Великие романы

В таких случаях, чтоб не сойти с ума, личность прячется в какие угодно заботы и ритуалы, придумывает себе занятия и увлечения. Сисси всегда заботилась о своем здоровье, а теперь это стало манией. В императорском дворце появляется новая, не типичная для него мебель – шведская стенка. Прогулки верхом иногда становятся многочасовыми, километраж прогулок пешком бывает и двузначным… Огромное влияние Сисси уделяет диете, не очень считаясь при этом с медицинскими авторитетами того времени – ей это и не нужно, здоровье у нее железное, другой бы на таких харчах просто околел! Среди разработанной специально для нее кухонной утвари сохранилось такое чудо природы, как пресс для выжимания мясного сока из полусырой телятины – чашкой такого напитка она вполне могла ограничить свой обед, довольствуясь на завтрак бульоном, рюмкой портвейна и парочкой сырых яиц.

Одно из самых популярных мясных блюд венской кухни, вареное мясо с гарниром из яблок и овощей, из-за причуд Сисси даже получило свое имя «тафельшпиц» – «конец стола». Император обожал это блюдо, но практически никогда не мог его доесть, потому что супругу любил все-таки больше – этикет обязывал его вставать из-за стола вместе с ней, и он не хотел ее огорчать, а много ли ей требовалось времени, чтоб выпить чашку сока из недожаренных бифштексов? Учтите при этом, что императорскую чету, разумеется, обслуживают первой, а когда они покидают стол, оставаться за ним тот же этикет запрещает, и прикиньте сами, много ли умудрялись съесть придворные более низкого ранга. Приходилось им несолоно хлебавши отправляться в окрестные кафе и там уже заказывать любимый всеми тафельшпиц – как было не прозвать его «концом стола»?

Отдельный разговор о косметике императрицы – эта отрасль искусства тогда только зарождалась, и в ней Сисси выказала себя смелым новатором. Не все ее изобретения, вроде теплых ванн из оливкового масла и ночных масок из сырой телятины, получили дальнейшее распространение. Но свою осиную талию – 50 сантиметров при росте 172 сантиметра – она сохраняла всю жизнь, и вес ее практически никогда не превышал 50 килограммов, любая современная манекенщица может позавидовать, особенно с учетом того, что акселерация тогда еще не явила миру течение свое и люди были существенно пониже нынешних. На ее портретах она никогда не улыбается, а руки всегда закрыты высокими перчатками – она считала свои зубы некрасивыми и была уверена в том, что у французской императрицы Евгении руки красивее, чем у нее. Это как раз очень по-женски, как и категорический запрет рисовать и фотографировать ее после достижения определенного возраста. Она хотела запомниться молодой. Впрочем, все современники сходятся на том, что немалую часть своей красоты и прекрасную фигуру она сохраняла всю жизнь. Положим, это ей далось ценой гастрита, малокровия и постоянных приступов слабости, сопровождавшихся повышенной температурой, но современные манекенщицы порой диетами до смерти себя доводят, и считается, что это почти нормально, а Сисси всю жизнь была подвижной и энергичной.

Может быть, ее супругу было бы получше, если бы она не была такой бойкой и беспокойной. Попросится она с ним в Вену, чтоб не сидеть в замке, как в клетке, пока он работает, – сразу же нахлобучка от свекрови и ему, и ей: что она у тебя, денщик, чтобы тебя на работу сопровождать? А бедному императору хуже всех, потому что он любит и жену, и мать, и этот конфликт разрывает его на куски. Ему бы пересилить себя и заступиться за правого, потому что на всех не угодишь, как ни старайся, да откуда взяться воле у сыночка такой деспотичной мамочки? В итоге жена осознает, что муж не хочет ее защитить от явной предвзятости, – а чем такое кончается, причем не только в императорских семьях? Сами понимаете. В 1860 году Сисси объявляет мужу, что их супружеские отношения потеряли для нее всякий интерес. Долг свой она исполнила, наследник у империи есть, если главное, чем ее супруг руководствуется в жизни – придворный этикет, то какие к ней могут быть претензии, если в сочинениях по этикету на эту тему ни словечка? Она отлично понимает, что у мужа могут возникнуть проблемы, и тут же сама рекомендует средство для их решения – завести метрессу; актриса Катарина Шратт, по ее мнению, идеальная кандидатура, она-то уж точно знает, что ему понравится! Муж послушно исполняет ее указание и не расстается с фройляйн Шратт всю жизнь – наверное, она действительно была ему по вкусу, – кому, как не Сис-си, это лучше знать?

Достигнутый успех она закрепляет полученным разрешением путешествовать – муж ее любит и чувствует свою вину, он разрешает ей практически все. С тех пор она проводит в Вене только несколько месяцев в году: скачки в Англии, парусный спорт в Антверпене, античные развалины в Греции (эту страну она полюбила особенно). Вот ее типичный маршрут: Лиссабон – Алжир – Флоренция – Корфу – Неаполь – Сорренто – опять Корфу… Владея одиннадцатью европейскими языками, она не испытывает трудностей в общении, и только одно ее немного беспокоит – желание скрыться с глаз охраны, которая порой действительно не успевает угнаться за физически сильным и прекрасно тренированным «объектом».

