Великая война без ретуши. Записки корпусного врача
Шрифт:
И в «Нов[ом] вр[емени]», и в «Рус[ском] слове» созерцаю изображение холеной, вылощенной, «элегантной» фигуры еще совсем молодого человека — флигель-адъютанта [577] Б. А. Вилькицкого [578] — нашего будто бы «русского Нансена». Ой, крепко сомневаюсь в его подлинных заслугах, кладу голову на плаху в убеждении, что здесь — ловкость рук, и он из славной, столь у нас на Святой Руси многочисленной стаи штукмейстеров и фальсификаторов-очковтирателей! Глядя вообще на всех наших камергеров, камер-юнкеров, флигель-адыотант[ов] и им подобн[ых], мне так и хочется спросить их, «как дошли они до жизни такой…» Россия наша — страна Распутиных, страна тайного блуда, замаскированного разврата «par excellance» [579] , страна всяких гадостей, прикрытых фиговыми листьями мнимой святости… […]
577
С боевым «Владимиром» на груди. — (Примеч. автора.)
578
Вилькицкий
579
По преимуществу (фр.).
21 сентября. […] Все больше и больше приходится слышать жалоб на грабительство наших солдат; многие из них приходят здесь, в Минске, в магазины Топаза и др., заказывая или покупая золотые вещи — браслеты, часы и т.п., — и платят большие деньги.
22 сентября. От штаба Верховн[ого] главноком[андующ]его сообщается о «планомерном переходе наших войск от отступления к наступлению»… […]
Подвиг милейшего коллеги — старшего врача дезинфекционного отряда при 26-м корпусе О.Г. Калины (к[ото]рый, наверное, будет аннулирован!): при отступлении 17 августа из Оран полков 84-й пех[отной] дивизии вернул коменданту бежавших четыре пулеметн[ых расчета], около 60 чел[овек] нижних чинов — артиллеристов, командира Ирбитского полка [580] — трепыхавшегося с перепугу от истерики полковника Никитникова [581] ; начальник же 84-й пех[отной] дивизии генерал Козлов [582] , бросивши все, утекал сломя голову.
580
334-й пехотный Ирбитский полк.
581
Никитников Анатолий Михайлович (1868 —?) — полковник (1911), в 1914–1916 гг. командовал 334-м пехотным Ирбитским полком.
582
Козлов Владимир Аполлонович (1856–1931) — генерал-лейтенант (1915), в 1914–1917 гг. командовал 84-й пехотной дивизией.
23 сентября. Погода захмурилась, но безветренно и тепло. Живу с санитарн[ым] отделом врозь со штабом армии, стоящим в 20–22 верстах от Минска, не желающим сюда переселиться только потому, что здесь еще стоит штаб фронта. Цены на продукты — адски дорогие [583] . Легче достать всякие сладости, чем, напр[имер], белый хлеб. Лечебные заведения, где так необходим последний для больных желуд[очно]-кишечн[ым] каналом, лишены возможности где-либо его приобрести; нет пшеничной муки в интендантстве. Написал по этому случаю внушительного содержания бумагу. Дезорганизация во всем и расхлябанность — полнейшие; тыл в абсолютном неустройстве; чувствуется, что все у нас делается как будто нарочно pourle roi de Prusse [584] ] Ктовлес, кто по дрова… […] Помещаю газетную вырезку с сообщением о подвиге сестры милосердия Мирры Ивановой [585] , «собравшей к себе солдат и бросившейся с ними на окопы» [586] . Можно себе представить, что из себя представляли солдаты, к[ото]рых собирала и вела в бой… баба!
583
Белый хлеб — 35 к[опеек] фунт, черный — 10–12 коп[еек]. — (Примеч. автора.)
584
Букв, «ради прусского короля» (фр.).
585
Иванова Римма Михайловна (1894–1915) — фельдшер 105-го пехотного Оренбургского полка, во время боев в период Свенцянского прорыва немцев повела в атаку оставшуюся без офицеров роту. В ходе атаки была смертельно ранена.
