Великая степь

Пошел и Ткачик — другой дорожкой, параллельным курсом, прикрывая сзади.. Он тоже оделся в цивильное — спортивный костюм, кроссовки. Пробежка, дескать… Спортсмена Ткачик изображал упарившегося — куртка снята, рукава завязаны вокруг пояса. И что спрятано на поясе — не видно. Благо торс позволял не опозорить и здесь, в далеких степях, честь Российского Флота. Ни грамма лишнего — атлетичный мужик был Ткачик, сам сознавая то без ложной скромности и ложной гордости. И — был опасный.

Очень опасный.

2

Ткачик даже споткнулся от внезапной мысли.

Айдахар тебе в душу… Мы все — козлы, кретины… Боец, обычный боец! Мы десять раз прогнали всю партитуру и просмотрели самое очевидное: бойца. «Орлята» пошлют бойца. И тот попытается завалить старшого где угодно — на хрена ему руины, на хрена безлюдное место. Может сработать — потому что Карахар тоже этого варианта не просчитывал.

Проклятье!

Ткачик ускорил шаг, ругая себя и коллег. Их подвела обычная инерция мышления. Прикидывая, как могут действовать дилетанты (пусть даже и повоевавшие, но не имеющие опыта в ликвидациях) в крошечном городке, где любой знает любого, хотя бы в лицо, где не затеряться, не раствориться в толпе после акции, они учитывали лишь жилой городок и его обитателей — офицеров, прапорщиков, гражданских… Все члены боевой группы «орлят» были отсюда. И за ними приглядывали — особенно сегодня. Но! Население казарм (а это больше пяти тысяч, даже с учетом потерь и за вычетом гарнизонов Постов на трассе, «двойки» и «единички») — никто в расчет не брал. Не имелось там у пернатых пропагандистов-агитаторов, и низовых ячеек не имелось — доморощенные муравьевы и бестужевы собирались солдатиков использовать втемную, подняв по спровоцированной тревоге…

Сейчас Ткачик понял, что там же, в желтых зданиях казарм, могли без всякой пропаганды и подпольщины подготовить исполнителя-одиночку. Бредущий куда-то по делу или без дела по Девятке солдатик — примелькавшаяся до незаметности деталь пейзажа. Никто и никогда не даст словесный портрет только что, минуту назад встреченного бойца… А через пять минут — и не вспомнит, что встретил. Люди-невидимки… Натаскать такого (стимулов кучу придумать можно) — идеальный исполнитель. Выстрелил и исчез. Не опознают, не вспомнят…

Ткачик перешел с трусцы на полноценный бег. Догнать старшого, прикрыть от только что осознанной опасности. Куртка сползала, открывая вороненый металл, он прижал ее локтем. И побежал быстрее.

Ткачик ошибался. Этот вариант Гамаюн просчитал тоже Он просчитывал всё и всегда. Но информировал подчиненных, не выходя за рамки поставленной задачи.

3

У гостиницы, прозванной «Хилтон-Девятка», толпился народ.

Это не был пяти-, или четырех-, или менее звездный отель. Портье, коридорных и горничных в штате не числилось. И интердевочки у входа не дежурили. Более того, постояльцы за проживание в номерах ни рубля (и ни тенге) не платили. Да и номера своего названия не заслуживали — двухкоечные конурки. Короче, КЭЧ [2] его знает, отчего двухэтажный барак для командированных именовали гостиницей.

2

КЭЧ — квартирно-эксплуатационная часть. Аналог флотской МИС и гражданских ЖЭК, РЭУ и прочих ПРУ, ЖРУ и т.д. Впрочем, сантехники и электрики из КЭЧ ничем, в смысле скорости и добросовестности ремонта, от штатских коллег не отличаются.

Народ толпился — подъехала водовозка с прицепом-цистерной, сегодня утром питьевую получали «Хилтон» и четыре ближайших к нему дома. Ткачик, подбегая, на ходу оценивал обстановку. И — первым делом выхватывал взглядом из общего столпотворения фигуры в солдатском х/б.

