Великая степь

Карахар посмотрел на побледневшее, с прыгающими губами лицо г-жи Мозыревой и улыбнулся. Улыбка у него была жесткая.

…Генерал Таманцев выдержал паузу после своего сообщения удивительно точно — все успели осознать и проникнуться, но пока не начали ахать и предлагать рецепты спасения: снова включить и выключить, или включить и не выключать, или попробовать включать-выключать в разных режимах.

Таманцев сказал просто:

— Продолжим совещание. Что у нас в повестке? Продовольственный вопрос? Пожалуйста, Василий Петрович, слушаем вас.

Полковник Радкевич не сразу отошел от известия: не мог найти в папке нужные бумажки, путал цифры по сгущенке с цифрами по тушенке — но главное и без того ясно: с голоду они не умрут. С мясом, рыбой, яйцами проблема не стояла. Но увеличивать долю примесей в муку хлебопекарня уже не в силах. И так не хлеб, а черт знает что. Надо или расширять торговлю с кочевниками, что невыгодно, ибо зерно у них не свое, тоже где-то выменивают — или срочно восстанавливать второй опреснитель — исключительно в видах поливного земледелия; для начала можно использовать пустующие площади внутри периметра, между водозабором и четвертым сооружением — грех тратить столько сил на охрану огромного пустыря…

Помаленьку полковник оправился и начал атаку на Отдел и Гамаюна — надо понимать, кое-какие расследования на черном рынке продуктов вплотную подошли к завязанным на Радкевича людям… И он решил атаковать первым — дабы все последующие попытки ухватить за скользкий полковничий хвост представить как сведение счетов. Начал полковник издалека…

Весьма, оказывается, тревожила Радкевича проблема сахара — тут вот у него предложение об очередном снижение нормы вдвое, но полковничье сердце обливается кровью при мысли о бедных, лишенных сладкого детях. Мед от кочевников не выход — цены заоблачные. А между тем полковнику доподлинно известно, что на черном рынке покупаются-продаются целые ящики дешевой карамели «Подушечка обсыпная» и «Сауле», скупленные разными ловкачами сразу после Прогона — и изводятся несознательными гражданами на производство самодельных алкогольных напитков. И куда в это время смотрит Отдел и лично подполковник Гамаюн — непонятно…

Лично Гамаюн смотрел в это время на часы и думал: командуй он сам «орлятами» — назначил бы выступление на половину шестого, а потом, когда все будут уже в полной готовности, перенес бы срок на полчаса, а то и на час раньше — дабы при утечке сохранить хоть остаток фактора внезапности.

Но все было тихо.

Пока — тихо.

3

Нехитрая уловка Таманцева удалась полностью.

Его офицеры хоть и казались ошарашены известием об отключении, но пришли в себя достаточно быстро — жизнь последнее время подкидывала самые неожиданные вводные. А вот штатская пятерка, имевшая по дурацкому, никем не отмененному положению о ЗАТО не только совещательный голос в иных вопросах, — штатские опомнились отнюдь не сразу.

И обсуждение ряда важных проблем удалось не превратить в демократическую говорильню. Ладно бы вопрос о карточках еще на два вида продуктов, ладно увеличение втрое количества учебных часов, отведенных на военную подготовку в одиннадцатилетке… Но ошеломленные штатские позволили быстро проскочить проекту приказа о проведении весенне-летнего призыва на Девятке своими силами — без военкоматов, без продажных медкомиссий, без вузовских и прочих отсрочек. И, понятно, без альтернативной гражданской службы. Удивительно, но факт — ни единого возражения…

Конечно, проще всего было последовать советам Гамаюна и других. Прихлопнуть все эти притащенные из другой жизни демократические игрушки, отменить ЗАТО и ввести нормальное единоначалие… Но Таманцев не спешил. И дело даже не только в том, что до сегодняшнего дня, до отключения, брезжила надежда вернуться в тотмир — хотя и это сыграло немалую роль.

Существовала еще одна причина. Глава администрации закрытого административно-территориального образования «Балхаш-9» Светлана Ивановна Мозырева была женой Таманцева. Второй женой. Единственная дочь генерала осталась от первого брака…

4

Оправилась от потрясения г-жа Мозырева только на вопросе, напрямую ее касающемся, фактически находящемся в ведении администрации, — об организации в Девятке временного отдела ЗАГС.