586
В фондах НИОР РГБ не обнаружена.
Приказ главнок[омандующ] его С[еверо]-З[ападного] фронта за № 1839 от 19 августа гласит: «Директор 2-го Московского кадетского корпуса генерал-майор Быстреевский [587] был командирован по его личному добровольному желанию на летнее вакационное время в действующую армию для выполнения служебных поручений. На генерала Б[ыстреевского] мною было возложено поручение по организации и осуществлению противоэпидемических мероприятий в районе… В течение 6 недель Б[ыстреевский] проявил выдающуюся энергию, знание и понимание дела… Ныне, ввиду наступающего учебного периода в военно-учебных заведениях, Б[ыстреевский] снова возвращается к исполнению своей ответственной педагогической деятельности. Расставаясь с Б[ыстреевским], считаю своим нравственным долгом выразить ему от лица службы сердечную благодарность за его добровольное и самоотверженное служение на пользу армии… Алексеев». Ведь для простаков генерал Б[ыстреевский] — герой и подвижник! На самом же деле, я уверен, дело обстояло по-обычному: директор, несомненно, воспользовался знакомством или приятельством с кем-либо из штабных (а может быть и с самим Алексеевым), попросился для собственного развлечения на нерискованное амплуа (и, конечно, по санитарной части!) в армию, чтобы заполучить большой куш прогонных, подъемных, порционных и пр., да сорвать еще какой-ниб[удь] орденишко. Мотивы и «добровольного желания», и «самоотверженного служения» были, в сущности, так примитивны и незначительны, что сводились лишь к нуждишкам да животишкам обыкновенных людишек! Когда раскроешь скобки с романтически описываемых деяний нашего воинства — выйдет лишь одна вонючая требуха! Нет! Меня не проведешь теперь в этом отношении: побывал в Риме и повидал вплотную папу! […]
587
Быстреевский Сергей Дмитриевич (1866–1926) — генерал-майор (1907), директор 2-го Московского
императора Николая I кадетского корпуса в 1914–1917 гг.24 сентября. Захолодало и задождило. Зрелище оторванного от корней бытия своего населения — армии беженцев с семьями, с детворой — надрывает душу… [588] Кругом сумасшедшие шум, суета, галдение, все распоряжаются, бегают, и в результате никто ничего не знает и не понимает, и ни у кого нельзя толку добиться, всякий при том думает о своей лишь шкуре; ни в чем не видно взаимной выручки, поддержки — царит лишь взаимная злоба и животная грубость; на всех действиях лежит печать рекордной российской бессовестности и глубокого невежества. Господи, унеси Ты меня из этого омута! […]
588
Чтобы не портили они благообразия города, их гонят отсюда, как какой скот, они бегут в лес и живут там по-звериному! — (Примеч. автора.)
27 сентября. […] Так иногда хочется вывести на свежую воду для привлечения к уголовной ответственности наших военных дамочек (жену подполковника Иванцова, жену генерала Янова и др.), позволяющих себе расхаживать и разъезжать с своими муженьками в казенных автомобилях в костюмах сестер милосердия с красным крестом, на что не имеют никакейшего права! Поддельные сестры у нас и кличку носят «некрещеных» сестер. О, сколь одиозны мне наши бухарские нравы! И мы еще претендуем на культуртрегерство по отношению к финляндцам, полякам и др. цивилизованным народностям!
