Великая сталинская империя

Все более политизированными становились и литературно-художественные журналы, где теперь редко попадались произведения без «выпяченной, надуманной политической подоплеки». В журналах «Новый мир», «Знамя», «Октябрь», «Москва» часто мелькали фамилии пропагандистов преимущественно советского образа жизни. Среди них были П. Павленко, Н. Вирта, А. Корнейчук, К. Симонов, JI. Леонов, С. Михалков, И. Эренбург. Если одни писатели кривили душой и выполняли «социальный заказ» ввиду безвыходных обстоятельств, то такие как А. Корнейчук делали это с особым рвением, хотя их творения и рождались шаблонными, без проблеска талантливой искры.

Помня о критике качества пропаганды со стороны ЦК, М. Суслов постоянно держал это замечание в памяти. Потому и в его резолюции на втором варианте «Плана проведения антиамериканской пропаганды учреждениями искусств» есть фраза: «Тов. Шепилову. Нет ли погони за количеством пьес и постановок в ущерб их качеству?»

Но каким образом оживить пропаганду, поднять ее качественный уровень, если культура и творчество в сталинскую эпоху были подавлены штампами, демагогической фразеологией, которой нельзя было избежать? Вольного свежего ветра в литературе тех лет не было, по-настоящему талантливые авторы с оглядкой складывали живые, правдивые рукописи в стол и хранили «до лучших времен».

Среди «борцов с происками империализма» не было таких личностей, как Андрей Платонов, Анна Ахматова, Борис Пастернак, Варлам Шаламов. Последний в эти годы просто сидел в лагере на Колыме.

Именно в 1946 году, когда начала разыгрываться «идеологическая вакханалия», когда творческому человеку стало душно, как в 1937 году, Борис Пастернак написал свое знаменитое стихотворение «Гамлет». И узкий круг интеллигентов, знавший полный текст стихотворения, с отчаянием и трагической тоской оглядываясь кругом, невольно повторял заключительные строки пастернаковского трагического «Гамлета»:

Но продуман распорядок действий, И неотвратим конец пути. Я один, все тонет в фарисействе. Жизнь прожить — не поле перейти.

В 1956 году, с оглядкой в недалекое прошлое, Пастернак напишет не менее значительное стихотворение «Быть знаменитым некрасиво», первые строфы которого ярко отражали мрачное духовное состояние творческой интеллигенции, вынужденной под страхом расправы молчать в годы разгула сталинской послевоенной реакции:

«Быть знаменитым некрасиво. Не это подымает ввысь. Не надо заводить архива, Над рукописями трястись. Цель творчества — самоотдача, А не шумиха, не успех. Позорно, ничего не знача. Быть притчей на устах у всех».

Да, быть знаменитым в годы фарисейской трескотни было, действительно, некрасиво и стыдно. Да и сейчас неловко читать псевдопафосные «творения», обличительные статейки и романчики, подписанные громкими именами — И. Эренбург или К. Симонов. А ведь это были и правда талантливые авторы, волею судьбы ставшие «придворно-кремлевскими борзописцами». И самое горькое то, что многомиллионный читатель верил этим людям, которые по принудиловке выдавливали из себя «пафосно-обличительные» строки.

Не лучше выглядели и литературные произведения. Так для К. Симонова напечатанная им в 1948 году пьеса «Чужая тень» была не лучшим его творением. В ней он «развенчал советских ученых, преклонявшихся перед иностранщиной». Свою рукопись «на животрепещущую тему» К. Симонов направил для ознакомления Молотову, Сталину и Жданову. (РГАСПИ, ф. 82, оп. 2, д. 1458, л. 49. К. Симонов — В. М. Молотову, 23 мая 1948 г.).

В серый поток «разоблачилок» (литературный жаргон. — Авт.) попала и книга-памфлет И. Эренбурга «Ночь Америки».

С «проколом» сработал для Госполитиздата и молодой Ю. Н. Семенов с книгой «Фашистская геополитика на службе американского империализма». (Не путать с Ю. С. Семеновым, автором «Семнадцати мгновений весны»! — Авт.) Несмотря на общие положительные отзывы, книга была написана занудным языком и страдала многостраничным теоретизированием по поводу «разоблачения трудов западных основоположников геополитики».

