Великий Эллипс

— Констебль сочиняет небылицы, — Гирайз не мог сдержать иронической усмешки.

— Скоро все выясним. Руки за спину.

Гирайз повиновался, и констебль надел на него наручники.

— Тебя это тоже касается, — сказал второй констебль Лизелл.

Ей хватило сил не вступать в пререкания. И металлические кольца сомкнулись на ее запястьях. Невероятно, но на ней позвякивала короткая цепочка наручников. Констебль взял ее за левую руку, чуть выше локтя, и властно потянул за собой.

— Куда вы ведете нас? — спросила Лизелл.

— В участок на Западной улице. Шевели ногами, — скомандовал констебль.

Их вели по самому центру Юмо Тауна, прохожие останавливались и глазели на констеблей в хаки и их невообразимо одетых, закованных в наручники пленников. Лицо Лизелл пылало. Мечтая провалиться сквозь землю, она вначале смотрела себе под ноги, но вскоре к ней вернулось спасительное самоуважение, или самолюбие взыграло, и она, подняв голову, пошла вперед с тем давно позабытым достоинством, с каким бывшие Благородные шли на казнь в дни революции.

Они вошли в участок. На двери центрального входа красовалась эмблема Вечного Огня: слепящего солнечного света и любопытства прохожих больше не было. В участке царил полумрак, духота и тишина. Писец и пара караульных встретили вновь прибывших арестованных без особого интереса.

— Парочка незваных чужаков, — бросил по-грейслендски один из доставивших пленников констеблей. — Пойманы при пособничестве беглому туземцу. Препятствовали правосудию и оскорбили служителей закона. Подозреваются в воровстве или того хуже. Нашли у них краденые вещи. — Он выложил на стол конфискованные паспорта и портмоне.

Писец исследовал содержимое портмоне, и его скучающие глаза заблестели. Он аккуратно сделал запись в одну из своих книг, затем положил деньги и документы в верхний ящик стола и повернул ключ.

— Не поступало заявлений по этому случаю?

— Нет еще.

— Глаз с них не спускайте. Дело серьезное может выйти.

— Мы не воры! Мы ничего не украли! — вырвалось у Лизелл. — Мы не совершили ничего противозаконного!

— Имя? — строго спросил писец, занеся руку над книгой.

— Лизелл Дивер. Я — вонарка. Я — участник Великого Эллипса. В'Ализанте тоже из Вонара, и тоже участник. У нас и в мыслях не было препятствовать правосудию. Это было случайное стечение обстоятельств. Мы…

— Запиши «безымянная женщина, на вопросы не отвечает», — велел констебль. Писец кивнул.

— Это неправда! Я отвечаю. Меня действительно зовут Лизелл Дивер. Я…

— Имя? — обратился писец к мужчине.

— Гирайз в'Ализанте. Вонарский путешественник. Прежде чем вы напишете «безымянный, на вопросы не отвечает», позвольте мне поговорить с вашим капитаном или с иным главным здесь лицом. Если вы это позволите, все недоразумения тут же разрешатся…

— Недоразумения только начались, если ты вообразил, что вранье тебя спасет. А что касается капитана, так будь покоен, ты ответишь на все его вопросы, когда он вернется.

— Когда он будет здесь?

— Через два дня, а пока вы посидите в тюрьме центрального участка.

— Два дня! — воскликнула Лизелл. — У нас гонки, Великий Эллипс! Мы не можем сидеть здесь два дня!

— Если вы простые воры, то будете сидеть в исправительной колонии Южных территорий Ягаро несколько лет, или же вас приговорят к дорожным работам, и тогда по сравнению с этим наш участок покажется вам райским садом, — сообщил ей констебль. — А если мы установим, что вы убили законных владельцев этих портмоне, то вас расстреляют. Вообще-то у нас принято головы рубить за такие дела, но сегодня мы часть Империи, и наши методы экзекуции теперь слегка усовершенствованы. Заприте их, — приказал он караульным.