Вот четверо наверху, откинули борт и подают вниз сорокалитровые алюминиевые фляги и громадные глиняные кувшины — подобная тара стала появляться на Девятке недавно… Не то, эту четверку Ткачик знал, старослужащие, обстрелянные, проверенные, каждый день к скважине ездят (та еще служба!).

Этих поди подбей в Гамаюна стрелять — руки-ноги оторвут, остальное в Отдел доставят…

Толклись вокруг и другие бойцы. Понурые, в форме не по размеру… Черпаки. Вроде и не самая низшая ступень армейской иерархии — но лишь в обычных условиях. Пополнений не было несколько месяцев, и жизнь вчерашних салаг, ставших ныне черпаками, от смены статуса отнюдь не полегчала…

Но подозрений никто из них не вызвал — подхватывали вдвоем флягу или вчетвером кувшин и волокли на квартиру непосредственного начальства (обычно не ниже майора — у каждого звания свои привилегии). Все емкости подписаны масляной краской — приделать ноги чужой таре и поставить под бражку охотников хватает…

Гамаюн уже удалялся от водовозки и окружавшего ее столпотворения. Ткачик сбавил ход, водил взглядом по расходившимся от машины. Багира занималась тем же сверху, с гостиничного крыльца. В своем наряде и рыжем парике она напоминала путанку-неудачницу, не пойми как угодившую к «Хилтон-Девятке» и бесплодно высматривающую денежного клиента… Лягушонка не видно. Надо думать, распаковал в укромном уголке свою СВД и прикрывает со стороны…

Никто из жаждущих свежей питьевой водички ничего против подполковника не предпринял. Ткачик чуть расслабился. До здания штаба рукой подать, три минуты прогулочным шагом… Вроде пронесло.

Он трусцой огибал все более редеющую толпу. Солдатики почти все разбрелись, сгибаясь под ношей. Капитаны, лейтенанты и прапорщики, доставлявшие бидоны до квартир самолично, грузили емкости на всевозможные тележки. Чуть дальше к цистерне выстроилась очередь с канистрами в руках. Обрывки разговоров скользили мимо внимания Ткачика.

— …прикинь? Загнул — восемь баранок за литр…

—… с Третьего вернулся. Говорит, всех…

— …не успели, всю неделю с опреснителя пили, ничего…

—… кто-кто, дед в пальто. За базаром следи, вон, про…

—… Машка Мейсон в последней…

—… сегодня, здоровущий, метров восемьдесят, говорят, всё, хватит, не поплывут больше за…

— … как печка раскочегаренная, даром что сорок пять, а сиськи…

— … так и скажи. В гробу я…

— … все по расписке, чин по чину. А что мне теперь эти…

Он не вслушивался, главным и почти единственным органом чувств стало зрение, периферийное в том числе. Ткачик улавливал все, стараясь вовремя засечь человека, пока не начавшего двигаться, но уже вогнавшего тело в ритм — внимательным и тренированным глазом такое можно увидеть.

И — он увидел.

4

Гамаюн не остановился, но начал двигаться странной для непосвященного наблюдателя, плывуще-танцующей походкой.

Ткачик понял, что старшой тоже видит. Видит, как напряжен идущий навстречу — высокий, худощавый, в цивильном. Видит перекинутую через руку куртку (здесь? в конце мая?). Видит скованную, деревянную походку. Видит все — и готов. Готов ко всему.

Ткачик ускорился. И тут впереди что-то сломалось, что-то пошло не так… Что там такое, айдахар вам всем в…

Гамаюн остановился и обратился к встречному. И тот ответил, и тоже остановился, подойдя ближе, и повернулся к старшому, и старшой говорил ему что-то еще, и сделал успокаивающий жест рукой, а тот, высокий, — тот нервничал, тот дергался, тот просто танцевал, рука с перекинутой курткой стала подниматься, сейчас ведь пальнет, на что смотрит старшой…

Ткачика выстрелило с места, как ракету пороховым ускорителем.

Все длилось вечность. Вечность падала куртка, и вечность высокий тянул к блеснувшему оружию зачем-то еще и левую руку, и вечность Ткачик летел оставшиеся ему метры, и вечность удивлялся странной неподвижности старшого, и вечность думал: не успеть…