Великие и неизвестные женщины Древней Руси

Подводя итог жизни и деятельности Евфросинии Ярославны, можно сделать вывод, что княгиня пережила много трудностей и невзгод из-за того, что в последней трети XII в. между князьями-Рюриковичами постоянно вспыхивали междоусобные битвы, разгорались конфликты за земельные владения, за киевский и владимирский великокняжеские престолы. Даже самые близкие родственники Евфросинии, мать и отец, оказались во враждующих политических лагерях. Из-за ссоры родителей старший брат княгини был вынужден скитаться большую часть своей жизни, не имея постоянного пристанища. Муж, желая добыть славу и богатую добычу лично для себя, отправился в половецкие степи с ближайшими родичами и оказался в плену у хана Кончака. Несмотря на все эти невзгоды и переживания, Евфросиния исправно рожала детей, заботилась о доме, обустраивала его всюду, где приходилось княжить мужу: в Путивле, Новгороде-Северском, Чернигове. При этом она, видимо, даже занималась церковным строительством.

На Руси авторитет княгини, очевидно, был достаточно высок, поэтому галицкие бояре решили именно ее сыновей пригласить для княжения в своей земле. Однако те не оправдали их надежд и оказались втянутыми в многолетнее междоусобие.

В целом жизнь и деятельность Евфросинии Ярославны, любящей и верной жены, заботливой матери, настолько воодушевили автора «Слова о полку Игореве», что он всячески воспел ее в своем бессмертном произведении.

Позднее, уже в XIX в. образ Ярославны вдохновил многих поэтов и художников на создание посвященных ей стихотворений, поэм и картин. В XX в. появились даже рапсодия «Плач Ярославны» и балет «Ярославна». [731]

731

Каган М. Д. Указ. соч. С. 296-297.

Необходимо еще раз отметить, что со второй половины XII в. родство по женской линии становится более важным, чем по мужской. Князьям было очень выгодно родниться с правителями наиболее богатых и обширных княжеств и получать в их лице мощную поддержку в решении собственных проблем и конфликтов с родственниками. Поэтому в это время в летописях появляется много сведений о заключенных браках, существенно меняющих расстановку политических сил внутри страны. При этом, судя по всему, династические союзы с правителями соседних стран уже становятся не столь актуальными. Большая политика редко выходит за рамки Руси, распадающейся на самостоятельные княжества – государства.

Бесконечные междоусобицы между князьями, ослабляющие страну во время постоянной агрессии со стороны степняков, подвигли одного из талантливых книжников на создание поэтического произведения о неудачном походе новгород-северского князя Игоря Святославича против половцев. Можно предположить, что он был из кругов, близких к его жене Евфросинии Ярославне, тяжело пережившей плен мужа и сына. Совпадение во многих деталях текстов в Ипатьевской летописи и «Слова» говорит о том, что они могли принадлежать перу одного автора. Отличия же заключались лишь в том, что повествовательный текст был включен в летописный свод, поэтический зачитывался вслух во время пиров или каких-либо других собраний. «Слово» должно было рассказать слушателям о том, как из-за распрей и стремления к сепаратизму некоторых князей не только они сами попадали в плен, но и лишенные защиты русские земли оказывались под угрозой разграбления степняками, а их жители превращались в рабов. Автор этого произведения как бы предупреждал, что если князья не перестанут ссориться друг с другом и разрешать конфликты с оружием в руках, то вся Русская земля может оказаться в руках врагов.

Следует отметить, что, хотя в «Слове» представлены портреты-характеристики многих князей, самым поэтическим и запоминающимся является образ жены князя Игоря Ярославны.

В приложении дана таблица дат, относящихся к Игорю и Евфросинии и представлены схемы родственных связей их и черниговских князей по Любецкому синодику.