Гамаюну это казалось излишеством. Рождение граждан какого государства будет регистрировать вновь созданная структура? Великой Степи? И как быть с датой рождения? С похоронами тоже теперь просто — чтобы лечь под безымянный, поросший ковылем холмик, не нужна бумажка с печатью. В степи хоронят без свидетельств о смерти. А брак, в конце концов, и начальник штаба зарегистрировать может. Печатью части.

Но г-жа Мозырева грудью стояла на защите семьи, брака и дискриминируемого женского меньшинства. Речь ее оказалась наполнена пафосом — и больше подходила для многолюдного митинга, чем для ушей привычных к точным цифрам и конкретным задачам офицеров.

Моральное разложение в ЗАТО перешло все мыслимые и немыслимые пределы — следовало из речи главы администрации. Мало того, что многие господа офицеры живут в безбрачном сожительстве, развращая тем умы личного состава и подрастающего поколения. (Тут г-жа Мозырева недобро посмотрела на Гамаюна — его брак с Миленой оформлен не был). Мало того, что известны случаи покупки — да, да, именно покупки! — молодыми лейтенантами так называемых жен, явно несовершеннолетних, у местного населения. Но это не все. Недавно ей, главе администрации, стал известен возмутительный случай, выходящий уже за все рамки представлений о морали и общественной нравственности. Две девушки из Девятки проданы в Степь! Она готова назвать имена и назовет их: Аня Сизарева и Лиза Кремер!

Если Мозырева рассчитывала взорвать еще одну бомбу, то она просчиталась. Удивленную и отчасти возмущенную реакцию заботливо приберегаемый к совещанию факт вызвал единственно у ее гражданских коллег.

Офицеры знали: браки Ани и Лизы со старшими сыновьями старейшин двух степных родов стали важнейшим политическим делом и прорабатывались в штабе со всей тщательностью. Добровольные браки.

Но г-же Мозыревой объяснить что-либо не представлялось возможным. Какое дело ей до того, что эти два рода теперь по своему почину едва ли когда нападут на Девятку? Что Лиза, старшая дочь майора Кремера, а Аня единственная (соответственно — тоже старшая) дочь подполковника Сизарева — а брак старших сыновей и старших дочерей в понятиях Великой Степи многое значит. И под бунчуки хана в поход на родственников степняки пойдут только по знаку белого дротика — и даже тогда на хурале их голос будет за то, чтобы решить дело миром…

Что Аргачи, сын старшины с Сухого Ручья, познакомился с Лизой Кремер на привозе — и весь март встречался с ней на нейтральной полосе периметра, рискуя подорваться на растяжке, получить дротик от своих или пулю от чужих — тоже не могло растрогать сторонницу общечеловеческих ценностей. Проданы девушки! Кошмар, позор, преступление… Что с того, что отдать девушку бесплатно (т. е. подарить) — по законам Степи значит обречь ее на роль наложницы, фактически рабыни…

А г-жа обрушилась уже прямо на Гамаюна. Если Отдел выполняет среди прочего и функции военной юстиции, то почему его начальник самым возмутительным образом прячет заявления главы администрации под сукно? И говорит, что поскольку ставшие жертвами растления и фактически работорговли девушки военнослужащими не являются, то он, Гамаюн, обязуется при первой оказии передать означенные заявления в гражданскую прокуратуру? Как понимать это издевательство? В особых случаях военная прокуратура обязана возбуждать дела по совершенным на военных объектах правонарушениям и преступлениям, вне зависимости от личностей фигурантов!

И глава администрации сослалась на соответствующие статьи и пункты — хорошо подготовилась.

Гамаюн вздохнул и открыл папку. За всеми последними событиями так и не удалось глянуть, что ему подготовил по этому поводу Костриков, военный прокурор Прибалхашска (принесла того нелегкая на Девятку с проверкой аккурат под Прогон)…

5

Таманцев не прислушивался к патетическим словам супруги — в голове у него давно образовался некий отключающий рычажок, позволяющий пропускать мимо ушей ее речи.