Великие Борджиа. Гении зла

Ими командовали их собственные командиры-кондотьеры, Бентивольо был одним из них.

Если Чезаре Борджиа на их глазах и с их помощью выгнал из своих владений герцога Урбино и собирается сделать то же самое и с властителем Болоньи – не вздумает ли он через какое-то время повернуть оружие и против них самих?

Мысль, надо сказать, была разумной.

Было решено, что если Чезаре будет настаивать на своих планах, они воспротивятся ему и выступят против него совместно. В соглашении, которое было решено держать в секрете, участвовали весьма решительные люди. Один из них, Оливеротто да Фермо, для того чтобы получить владычество в Фермо, убил родного дядю, брата своей матери. Уж совсем чужого ему Чезаре он определенно не пощадил бы. Что было еще более важно, заговорщики запаслись содействием важных «римских баронов». Собственно, их совещание было устроено в замке Маджоне, крепости кардинала Орсини. В общем, оставалось только дождаться удобного случая – и особенно долго ждать не пришлось.

В начале октября 1502 года в Урбино началось восстание. Вообще говоря, Чезаре Борджиа оказался в прямо-таки смертельной опасности. Восстание было немедленно поддержано его же собственными командирами, Вителоццо Вителли и Оливеретто да Фермо, которые запросили помощь Флоренции и Венеции. И Венеция, еще столь недавно друг и союзник Чезаре Борджиа, действительно согласилась помочь – захват Урбино как-то вот не понравился Светлейшей Республике… Флорентийцы повели себя осторожней.

Они отправили к Чезаре посла.

III

Посланником был назначен Никколо Макиавелли, секретарь Второй Канцелярии Республики Флоренция, он получил все необходимые на этот счет распоряжения 5 октября 1502 года и выехал в Имолу немедленно. Нельзя сказать, что его служебная командировка пришлась вовремя – он не очень-то хорошо себя чувствовал, и уезжать из дому от молодой жены ему вовсе не хотелось. Однако долг есть долг – и уже 7 октября, ближе к вечеру, он оказался во дворце Чезаре Борджиа в Имоле. Его приняли сразу, без всякого отлагания.

Никколо Макиавелли был умным человеком.

Он начал беседу с выражения « живейшей благодарности благородному герцогу Валентино за возвращение флорентийским купцам захваченных у них в Урбино товаров» и сразу же перешел к донесшимся до него сведениям о « прискорбных действиях кондотьеров вроде Вителоццо Вителли или Орсини», которые и Республике Флоренция доставляли немало неприятностей. Заявление, построенное по принципу – мы прямо-таки душевно скорбим о том, что ваши командиры против вас бунтуют, расставляло фигуры по местам и служило неплохим началом для «дружеской беседы».

Чезаре ответил на это, что бунтовщики сделали ошибку, выбрав неправильный момент для своего мятежа. Да, он теряет Урбино, но французский король готов помочь, и его отец, папа римский, поможет ему всем, чем сможет, и заговорщики, в сущности, совершили самоубийство [46] .

Это было вовсе не очевидно. Совсем недавно герцогство Урбино было захвачено Чезаре Борджиа в несколько дней – и теперь так же быстро оказалось потеряно. Наместник Чезаре с трудом успел унести ноги из герцогского замка и прибыл в Форли с казной, нагруженной на 15 вьючных мулов – но это было и все. Чезаре Борджиа не смутился неудачей. Он сказал Макиавелли, что все будет поправлено, и даже показал ему письмо от кардинала д’Амбуаза – там говорилось, что на помощь Чезаре высылается 300 копий конницы и еще 300 будут высланы ему из Пармы, если он этого захочет. И Чезаре всячески убеждал посла Флоренции, что все пойдет так, как надо, и что даже хорошо, что кондотьеры выступили против него сейчас, а не позднее, потому что теперь он видит, кто ему друг, а кто ему враг, – и он очень хочет, что Республика Флоренция показала, что он, Чезаре Борджиа, ее добрый друг и сосед, может на нее может положиться.

46

Интересно, что венецианцы, поддержавшие мятеж, думали точно так же. По словам посла Венеции при Святом Престоле, мятежные кондотьеры выпили « медленный яд», «tossego a termine». Niccolo’s Smile, by Maurizio Virolli, page 58.