Великая княгиня Владимирская Мария Ясыня

Первая жена Всеволода Большое Гнездо Мария Ясыня, несомненно, была интересной личностью и уважалась современниками. Свидетельством этого является настоящий панегирик в ее честь в Лаврентьевской и Троицкой летописях. В нем она прославлена за исключительно благочестивый образ жизни, покровительство церкви, щедрость и милостивость. [732] Автор этого сочинения, видимо, предполагал, что княгиня будет причислена к лику общерусских святых. Основанием для этого являлись и богоугодная деятельность Марии, и основание женского Успенского монастыря во Владимире, и строительство храма в нем. Однако официальная канонизация ее так и не состоялась, и она осталась местночтимой святой. Причина, очевидно, была не в том, что для провозглашения владимирской княгини общерусской святой не было достаточных оснований, а в том, что вскоре после ее смерти во Владимиро-Суздальском княжестве началась междоусобица между ее сыновьями, а потом монголо-татарское нашествие нанесло такой мощный удар по традиционному жизненному укладу русских людей, что от его последствий они не могли избавиться несколько веков. В это время православной церкви было не до канонизаций праведников, поскольку слишком много было мучеников, погибших в боях со степняками.

732

Лаврентьевская летопись. Указ. изд. С. 403-404; Приселков М. Д. Троицкая летопись. Указ. изд. С. 289-291.

Новгород. Церковь Спаса-Нередицы. «Вознесение». Богоматерь и ангелы. 1199 г.

Первый исследователь, заинтересовавшийся личностью Марии Ясыни, был Н. М. Карамзин. В своем труде он фактически повторил сведения о ней, содержащиеся в Лаврентьевской и Троицкой летописях: «Первой его (Всеволода Большое Гнездо. – Л. М.) супругой была Мария, родом Ясыня (т. е. яска, или осетинка. – Л. М.), славная благочестием и мудростию. В последние семь лет жизни страдая тяжким недугом, она изъявляла удивительное терпение, часто сравнивала себя с Иовом, и за 18 дней до кончины постриглась; готовясь умереть, призвала сыновей и заклинала их жить в любви, напомнив им мудрые слова Великого Ярослава, что междоусобие губит князей и отечество, возвеличенное трудами предков; советовала детям быть набожными, трезвыми, вообще приветливыми и в особенности уважать старцев… Летописцы также хвалят ее за украшение церквей серебряными и золотыми сосудами; называют Российской Еленою, Феодорою, второй Ольгой. Она была матерью осьми сыновей, из коих двое умерли во младенчестве». [733]

733

Карамзин Н. М. Указ. соч. С. 429-430.

Новгород. Церковь Спаса-Нередицы. «Рождество Христово». 1199 г.

В примечаниях к фундаментальному труду Карамзин отметил, что внук Мстислава Великого Ярослав Владимирович был женат на сестре Марии. Анализируя надпись на гробнице княгини, историк решил, что ее отчество – Шварновна указывает на то, что она была дочерью не то чешского, не то богемского князя Шварна. Имя Марфа было, видимо, дано ей после пострижения. [734]

734

Там же. С. 335.

Предположение Карамзина о том, что жена Всеволода Большое Гнездо была богемской или чешской княжной, вряд ли обоснованно, поскольку прозвище Марии – Ясыня прямо указывает на то, что по национальности она была яской, или осетинкой (ясы были предками современных осетин).

В Ипатьевской летописи историк обнаружил данные об еще одной сестре Марии – она стала женой Мстислава Святославича, сына великого князя Киевского Святослава Всеволодовича. Из Троицкой летописи он узнал, что 2 марта 1206 г. княгиня приняла постриг в своем монастыре, а 19 марта уже скончалась. [735] С. М. Соловьев в многотомном труде об истории России упомянул о Марии Ясыне только в разделе о роли женщин в древнерусском обществе. Он отметил, что запись в Лаврентьевской летописи о ее кончине является примером любви и уважения к женщине в то время. [736]

735

Там же. С. 570.

736

Соловьев С. М. Сочинения. Кн. 2. М., 1988. С. 70.

