Великие государственные деятели Российской империи. Судьбы эпохи
Шрифт:
Со стороны России на Аланские острова прибыли уже знакомый нам Яков Виллимович Брюс, Павел Иванович Ягужинский и наш герой, со стороны Швеции – Георг Генрих фон Герц, барон фон Шлитц и Карл Юлленборг.
Карл XII
Переговоры начались 12 мая и тянулись до конца года. Судьба Карелии и Ингерманландии по сути была уже решена, теперь обеим странам важно оставить за собой Эстляндию, Лифляндию и южное побережье Финляндии с Гельсингфорсом. По этому поводу Отсерман писал Петру: «Мы удивляемся, как он, Герц, и мыслить может, что ваше величество такой мир учинит, когда вы чрез XVIII лет счастьем и славою войну вели и оную с Божьей помощью и далее с меньшею силою вести можете, понеже, великая честь тех провинций всегда к российской стороне принадлежала и вашего величества наследные земли суть. И для того ваше величество причины имели назад возвратить искать: но
Кроме того, Карл стремился снова «протащить» на Польский престол Станислава Лещинского. Через своих послов король даже предлагал Петру вместе выступить против Дании. Но Петр, хоть был и не в восторге от датского короля, это предложение отверг. Курьеры так и сновали между Петербургом и Стокгольмом, возвращались в столицы и послы, для переговоров со своими правителями, но компромисс так и не нашли. В конце концов Остерман предложил Петру: «Король шведский, – человек, по-видимому, в несовершенном разуме; ему – лишь бы с кем-нибудь драться. Швеция вся разорена, и народ хочет мира. Королю придется с войском куда-нибудь выступить, чтоб за чужой счет его кормить; он собирается в Норвегию. Ничто так не принудит Швецию к миру, как разорение, которое причинило бы русское войско около Стокгольма. Король шведский, судя по его отваге, должен быть скоро убит; детей у него нет, престол сделается спорным между партиями двух германских принцев: гессен-кассельского и голштинского; чья бы сторона ни одержала верх, она будет искать мира с вашим величеством, потому что ни та, ни другая не захочет ради Лифляндии или Эстляндии потерять своих немецких владений».
Остерман как в воду глядел: 30 ноября (11 декабря) 1718 года Карла убили во время похода в Норвегию, бывшую тогда под протекторатом Дании. Он погиб от шальной пули при осаде крепости Фредрикстен, а возможно стал жертвой заговора шведской аристократии, недовольной продолжением войны. После его гибели министры новой королевы Ульрики-Элеоноры пытались возобновить переговоры, но они оказались не готовы идти на уступки. Остерман в Стокгольме был на личной аудиенции королевы и после этого заявил шведским министрам, что «они будут тужить о том, что нынешние добрые диспозиции [11] его царского величества к миру пропустили и на предложенных от него резонабельных [12] кондициях [13] миру не учинили». В итоге «побряцав оружием» стороны разошлись, так и не достигнув соглашения.
11
От лат. dispositio – расположение, здесь – предложения.
12
Reasonable (англ.) – разумных.
13
Лат. conditio – условие, требование, обязательство договаривающихся сторон.
И снова пророчество Остермана сбылось.
Петр твердо решил, дождаться, когда его старые враги станут сговорчивее. 20 сентября 1719 года царь писал князю Куракину: «Ныне на Аланд к нашим министрам прислали агличане посол, который в Швеции, и Норрис ко мне письма по обычаю их варварской гордости с угрозами, с которых наши министры просили копии, и когда получили и видя такую мерзость, не приняли… Того ради накрепко можешь обнадежить, что мы ни на какие их угрозы не посмотрим и неполезного миру не учиним, но, что бы ни было, будем продолжать войну, возлагая надежду на правосудца бога против таких проклятых обманщиков».
Менее, чем через год русский шхерный флот высадился в Вестерботнии у города Умеа и сжег его. 17 мая 1721 года еще один десант сжег соседний с Умеа город Гефле.
И наконец 27 июля (7 августа) 1720 года в Балтийском море около острова Гренгам (южная группа Аландских островов) вновь сошлись два флота – русский и шведский. Это было последнее крупное сражение Северной войны.
Русский флот под командованием Михаила Михайловича Голицына в составе 61 галеры и 29 лодок столкнулся со шведской эскадрой, в которую входили 52-пушечный линейный корабль, 4 фрегата и 9 малых судов. Обладая большей маневренностью и меньшей осадкой, галеры отступили на мелководье, заманили туда же шведские корабли и взяли на абордаж все четыре фрегата, после чего оставшаяся часть эскадры бежала с поля боя. Эта победа поставила выразительную точку в истории безраздельного шведского влияния на Балтийском море.
Теперь у шведов не оставалось выбора, и в мае 1721 года в финском городе Ништадте (современный Уусикаупунки) возобновить переговоры.
Со стороны России в них участвовали Яков Брюс и Остерман, со стороны Швеции – Юхан Лилльенстедт и Отто Стремфельд.