Путешествия закалили ее, и она вступает в главный этап своего сражения за свободу – борьбу за детей. В 1865 году она направляет мужу уникальный документ, который одни называют «Декларацией независимости», а другие «Ишльским ультиматумом». В нем она требует, чтоб ее сына Рудольфа воспитывали как человека, а не только как наследника престола, настаивает на своем праве участвовать в воспитании собственных детей и требует себе полной личной свободы. Франц-Иосиф соглашается на все – он чувствует свою вину. Довольна этим его мать или нет, она уже не может помешать. Во всяком случае, воспитывать своего четвертого ребенка, Марию-Валерию, появившуюся на свет благодаря краткому улучшению отношений между супругами после приема Францем-Иосифом этой декларации, Сисси уже никто не мешает. Любопытная подробность – судя по дате рождения Марии-Валерии, ее зачатие происходит незадолго до совместной коронации Франца-Иосифа и Сисси на венгерский престол. Роль Сисси в смягчении позиции Франца-Иосифа по Венгрии огромна, несомненно ее влияние на то, что Венгрия перестала быть вассальным государством Австрии и получила полное равноправие с ней в рамках двуединой монархии, связанной только личной унией. Вокруг такой прогрессивной позиции Сисси до сих пор гуляют домыслы один другого нелепее – от важности ее увлечения венгерским языком (да она еще десять языков знала в совершенстве, кстати, ее муж тоже свободно говорил на всех основных языках империи – и что?) до ее романа с Дьюлой Андраши, крупнейшим венгерским политиком тех лет, который лично преподавал ей и ее сыну-наследнику свой родной язык (что-то непохоже, чтоб ее вообще интересовали мужчины). Лично для меня все ясно: мать императора занимала в венгерском вопросе самую жесткую и непримиримую позицию – какую же сторону могла принять Сисси, если не прямо противоположную? Кстати, государству это явно пошло на пользу, и австро-венгерские противоречия, которые за двадцать лет до этого ввергли империю в гражданскую войну, перестали оказывать на ее жизнь мало-мальски заметное влияние.

Вскоре после указанных событий эрцгерцогиня София покинула этот мир, но разбитого ею семейного счастья было уже не склеить никому. Сисси продолжала свою удивительную кочевую жизнь странствующей императрицы, проводила в Венгрии больше времени, чем в Австрии, а за границей больше времени, чем в империи, которой номинально правила. Изрядно раздражала Франца-Иосифа тем, что письма к ней приходилось адресовать по разным гостиницам на вымышленные имена, широко занималась благотворительностью, покровительствовала искусству и сама писала стихи и картины, пережила ужасную трагедию – смерть сына (кто слышал слово «Майерлинг», знает о чем речь, остальным расскажу в другой истории) и дожила так до шестидесяти одного года, не потеряв стройности фигуры. Сколько психозов нашего века она предвосхитила – просто поразительно: и номадизм, страсть к беспрерывным путешествиям, поражающую современных нам богатых бездельников, и анорексию, голодание на тонкой грани между сохранением фигуры и голодной смертью, и всепоглощающее увлечение фитнесом, благодаря которому в Шенбрунне, дворце императоров, появилась комната с гимнастическими кольцами. Встречал я и мнение, что она была для своего времени тем же, чем для нашего – принцесса Диана. Вполне возможно, ведь мать принца Чарлза тоже решилась жестко вмешаться в его личную жизнь ради всемогущего этикета. Кто от этого стал счастливее, включая властных матерей?

Все ее странствования закончились в Женеве, когда по дороге на пароходик к ней подбежал двадцатипятилетний анархист Луиджи Люкени и ударил в грудь заточенным трехгранным напильником. Она встала, сказала, что ничего не понимает, что у нее немного болит грудь и надо спешить на пароход – он отходит. Только через полчаса, уже на пароходе, она побледнела и упала. Спасти ее все равно не мог бы никто – напильник дошел до сердца. На вопрос, почему он ее убил, Люкени ответил на суде, что она была хорошо одета, выглядела как аристократка, а аристократы не работают и поэтому их всех надо убивать. Смертной казни в Швейцарии тогда уже не было, он получил пожизненное заключение, отсидел двенадцать лет и повесился в камере. Есть ли во всей истории жизни Сисси что-то более бессмысленное, чем это убийство? Вряд ли, разве что неистребимое желание ее свекрови, чтоб все было так, как она хочет, и никак иначе. Впрочем, и Люкени примерно этого же хотел. Каждый из нас знает таких людей, но им все равно ничего не объяснить. Все, что мы можем сделать, – вовремя заметить, когда в своих отношениях с близкими мы хоть чуточку становимся на них похожи. И остановиться, пока еще не поздно. Вот вроде и все. А про Майерлинг когда? Давайте уже в следующий раз. «Настало утро, и Шахразада прекратила дозволенные речи».