Современный исследователь Ю. А. Лимонов в труде, посвященном истории Владимиро-Суздальского княжества, высказал предположение, что вторая жена Андрея Боголюбского являлась родственницей Марии Ясыни и обе были с Северного Кавказа. Доказательством этого, по его мнению, являлись данные о младшем сыне Андрея Боголюбского Юрии, сыне второй жены, который уже после смерти отца отправился на Кавказ и там женился на грузинской царице Тамар. Сделать это он смог только с помощью родственников матери, поскольку тесных контактов у русских князей с Кавказом в то время не существовало. Вторым доказательством нерусского происхождения княгинь, по мнению Лимонова, являлось наличие в ближнем окружении Андрея Боголюбского осетина Амбала, заведовавшего всем княжеским хозяйством. Выдвинуться на такую высокую должность без родственных связей чужаку было сложно. Историк решил, что браки Андрея и Всеволода состоялись приблизительно в одно время – в конце 60-х – начале 70-х гг. XII в. Их жены, вероятно, поддерживали тесные связи, хотя сами братья не дружили. Поэтому супруга Андрея вошла в состав заговорщиков, убивших его, тем самым помогая Всеволоду взойти на владимирский престол. До этого тот вообще не имел собственных владений и был вынужден скитаться со все увеличивающимся семейством, в том числе и с незамужними сестрами жены. [737]

737

Лимонов Ю. А. Владимиро-Суздальская Русь. Л., 1987. С. 95.

Новгород. Церковь Спаса-Нередицы. «Введение во храм» и «Сретенье». 1199 г.

Б. А. Рыбаков личностью Марии Ясыни не заинтересовался, но решил, что ее родственница, жена Андрея Боголюбского, приняла участие в заговоре против него, поэтому на одной из миниатюр Радзивилловской летописи она была изображена с отрубленной рукой мужа. [738]

Особняком стоит мнение М. В. Щепкиной, решившей, что Мария была моравской княжной, родственницей жены Святополка Мстиславича. Исследовательница даже предположила, что ее сестрой являлась жена Михаила Всеволодовича Феврония, хотя в древнейших источниках таких данных нет. Мнение Щепкиной о происхождении Марии Ясыни основывалось на сведениях краткого Владимирского летописца конца ХV – начала ХVI в., обнаруженного еще Н. М. Карамзиным. Однако можно ли верить этому достаточно позднему памятнику и игнорировать прямое указание древнейших летописей на то, что Мария была яской, т. е. осетинкой? Думается, что нельзя. Поэтому все рассуждения исследовательницы о зарубежных родственниках Марии и их именах выглядят весьма надуманными. Сомнительно и предположение Щепкиной о принадлежности Марии рукописного Успенского сборника XII в. Более вероятно, что он являлся собственностью жены Михаила Всеволодовича Февронии. На это указывает содержащееся в нем житие одноименной ей святой; т. е. св. Февронии, достаточно редко встречающееся в русских рукописных сборниках. Происхождение этой княгини неизвестно, поэтому именно она могла быть чешкой и родственницей жены Святополка Мстиславича.

738

Рыбаков Б. А. Киевская Русь и русские княжества ХII-ХIII вв. Указ. изд. С. 564.

Отсутствуют убедительные основания и для мнения М. В. Щепкиной о принадлежности княгине Марии Суздальского змеевика рубежа XII-XIII вв. На этом амулете-обереге были перечислены несколько имен, начиная с Христины, носившей в миру имя Милославы, ее старшей дочери и Георгия. Последней значилась Мария. Средь княгинь имя Христина было только жены Мстислава Великого, шведской принцессы. Но могла ли она в миру именоваться Милославой, неизвестно. Не было у нее и сына по имени Георгий, но Георгием звали самого Мстислава. Если считать, что упомянутая в надписи на змеевике Христина – жена Мстислава, то можно предположить, что данный амулет был изготовлен во время тяжелой болезни Мстислава после полученной во время охоты раны в живот. После выздоровления князя Христина могла вложить змеевик в суздальский собор, поскольку какое-то время жила в этом городе. Позднее, когда в конце XII в. тяжело заболела Мария Ясыня, на амулете могла быть сделана надпись, касающаяся уже ее.