Напрасно Лизелл протестовала, их с Гирайзом погнали к тяжелой деревянной двери в глубине помещения и втолкнули в вонючую арестантскую камеру. Она оказалась поделена на шесть клеток, одна из которых была размером как пять остальных вместе взятых. Занятой была только большая клетка, там сидели семь мужчин: пять ягарцев и два белых, от них разило ксусси, нечистотами и рвотой. Апатия сотрудников участка на Западной улице объяснилась сама собой: в их обязанности входило контролировать в этом районе общественное пьянство. Пара пьяных глаз из клетки посмотрела на Лизелл с интересом, один из арестантов улыбнулся и как старой знакомой помахал ей рукой, остальные смотрели безучастными стеклянными глазами.

Наручники сняли. Лизелл и Гирайза поместили в примыкающие друг к другу свободные клетки. Двери захлопнулись, замки защелкнулись, караульные удалились.

В апартаментах Лизелл находились: лежак, прикрученный к стене болтами, помойное ведро, ржавая кружка, туча жужжащих мух и больше ничего. Одна стена в помещении была каменная, остальные три от пола до потолка представляли собой железную сетку. Лизелл вся была на виду. Если она решит воспользоваться этим помойным ведром, то у происходящего будут зрители.

Будто прочтя ее мысли, один из пьянчуг в большой клетке зачмокал губами, чтобы привлечь ее внимание, и принялся расстегивать штаны. Она отвернулась.

Гирайз поймал ее взгляд. Через ячейку сетки он протянул ей руку, и она ухватилась за нее. Какое-то время они стояли молча, затем она спросила:

— Как ты думаешь, сколько времени уйдет у этих тупых полицейских, чтобы выяснить, что мы не воры и не убийцы?

— Со временем они увидят, что заявление на совершенное нами преступление не поступает, и изменят свое решение. Мы бы быстрее нашли помощь, если бы сумели сообщить в вонарскую дипломатическую миссию, но я не уверен, что она здесь осталась после вторжения грейслендцев.

— Грейслендцы, повсюду эти грейслендцы.

— На этот раз нас обидели колонизаторы-энорвийцы.

— Точнее, лакеи.

— Я не могу ставить им в вину их подозрения, принимая во внимание наш вид.

— Ну, а я могу. Ничтожества. О, я представляю, как мы потом будем над этим смеяться…

— Только в том случае, если нас не расстреляют или не обезглавят.

— Сейчас не до смеха. Единственно, о чем я могу думать, так это о времени, каждая минута на вес золота. С каждой минутой, проведенной взаперти, наши шансы убывают, мы вырвались вперед — и все напрасно. — Наши шансы… мы вырвались вперед. Она поймала себя на том, что часто употребляет «мы», и рассердилась. Она забыла о том, что они соперники, точно так же как и он забыл об этом совсем недавно. Она больше не допустит больше этого. Вслух она продолжала безо всякой паузы: — Чарный, Заван и остальные — они уже, наверное, здесь. — Главное имя она не упомянула. Неожиданно, опомнившись, она выдернула свою руку из руки Гирайза.

Гирайз посмотрел на нее и спокойно напомнил:

— Сторнзоф.

XVII

Было уже темно, но уличные фонари, казалось, освещали даже самые потаенные уголки Юмо Тауна. Каслер Сторнзоф направлялся по устланному богатыми коврами коридору «Королевы алмазов», к своему люксу № 303. Неохотно, но без колебаний он постучал, услышал знакомый голос, приглашавший его войти, открыл дверь и вошел в роскошную гостиную, окутанную сигаретным дымом.

Грандлендлорд Торвид Сторнзоф в безупречном смокинге возлежал на парчовой кушетке. Перед ним на низеньком столике стояли хрустальная пепельница, финифтевая коробочка с сигаретами, пара бокалов и серебряное ведерко со льдом, в котором утопала элегантная бутылка черного стекла. В дальнем углу комнаты сидела, съежившись, девочка лет одиннадцати-двенадцати с молочно-белыми волосами и огромными глазами.