Великая война не окончена. Итоги Первой Мировой
Шрифт:
«Смерть следовала за ним по пятам, готовая поймать в свои когтистые лапы, – вспоминал Пьер Жильяр. – Но мать должна бороться! И любой ценой спасти его! За советом обращались ко всем врачам, но каждый раз лечение оказывалось бесполезным. Когда несчастная мать поняла, что люди бессильны ей помочь, она обратилась к Богу. Только он может сотворить чудо! Поэтому она должна заслужить его вмешательство. Она и по натуре-то была набожна, а теперь окунулась в православие со всем пылом».
Высокий и крепкий матрос получил приказание неотступно следовать за цесаревичем Алексеем и носить его на руках во всех случаях, когда
«Я много раз видел императрицу на православных церковных службах, на которых паства должна стоять от начала до конца, – писал генерал Мосолов. – Она стояла совершенно прямо и неподвижно – «как свеча», по словам одного крестьянина, видевшего ее в то время. Ее лицо совершенно преображалось, и было ясно, что молитвы для нее – не простая формальность».
Императрица не пожелала покориться судьбе. Понять отношение императрицы к Распутину можно только через призму ее глубокой набожности. Она была мистиком, это позволяло надеяться на чудо.
«Она долгие часы простаивала на коленях на молитве, – рассказывал заместитель министра внутренних дел России Владимир Иосифович Гурко, – прониклась глубокой верой в почитаемых православной церковью святых. Она усердно ставит свечи перед их изображениями и, наконец, это самое главное, – проникается верой в «божьих людей» – отшельников, схимников, юродивых и прорицателей».
– Моему уму и сердцу, – говорила царица, – подобные люди говорят гораздо больше, нежели приезжающие ко мне в дорогих шелковых рясах архипастыри церкви. Когда я вижу входящего ко мне митрополита, шуршащего своей шелковой рясой, я себя спрашиваю: какая же разница между ним и великосветскими нарядными дамами?
В 1913 году одна из фрейлин императрицы рассказывала, что присутствовала во время сильнейшего припадка гемофилии, когда врачи были бессильны остановить кровотечение. Пришел Распутин, пробыл некоторое время у постели больного, и кровь остановилась…
Мать уцепилась за надежду, которую подавал Распутин, как утопающий хватается за руку, которую ему протягивают. Несколько раз цесаревичу Алексею становилось легче в момент его появления. Что же удивляться, если за семейным столом наследник престола спросил отца:
– Правда ли, что Григорий Ефимович – святой человек?
Из-за болезни цесаревича жизнь при дворе сделалась строгой, если не сказать суровой. Праздники устраивались все реже. А столичная элита жаждала наслаждений.
«Я хорошо помню трудности, с которыми сталкивались молодые офицеры на дворцовой службе, – рассказывал генерал Мосолов. – Помимо обычного кителя им приходилось надевать высокие сапоги и лосины… Важно было добиться, чтобы на лосинах не было ни одной морщинки. Для этого их смачивали, натирали мылом и затем натягивали на голое тело. Эта операция требовала участия двух дюжих солдат… Приходилось ли вам видеть мельника, утрясающего муку в мешок? Этим и занимались наши солдаты – они в буквальном смысле слова втряхивали офицера в лосины.
Идеальный придворный должен был иметь не слишком толстые и не слишком худые ноги, штаны-то были только до колен. На дамах – придворные платья с большим декольте. В то время не было моды на бронзовый загар, и там, где коже полагалось быть белой, она была белой как мрамор».
Бал следовал за балом. Французское шампанское во льду. Пирожное и птифуры,
фрукты и другие деликатесы. А за окнами замерзшая Нева. Сказка, вспоминали потом царедворцы. А императрице было не до развлечений, не до балов и празднеств.«Будучи болезненно застенчивой, – замечал современник, – она не любила светских бесед и не владела этим тонким искусством. Отсюда пошли слухи о ее высокомерии. Александра Федоровна оказалась почти совсем без друзей, и каждое личное унижение императрицы вызывало ликование светского общества.
Сдержанность, которую очень многие принимали за высокомерие, была результатом природной робости, маской, скрывающей ее чувствительную душу. Ее открытая и порывистая натура вошла в противоречие с холодными условностями двора. Ее природная гордость была уязвлена».
Императорская семья постепенно привыкла жить в изоляции от двора, в своей скорлупе. Все мысли – о больном сыне. Каждый приступ мог стать роковым. Юный Алексей находился между жизнью и смертью. Мать истово молилась. Но молитвы не приносили спасения. Чудо не совершалось. Казалось, весь мир ополчился на нее.
«И тут до слуха императрицы, – писал Владимир Николаевич Коковцов, министр финансов, а затем и глава правительства, – доходит весть о «старце», который умеет молиться, как никто, который говорит не так, как все, у которого своя вера, не такая, как у всех нас. Говорили даже, что знают случаи, когда его молитва останавливала болезнь, казавшуюся смертельной».
Когда император впервые увидел Григория Ефимовича Распутина, то записал в дневнике: «Повстречались с Божьим человеком Григорием, родом из Тобольской губернии».
Важно отметить, что он появился не сам по себе, не вошел с улицы. Привел Распутина во дворец духовник Николая II и Александры Федоровны ректор Санкт-Петербургской духовной академии епископ Феофан. Он восторгался Распутиным:
– Есть еще Божьи люди на свете. Не оскудела Русская земля преподобными. Посылает Господь утешенье людям, время от времени воздвигая им праведных мужей. Вот ими-то и держится еще святая Русь.
Кто такой Распутин? Вот вопрос, на который ответа ищут уже добрых сто лет.
Старец, наделенный чудодейственной силой? Юродивый – из тех, кто так почитался на Руси? Чудотворец, способный спасти от неизлечимой болезни? Или же талантливый авантюрист и пройдоха, водивший за нос пол-Петербурга?
Над Николаем и Александрой издеваются вот уже столетие: как же они могли поверить Распутину?
Но такова была традиция в императорской семье – больше верили странникам, подвижникам, святым старцам, а не официальной церкви. К тому же Распутин был из деревни, простой человек из «настоящей России», что имело значение при дворе.
Несколько раз цесаревичу Алексею становилось легче в момент появления Распутина. Он проводил некоторое время у постели больного, и Алексей переставал плакать. Едва ли Григорию Ефимовичу под силу было остановить кровотечение. Скорее его появление удачно совпадало с окончанием очередного приступа. Но успокоить, снять у мальчика напряжение и страх, помочь его родителям хотя бы ненадолго расслабиться и обрести успокоение он точно мог.
Появление Распутина возле трона принесло императорской семье некоторое облегчение и вернуло надежду. Но общество словно оскорбилось близостью тобольского мужика к престолу.