Хотя исход переговоров стал ясен с самого начала, каждая страна стремилась заключить договор на самых выгодных для себя условиях и выкладывала на стол все явные и скрытые козыри, которые у нее были. Со стороны России таким козырем являлось, разумеется,
«право победителя», со стороны Швеции – негласная поддержка Англии, Нидерландов и Дании, стремившихся не допустить новых игроков на Балтийскую арену. Воевать со всей Европой Петр был не готов, поэтому обеим сторонам пришлось идти на уступки, чтобы договор стал в самом деле «договором о мире», а не началом новой войны. Обе страны воевали уже более 20 лет и изрядно истощили свои ресурсы. В большей мере это касалось, разумеется, Швеции, где царил настоящий голод, так как все работоспособные мужчины были мобилизованы, но и Россия не могла бесконечно продолжать войну.Наверное удобнее всего будет изложить ход переговоров в виде таблицы: она покажет, какие вопросы были принципиальны для каждой из сторон, где им пришлось пойти на уступки и каким путем был достигнут компромисс.
Что происходило в Ништадте с мая по август 1712 года, отражено в таблице.
Уинстон Черчилль скажет двумя веками позже: «Лучшим доказательством справедливости соглашения является то, что в полной мере оно не устраивает ни одну из сторон». Эти слова в полной мере можно отнести и к Ништадскому миру.
3
Северная война заняла большую часть жизни Петра. Он начал ее 28-летним молодым, полным сил человеком, а закончил, когда ему исполнилось 49, за четыре года до смерти. После заключения мира Сенат обратился к Петру с просьбой принять титул Отца Отечества и Императора. Это стало знаком уважения и благодарности Петру за проделанную им великую работу, но не только. Это также был политический акт. Со «званием» императора Петр, к примеру, получил право награждать дворянство титулами, которого не было у русского царя. Кстати, одним из первых награжденных стал сам Остерман, получивший из рук нового императора баронский титул. Но самое главное – Россия торжественно объявляла себя преемницей Византийской империи, православным центром всего мира.
Еще когда полным ходом шли переговоры со Швецией, Петр решил покрепче привязать к России дипломата, потенциал которого он уже оценил. Он нашел ему невесту: Марфу Ивановну Стрешневу, внучку Родиона Стрешнева, «дядьки» Петра I, которая к тому же по женской линии приходилась дальней родней Романовым. Помолвка Марфы и графа Остермана состоялась 18-го декабря 1720 года, во дворце Петра, а свадьба 21-го января 1721 года.
Зная характер Остермана, зная то, что этот брак еще один проект Петра, что шафер и жених преследовали очень конкретные, прагматичные цели, и, наконец, глядя на портрет 40-летней Марфы Ивановны – статной, полногрудой, но далеко не красавицы, мы можем предположить, что в семейной жизни Андрей Иванович был сухарем и «хорошим дипломатом» – не более того. Что жена если и ладила с ним – то по обязанности, слишком различался их образ жизни, слишком далеко друг от друга были культуры, в которых они выросли, и слишком мало было в Остермане качеств, которые могли бы покорить девичье сердце. Поэтому мы можем поверить в строки Пушкина:
Привычка свыше нам дана,Замена счастию она.М.И. Стрешнева
Но, рассуждая таким образом, мы очень сильно ошибемся.
«Батюшка мой дорогой, любимый мой друг Андрей Иванович! – пишет мужу Марфа Ивановна, – я в мыслех моих цалую ручки и ножки и дорогую любимую шейку твою и прошу Бога, чтоб дал мне тебя видеть поскорее и в добром здоровьи, а тебя прошу пожалуй мой любимой друг по всякой возможности стараться, чтоб ты был здоров и чтоб не было так, как в Риге и в Ревеле, уже меня наше разлученье и твое слабое здоровье настращало, но куль не увижу тебя, моя радость, то мне кажется, что ты все нездоров, я чаю, что мой друг сегодни или вчера приехал в Москву, я прошу тебя, свет мой, пожалуй отпиши ко мне все-ли ты, мой друг, в дороге был здоров и получил-ли ты мои прежния письма два которыя я тебе писала». Сладкие слова могут быть данью приличиям и моде, но беспокойство о здоровье неподдельное.
Из письма следует, что Остерман хорошо знал русский обычай, которому неукоснительно следовали Петр и Меншиков, находясь в путешествии, посылать своим любезным маленькие подарочки – местные «специалитеты». Марфа Ивановна благодарит супруга за «посланные для меня гостинцы новогородские, а особливо благодарствую, мой любезный друг, что ты меня бедную любишь и помнишь».
Она сообщает ему о здоровье родных и предупреждает: «Ты, мой батюшка, пожалуй не печалься, ты как здравии своем не крепок и по мне мой любимый друг не печалься, я слава Богу и сын наш здоровы». И о своих заботах по хозяйству: «Пива варить сегодня начали; отпиши, мой батюшка, сколько вар варить, мне кажется, что 5 вар варить надо англинскаго полпива, велю 2 четверти сварить». Просит передать поклон своей матери и завершает письмо так: «Любимой мой друг дорогой батюшка Андрей Иванович, живи весело и будь здоров и меня, бедную, люби всегда и я тебя до смерти буду любить верная твоя Марфутченка Остерманова».