная стать — калечили и гнали прочь от неё этот самообман и притворство…

— Чтхо…х — закашлялась Эсменет от внезапно пронзившего её ужаса, — Что ты здесь делаешь?

Её муж, как всегда невозмутимый, взирал на неё.

— Пришел, чтобы спасти тебя, — молвил он, — и уберечь всё то, что ещё могу.

— С-спасти меня?

— Фанайял мертв. Его стервятники разлетаются кто ку…

Перед её глазами всё потемнело и она пала на колени — как и должно покорной жене.

— Эсми? — произнес Анасуримбор Келлхус, опустившись на колено, чтобы подхватить её. Он поддержал Эсменет, тут же излив малую плошку её души в бездонную чашу своего постижения. Она наблюдала за тем, как на лицо его хлынула хмурая тень. Он отпустил её руки, возвышаясь над её испугом, словно башня.

— Что ты наделала?

Хватаясь за его шерстяные рейтузы, цепляясь пальцами за край его правого сапога, она вздрагивала от пощечин и ударов, которые так не явились.

— Я… — начала она, чувствуя спазмы подступающей тошноты.

Лишь позволила… — прошептала мятежная часть её души.

— Я.., я…

…этому произойти.

И Дар Ятвер зрит себя, видящего как он делает шаг из места, где стоял он всегда, извечно пребывая в ожидании. Мраморная громада колоннады отдергивается прочь, словно занавес, являя имперского демона, стоящего там, где стоял он всегда, извечно пребывая в ожидании. И видит он Воина Доброй Удачи, вскидывающего свой сломанный меч….

И встряхивает Матерь ковёр Творения…

Он поднимается по лестнице к залу, столь огромному, что сквозь него можно протащить галеру вместе с веслами. Он поднимает взгляд и видит себя, стоящего перед громадными бронзовыми створками портала, ведущего в имперский Зал аудиенций, одна из створок завалена обломками, другая же, приоткрывшись, висит на надломившихся петлях. Он следит за собой, вглядывающимся в опоясанный каменными колоннами сумрак, в мерцающие мрамором выси, в темнеющие на полированном полу отражения. Он видит белесое сияние неба, там, за пределами дворцовых сводов. Зрит место, там, позади Мантии, где сражаются тени и свет, и где проклятый Аспект-Император воздвигся подле своей съежившейся от страха жены. Она сокрыла сама от себя свою волю, но демон всё ещё видит прямо сквозь души.

Как он видел всегда.

Дар Ятвер прозревает себя, беззвучно вжимающегося в громадную колонну. Слышащего эхо, гремящее в сумраке изысканно украшенного зала — Что ты наделала?.

Матерь топчет стопою своею лик Творения.

Сама Жизнь спотыкается. Своды зала расцепляются и устремляются вниз.

Его меч прорывается вихрем, сквозь завесу обломков.

Слеза бездонным колодцем зреет в зенице Матери. Творение будто молотком колотит по всему земному, что явлено.

Демон пляшет, избегая падающих сводов, дивным образом поддерживая свою шатающуюся жену.

— Эсми?

Его сломанный меч мечется из стороны в сторону, отводя, словно волшебным желобом, завесу падающих обломков.

Матерь роняет Слезу. Вся необъятная кровля зала оседает, а затем рушится осколками мраморного великолепия.

— Лови, — взывает императрица.

 Он терзает плоть на своих ладонях, испивая полной чашей дар Матери.

— Эсми?

Слеза истекает впустую, оставляя лишь корку соли на его горле и левой щеке.

Матерь топчет стопою своею лик Творения. Селеукаранская сталь рассекает пелену осколков, волшебным желобом отводя их в сторону, как отводила всегда. И погружается в горло его. Нечестивая мерзость хрипит, задыхаясь, как извечно хрипела и задыхалась…Шлюха Момемнская издаёт крик, в котором слышится страсть, превосходящая просто радость или просто страдания.

Её муж изумленно взирает, исчезая под опрокидывающимися опорами огромного зала.

Простёрши руки, Дар Ятвер смотрит наверх, обозревая то, что осталось от сводов, и заключая в объятия уже случившееся.

Императрица взывает,- Лови.

Видишь! — безмолвно верещал имперский принц своему близнецу. — Видишь!

Игра. Всё время это была Игра!

Оставалось лишь только играть.

Игра была всем, что имело значение.

Он взбежал по Ступеням процессий вслед за своей матерью, мельком бросив взгляд в уцелевшее Великое зеркало и увидев там лишь ангелоподобного мальчугана, чумазого и перепачканного кровью — ухмыляющегося, как возможно решили бы многие, странно и неестественно. А затем пещерный сумрак имперского Зала аудиенций окружил и объял его, и он увидел свою мать, стоящую в бледном, лишенном оттенков свете, исходящем от проема на месте отсутствующей стены. Он беззвучно крался между колоннами и тенями меньшего придела, пробираясь к западной части огромного зала. Довольно быстро он обнаружил Ухмыляющегося Бога, стоящего у одного из поддерживающих своды столпов, так, что его нельзя было заметить с того места, на котором остановилась она. Его охватил жар, столь очевидны были возможности…и уязвимости.

Пожалуйста…- возрыдал Самармас из ниоткуда. — Окликни её…

Их мать стояла на нижнем ярусе Зала аудиенций. Её руки распростерлись, она склонила голову, подставив лицо под потоки холодного света…словно ожидая чего-то…

Окликни её!

Миг этот показался ему столь мрачным и столь восхитительным.

Нет.

И затем он ощутил её, выворачивающую желудок, тошнотворную Метку…и понял каков настоящий приз в той игре, в которую они тут играли.