Великие битвы великой страны
Шрифт:
Майор Петр Кузьмич Немченко был заместителем командира танкового батальона по политической части.
Любили танкисты своего комиссара. И танком владеть, управлять умел. И автоматом владел, и из пистолета стрелял отлично.
И орденов у замполита – хоть грудь ты ему расширяй. Кузьмичом называли солдаты его ласково. Только и слышится: «наш Кузьмич», «у нашего Кузьмича», обратись, мол, к «нашему Кузьмичу».
Во многих боях отличился танковый батальон, в котором был замполитом Немченко. В боях под Львовом, в боях на Висле.
В одном из боев батальон сражался против
Батальон принимал участие в освобождении города Львова. В числе первых ворвались советские танкисты в город. Первым среди этих первых был замполит майор Немченко.
Форсировали танкисты реку Вислу. Били враги. Не пускали наших. И все же прорвались советские танкисты. Вышел первый танк на тот берег. Смотрят танкисты: так это же танк майора Немченко!
Всюду в первых рядах комиссар.
Обращаются к нему солдаты:
– Так ты ведь заместитель не по боевой, а по политической части.
Смеется Немченко:
– Так политическая и есть самая боевая!
Приятно танкистам, что у них такой комиссар. «Наш Кузьмич», «к нашему Кузьмичу», «с нашим Кузьмичом» – только и слышишь среди танкистов.
Танковый батальон, в котором служил замполитом майор Немченко, сражался в составе гвардейской танковой армии, которой командовал генерал-полковник танковых войск Рыбалко. Эта армия входила в состав 1-го Украинского фронта. Это именно она, после того как войска маршала Конева прорвали фашистские укрепления на реке Нейсе, вместе с другими частями стремительно шла на Берлин.
Война есть война. О победах легко на бумаге пишется. Победы даются кровью.
Здесь, у порога Берлина, у самой нашей победы, и погиб замполит Немченко.
– Кузьмича убило!
– Кузьмича!
– Нашего Кузьмича! – неслось по танковому батальону.
Собрались танкисты у танков. Решили торжественно похоронить комиссара.
Стоят танкисты. Опустили головы. Вырыли могилу. Приготовились дать салют.
И вдруг:
– Отставить! Пусть с нами идет к Берлину.
– На броню комиссара!
– На броню комиссара! Пусть с нами в последний бой.
Положили танкисты на танковую броню комиссара, укрыли полотнищем алым. Тронулись танки. Пошли к Берлину.
– Путь комиссару!
– Путь комиссару!
В атаке, в бою комиссар.
Случай с Павловцевым
Майор Павел Лаврович Павловцев для бойцов и офицеров всегда и во всем являлся примером. А тут…
Случилось это в день, когда маршал Жуков отдал приказ войскам 1-го Белорусского фронта начать решительный штурм Берлина.
И вот тут-то… Лежал Павловцев в госпитале. Ранен не сильно, но и не слабо. Ранен в голову, ранен в ногу. Может ходить, но с палочкой. Раны не затянулись. Каждый день нужны перевязки. Лежать бы ему и лежать. А он взял и сбежал из госпиталя.
Сбежал и тем самым подал пример другим. Поредел госпиталь. Не лежится раненым. Все хотят принять участие в решительном штурме Берлина.
Ну и досталось же тогда врачам
от армейского начальства!– Как допустили?! Куда смотрели?! – громыхало начальство.
– А что мы могли поделать, – разводят врачи руками. – Не поставишь же к каждой койке часового с винтовкой!
И верно ведь. Не поставишь!
– Кто начал? – не утихает начальство.
– Майор Павловцев.
– В каком состоянии?
– Ходить может, но с палочкой.
– Ну вот мы до него доберемся!
И действительно, добралось начальство до Павловцева. Вернее, случилось так, что сам Павловцев на глаза попался начальству. Произошло это почти у самой границы Берлина. Голова у Павловцева в бинтах, одна рука на перевязи, другая опирается на палочку. Приметен среди других.
– С выздоровлением, Павел Лаврович! – окликнуло Павловцева начальство.
Смутился Павловцев, почувствовал ехидство в тоне.
– Так-так, – говорит начальство и достает список тех, кто бежал из госпиталя. Первым в списке – Павел Павловцев.
Надо сказать, что Павел Лаврович Павловцев человек заслуженный, герой Гражданской войны. Да и в эту войну он не раз отличился. Отмечен не раз наградами.
Но все это не спасло Павловцева. Решили его за нарушение госпитального режима и дурной пример другим привлечь к строгой ответственности.
– Ну что ж, – сказал Павловцев, – если виноват, то готов принять любое наказание. Любое. Кроме одного…
– Какого же? – интересуется начальство.
– Не отправляйте назад в госпиталь.
– Так-так.
– Отправите – снова сбегу, – сказал Павловцев. – Могу заявить от имени всех раненых: лежать в такой момент невозможно. Откажут ноги – на руках в Берлин вползу. – И чуть тише: – Столько же лет ждали…
Посмотрело начальство на Павловцева. Понимает: отправишь в госпиталь – снова сбежит из госпиталя. Хоть на руках, да в Берлин вползет.
– Ладно, ступайте, – сказало начальство.
Махнуло оно на «случай» рукой.
Верно начальство сделало.
Достучался
Был этот бой поразительным. Фашисты подбили советский танк. Застрял он на одной из берлинских улиц. Сбили у танка гусеницу. Рядом с кирпичным домом стоит калека.
Тем же взрывом были убиты командир орудия и командир боевой машины. Остался в живых лишь механик-водитель сержант Шашков. Закрылся в танке Шашков. Ведет по врагам огонь.
Атакуют его фашисты. Заходят слева, заходят справа.
– Сдавайся! – кричат фашисты.
Не сдается Шашков. Стреляет из пушки. Стреляет из пулемета. Но вот подожгли фашисты танк. Загорелась машина. Ясно – конец танкисту.
– Аллее! Аллее! (то есть «всё») – кричат фашисты.
Ясно любому – конечно, всё. Отвоевался танкист. Отходил по белому свету.
Всё сильнее, сильнее пламя. И вдруг бросился Шашков к рычагам. Включил не переднюю – заднюю скорость. Сзади был дом. Доползти до него танк мог и без гусеницы. Включил Шашков скорость. Тронулся танк. В стену ударил сталью. Не удержалась стена, обрушилась. Завалила танк кирпичами и штукатуркой. Завалила, прибила пламя.