В ресторанах Минска водки и вина не подают, а офицерство вечерами после ужина валяется по-свински пьяным даже в сортирах! Штаб фронта остается здесь, штаб 1-й армии располагается в районе Глубокого [589] , штаб 2-й — около Молодечно. […]
28 сентября. […] Из Изяславля приехал сюда поферлакурничать дежурный генерал Жнов, а с ним и наш «неустрашимый» (конечно, только перед подвластными ему чинами!) полковник; первый из них ушел весь, всеми фибрами своего существа, открыто, искренне — в бабье дело, второй же, «бестрепетный», изливающий всякий раз в разговоре со мной свою скорбь, что находится в разлуке с своей любимой женой — чему я готов охотно верить, — пустился в разврат более всего из лакейства, по мотивам строго рассудочным, чтобы поддержать хорошие отношения с весьма нужным ему для получения генеральского чина человеком. И это совсем не уники, а обычные типы из портретной галереи наших «витязей». Дьявол их знает: не постигаю их физиологии — как они только могут при всевозможных превратностях военно-походной жизни жить лишь исключительно в свою утробу да в половые органы, безо всякой потребности в духовном питании, интересуясь в газетах только телеграммами из штаба Верховн[ого] главноком[андующ]его! Все теми же остались они павианами, как печальной памяти генерал Сахаров [590] , умудрившийся в разгаре Ляоянских боев предаваться ненасытно утехам любви! По-собачьи! […]
589
Глубокое — местечко Дисненского уезда Виленской губернии, ныне город, административный центр Глубокского района Витебской области (Белоруссия).
590
Сахаров Владимир Викторович (1853–1920) — генерал-лейтенант (1900), начальник полевого штаба Маньчжурской армии с апреля по октябрь 1904 г., начальник штаба А.Н. Куропаткина с октября 1904 по март 1905 г. Генерал от кавалерии (1908), участник Первой мировой войны.
ОКТЯБРЬ
2 октября. Погода стоит дивная. Около 3 часов ночи пробудился от страшной артиллерийской канонады — тряслась кровать моя, дребезжали окна: палили по цеппелину. Как потом выяснилось, наши прожекторы никак не могли его взять в сферу своего освещения, и из пушек палили прямо наугад!! Летел, говорят, цеппелин очень невысоко. Возле обоих вокзалов сброшенными бомбами разрушено и сожжено несколько зданий; были и человеческие жертвы. Сегодня же в дообеденное время стреляли по аэропланам. […]
3 октября. Телеграфируют, что в Москву в настоящее время доставлено около миллиона пудов «Куваки» — столового напитка из имения дворцового коменданта Воейкова [591] ; огромное количество вагонов занято на перевозке этого пойла в то время, когда для продуктов первой необходимости не хватает подвижного состава! «Маленькие люди» проливают кровь, загребистые же когти наших сановных хищников под шумок собирают в их ненасытные утробы обильный корм… Как только подумаешь, что ведь эти-то все загребатели и делают политическую погоду — становится жутко до кошмарности! […]
591
Воейков Владимир Николаевич (1868–1947) — генерал-майор (1909), в 1913–1917 гг. занимал должность дворцового коменданта, пользовался доверием Николая II.
6 октября. […] Прибыла в Минск остальная часть штаба из Изяславля. Бойко себе наши хвачи-рвачи разбирают квартиры, норовят все в несколько комнат да с шикарной мебелью, с несколькими кроватями, с роялями, шибко утесняя как своих покоренных местных жителей, особенно «поганых жидов»; стремятся изо всех сил, ч[то]б[ы] с наибольшим удобством устроиться, да повольготнее себе поерничать, так, ч[то]б[ы] на войне было как дома. Кажется, что только один у них и лозунг на свете: жратва и блуд! Вынеси Ты меня, Пресвятая Матерь Богородица, из этого омута человеческой пакости и низости! Распирает меня злоба, так что, кажется, вот-вот как бомба разорвусь; школу садки на злобность прошел я, думаю, в совершенстве — впору скоро взбеситься. «Злобою сердце питаться устало…» […]
7 октября. […] На днях уезжает в отпуск денатурат-начальник санитарн[ого] отдела, и мне придется взять все бразды санитарн[ого] правления по армии; не будет у меня времени аккуратно прочитывать газеты. Тем не менее и в этом положении я ухитрюсь не весь быть военным врачом, а как всегда и раньше — значительно шире. Нек[ото]рые из преданных мне людей продолжают все обращать мое внимание на то, что кроты и т.п. земляные твари усиленно роют под меня ходы. Странные они люди, что удивляются, что я этого не замечаю; да когда мне смотреть вниз, если я все время гляжу вверх?! […]