Синьория Республики ответила ему молчанием. Тем временем Никколо Макиавелли пытался составить себе представление о силах, которыми располагает герцог Валентино. В начале октября 1502 года у него было примерно две с половиной тысячи солдат плюс конница под командой французских и испанских командиров. Причем если французы служили в конечном счете королю Людовику, то испанцы повиновались лично Чезаре. К концу октября он сумел удвоить свою пехоту и ожидал прибытия еще трех тысяч наемников из Швейцарии. У Чезаре к тому же была прекрасная артиллерия – Макиавелли расценивал ее как превосходящую все то, что могли бы выставить итальянские государства все вместе. В общем, он на диво быстро сумел восстановить свои силы и в будущее смотрел с оптимизмом.

Начиная с середины октября Никколо Макиавелли начал склоняться к мнению, что герцог Валентино может и выкрутиться из своих бед. Он даже так и сказал самому Чезаре – мы знаем об этом из отчета, направленного Макиавелли своему правительству. Интересно, что в обоснование своего мнения секретарь Второй Канцелярии Республики Флоренция привел довольно парадоксальный довод: « Нельзя отрицать, что герцог Валентино одинок, не имеет союзников, и окружен врагами…»

« Следовательно – сказал Макиавелли, – он будет действовать решительно».

Государь, согласно определению Никколо Макиавелли

I

Никколо Макиавелли застрял в Имоле надолго и отгонял скуку перепиской со своим приятелем и подчиненным по Канцелярии Бьяджо Буонакорси. Отношения у них и правда были приятельскими. Бьяджо информировал его, что за игрой в карты Андреа ди Ромоло повздорил с Антонио делла Валле, запустил в него деревянным башамком, и, к несчастью, попал. И теперь они не разговаривают друг с другом. Что же касается модного наряда, «l’uchettone», в котором Никколо думал щегольнуть при дворе Чезаре, то он сшит и уже выслан, и Бьяджо надеется, что мерка, снятая с него, подойдет и Никколо Макиавелли, а если нет, то он « может почесать себе задницу».

Но, конечно, они обсуждали и более серьезные предметы.

Время шло. К Чезаре Борджиа подходили подкрепления, Святой Отец прислал ему два мешка дукатов, общей суммой на 15 тысяч золотых, на срочные расходы. А пока что наложил на Болонью отлучение, которое правда было там проигнорировано. Вообще, папа Александр делал все возможное для того, чтобы укрепить союзные связи между Святым Престолом и Францией. Для того чтобы показать, как сильно ему не по душе « испанские происки», он посадил под арест свою невестку, принцессу Санчу Арагонскую. Он обвинил ее в « распущенности» – что, вообще говоря, имело под собой некоторые основания. О ее связи с кардиналом Ипполито д’Эсте в Риме не говорил только ленивый…

Чезаре тем временем обещал любому из мятежников полное прощение и сохранение за ним всех его владений, если он отстанет от заговорщиков и вновь присягнет в верности Матери-Церкви. Это обещание было сделано не просто высказыванием мыслей вслух, а формальным документом, врученным им Паоло Орсини. Тот рискнул самолично явиться в Имолу – и был радушно встречен и без всяких препятствий отпущен обратно.

Надо сказать, эта « наглядная агитация» не осталась безуспешной. Король Людовик сильно помог ее успеху: он известил дожа Венеции, что, если тот не прекратит поддержку мятежа, он « будет рассматривать Светлейшую Республику в качестве врага». И Венеция, что называется, « увидела свет и услышала голос разума» – поддержка мятежа действительно прекратилась. Заговорщикам теперь было о чем подумать. Они могли содержать свои войска только в том случае, если они им платили. Платить же было возможно только в том случае, если находились наниматели или если удавался грабеж. Сейчас дело шло к зиме, и не предвиделось ни то, ни другое. Паоло Орсини созвал «конференцию» своих коллег в деревеньке Корточетто. Он сказал им, что Чезаре, в конце концов, предлагает довольно разумные условия. Вителоццо Вителли выступил резко против. Он не доверял Чезаре Борджиа и опасался, что тот хочет только одного – чтобы они сложили оружие, а на уме у него только месть, и ничего больше. Так они ни до чего и не договорились.

Тем временем Чезаре добился дипломатического успеха – он договорился с семейством Орсини о мире. А 23 ноября было подписано еще одно соглашение, на этот раз с Бентивольо, державшимся в Болонье. 27 ноября Паоло Орсини приехал в Имолу с документом, подписанным уже всеми кондотьерами, включая и Вителоццо. Сделка была выгодной для всех, кроме несчастного Гвидобальдо, герцога Урбинского. Он должен был сдать свою отвоеванную было столицу еще раз. У него не было другого выхода – кондотьеры отказывали ему в вооруженной поддержке. Вот как это событие описано в дневнике Бурхарда: