Великий фетиш

— Хо! — воскликнул Гезун. — Вы ещё не можете послать меня охотиться на летучих мышей в одиночку. Думаете, я хочу, чтобы меня сожрал какой-нибудь демон? Или желаю провалиться в ловушку?

— Ро может объяснить тебе, что делать.

— Я не стану делать это один.

— Ты должен!

— Не буду!

— Я натравлю на тебя толпу.

— Попробуйте. Их заинтересует ваша небольшая коллекция украденных святынь.

— Ну что ж… И когда ты сможешь охотиться?

— Потребуется много дней заниматься под руководством Ро.

— Он прав, отец, — сказала Ро. — Если мы потребуем от него слишком опасных вещей, то он сбежит.

— Ну хорошо, хорошо. Хотя до сих пор ты был совершенно бесполезен, а ешь ты за троих.

На следующий день Угаф, всё ещё ворча, отправился по своим делам, а Гезун и Ро вернулись к гробницам. Гезун снова попытался подступиться к девушке — и снова потерпел неудачу. Когда он обнял Ро, она разрыдалась, бормоча что-то об отце и его демонах. Гезун отпустил её, не потому что он боялся Угафа и Тети, но потому, что он был слишком добр и не хотел, чтобы девушка страдала.

Так продолжалось до тех пор, пока луна не вошла в первую четверть. Гезун переходил в наступление и получал отпор, пока однажды Ро не начала плакать раньше, чем он к ней подступился.

— Что такое? — спросил он.

— Ох, Гезун, разве ты не видишь? Я и вправду люблю тебя; всё, что я могу — это удерживать тебя. Когда ты смотришь на меня этими огромными карими глазами, все силы покидают меня. И всё же, если ты сделаешь мне ребёнка, то отец меня убьёт.

— Я позабочусь о нём.

— Ты говоришь ерунду. Он может перерезать нам шеи в любую ночь, пока ты храпишь как медведь.

— Тогда давай не будем возвращаться в ваши катакомбы. Давай сбежим в Хам.

— Отец подаст на тебя в суд и обвинит в похищении, и колесницы короля Зеремаба настигнут нас на дороге.

— Так что, мне перерезать горло твоему отцу?

— Нет, только не это! Я буду навеки проклята.

— Ну брось, ты же во всё это не веришь. Твой отец скептик.

— Я не знаю, во что верить. Он не заботится обо мне. Всё, чего он хочет — сохранить мою девственность, пока он не продаст меня богатому мужу. Как будто один из лордов Тифона пожелает жениться на дочери храмового вора! Но я не хочу его смерти; тем более, что Тети может предупредить его и даст ему возможность ударить первым.

Вернувшись в убежище, они увидели бледного и дрожащего Угафа.

— Сегодня я был на грани, — сказал он. — Совсем рядом. Я занялся тем рубином в глазу Ипа и оказался на волосок от гибели. Меня едва не схватили.

— Что случилось? — спросил Гезун.

— Я начал тыкать посохом в глаз, и вдруг откуда-то появился жрец. Он назвал меня грабителем и богохульником. Он выдал бы меня солдатом, если б я не ублаготворил его большим пожертвованием и рассказом о том, что я хотел получить магическую силу от статуи. Теперь мне придётся скрыться на какое-то время. Этот жрец предложит своим собратьям следить за мной.

— Давай я приготовлю тебе ужин, — сказала Ро. — Тогда тебе станет получше.

— Это всё твоя вина; всё из-за того, что ты не пошла со мной. Я — бедный старый благотворитель человечества, но никто не дает мне шанса. Если бы боги существовали, они не позволили бы творить такие несправедливости во Вселенной.

На протяжении всего ужина Угаф хныкал, рассуждая о том, как к нему несправедлив весь мир. После ужина, сыграв в шашки с Гезуном, он сказал:

— Пожалуй, вы, чужаки, правы насчёт сетешан.

— Почему так?

— Они — злые, неблагодарные существа, слепо унижающиеся перед самыми жестокими и мрачными богами, которых могут представить их жрецы, и отвергая просветителей, подобных мне.

— Весёлые ребята!

Угаф, который редко смеялся и никогда не замечал шуток, продолжал:

— Клянусь зелёным гиппопотамом, мои добродетели не вознаграждены! И какая это жизнь для моей дочери! Как она сможет отыскать богатого мужа, скрываясь в этих склепах?

— Почему бы вам не изменить образ жизни?

— Что я могу сделать? Не существует наград за разоблачение суеверий. Кто бы ни придумал какое-то новое кровожадное божество — он тут же наживает состояние. А я голодаю в нищете…

— Почему бы не заработать состояние тем же способом?

Угаф умолк на полуслове, словно ухватившись за идею:

— Мой мальчик, прости мне случайные резкие слова. Это было предложение, достойное гения.

— Мы сделаем нашего бога самым ужасным. Он должен ненавидеть всех и преследовать жертв до третьего и четвертого колена, если его не успокоить огромными приношениями.

— Именно так! Он должен требовать человеческих жертв, которые следует приносить, сопровождая это отвратительными пытками.

— А зачем нужны человеческие жертвоприношения?

— На Тифоне любят зрелища.

— Ну… — с сомнением произнёс Гезун. — Я не возражаю против того, чтобы обчищать тифониан, но это заходит уже слишком далеко.

— Таков местный обычай.

— Вот как? и как же этим делом заняться?

— Нужно получить лицензию.

— Но кого приносить в жертву?

— Можно покупать рабов или похищать чужаков на улицах. Никто не станет возражать, если похищенные не из тех стран, с которыми король заключил соглашения.

— Хотите сказать, что меня здесь могла схватить какая-то банда? И меня могли затащить в храм, чтобы там зарезать?

— Разумеется. Кого заботит жизнь чужаков-демонов?

— Ну, меня данный конкретный демон очень заботит; и я не стану поощрять обычаи, которые могут привести к моей собственной гибели. Кроме того, это не в обычае пусадианцев. Если вам нужна моя помощь, то давайте оставим эту тему.

Угаф поспорил, надулся и наконец сдался. И когда луна вошла в следующую четверть, крестьянин в предместьях Тифона, мотыжа свой участок, обнаружил бронзовую табличку.

— Хвала Неб! — закричал он, выкопав находку и стряхнув с неё грязь. Табличка была покрыта буквами, хотя крестьянин не мог их читать. Она весила около фунта.

Приблизились двое мужчин, которые как раз проходили мимо по дороге: сетешанец средних лет с кривыми зубами и огромный молодой чужестранец.

— Что такое? — спросил старший из мужчин.

— Я не совершил ничего дурного, мои господа, — сказал крестьянин. — Я нашёл это только сейчас. Оно лежало на моем участке, которым я владею по праву собственника, и потому принадлежит мне.