Вместе с тем, критике подвергались и объективные работы. В частности, в космополиты был зачислен и «покаялся в письме в ЦК» начальник кафедры международных отношений Военно-политической академии имени В. И. Ленина Г. А. Деборин за «слишком мягкое и почти дружественное изображение империализма» в книге «Международные отношения в годы Великой Отечественной войны (1941–1945)». Для Деборина весь кошмар заключался в том, что гром грянул, когда книга уже лежала на прилавках магазинов! За издание «всецело порочной» работы ее рецензенты и цензор были уволены с занимаемых должностей. А начальник Главупра в письме Суслову «пришил» Деборину попытку протаскивания «оправданий империализма и замалчивание роли партии в борьбе с фашизмом». Чего только стоила следующая фраза из письма: «…автор обходит роль большевистской партии как организатора и вдохновителя побед советского народа и его вооруженных сил». Кроме того, «умалчивается историческая роль СССР в Великой Отечественной войне и переоценивается роль Великобритании и Америки», не показаны «хищнические цели американского империализма».

По тем временам такие фразы были уже стопроцентным основанием для того, чтобы назвать автора «агентом западной разведки, идеологическим диверсантом» и завести на него дело на Лубянке. Когда разбор скандала дошел до Д. Шепилова, тот счел целесообразным изъять книгу из всех библиотек страны и уничтожить. На этой резолюции Суслов «проголосовал» размашистым почерком «за!» (РГАСПИ, ф. 17, оп. 132, д. 144, л. 37). Но, тем не менее, крамольная книга уцелела в некоторых библиотеках по причине бюрократических проволочек или из-за неисполнительности библиотекарей и местных идеологических парторганов.

Однако уничтожением книги партийцы не удовлетворились и продолжали «давить» на Деборина. И тот сломался, что бывало довольно часто в те времена. Деборин обвинил своих рецензентов в космополитизме, в том, что «они вовремя не указали» ему на грубейшие политические просчеты в рукописи. Сгущая краски и оправдываясь, он заявил, что академик И. М. Майский (бывший посол СССР в Англии в 1932–1943 г.г.) пять часов подряд убеждал его в том, что «Рузвельт всегда был искренним другом СССР», а «Черчилль был настроен в пользу СССР, по крайней мере, до Сталинграда». Академик считал, что своей книгой Деборин должен был не разрушать, а укреплять послевоенное сотрудничество СССР с союзниками. А дальше в письме шли многословные покаяния самого Деборина. Копию письма сломленного автора Шепилов послал министру госбезопасности В. С. Абакумову. Но быстрой расправы над Майским по каким-то причинам не последовало; его арестовали только в феврале 1953 года.

Если при выполнении идеологических заказов одни невольно ломали свою судьбу, то другие удачно делали карьеру. К таким конъюнктурщикам относился писатель Н. Н. Шпанов, еще в 1939 году получивший от партии лестные отзывы на свою книгу «Первый удар. Повесть о будущей войне». Повесть живописала в фантастических образах начало победоносной войны СССР против Германии.

«Певец большевизма» Всеволод Вишневский в рецензии, опубликованной в журнале «Большевик», назвал повесть удачной. На самом же деле она была грустным примером самой кондовой халтуры. А в 1949 году Шпанов занялся разоблачением космополитов «на литературном фронте», как он сам писал Сталину в письме от 29 марта. Обращаясь к вождю, Шпанов сокрушался, что «исчерпал все доступные ему средства в борьбе за справедливость». И тут же упоминал разгромленный в редакциях свой роман «Поджигатели», посвященный «разоблачению роли США и Англии и их разведок в развязывании Второй и подготовке Третьей мировой войны».

Непризнанный «талант и патриот» возмущался тем, что с рукописью, сданной в издательство «Молодая гвардия» в 1947 году, «происходит безобразная волокита. Один за другим придумываются поводы, чтобы задержать выход книги». Даже вмешательство К. Ворошилова «не привело издателей в себя. Ни актуальность темы, ни современная политическая обстановка не заставили издателей вспомнить слова великого Ленина: «Надо объяснять людям реальную обстановку того, как велика тайна, в которой рождается война». Далее Шпанов «доносил», что редактор «Нового мира» К. Симонов и глава Союза писателей СССР А. Фадеев были за публикацию романа.