Великий и Ужасный 5

— Заходи, давай, скорей! — дверь заведения приоткрылась, выглянул Витенька в голубом халате с розовенькими осьминожками (ути божечки!) и поманил меня щупальцем.

Я оглянулся и нырнул в «Надым». Зачем конспирация? Потому, что ты только дай некоторым местным повод, они не то, что до обеда, они на рассвете уже клуб бы осадили! Витенька на всякий случай повесил табличку «Спецобслуживание» на дверь, и мы пошли по гулким пустым коридорам в огромный зал, мимо танцпола, помостов, ринга, столиков и всего прочего, что кипело жизнью в ночные часы, а теперь не давало даже малейшего представления о том, какое светопреставление происходит в этом злачном месте с наступлением темноты.

Сверкающая хромом барная стойка не стала преградой для Витеньки, он лихо перемахнул через нее, и полы халата с осьминожками взметнулись, демонстрируя его худые, но крепкие икры. Он прошелся вдоль тускло поблескивающего стеллажа с бутылками, достал причудливую емкость примерно в литр объема с зеленой жижей внутри, две узкие стеклянные рюмки — и тут же выставил батарею из пивных банок.

— Это мне, — сказал он и набулькал полынного яда нам обоим. — Я чарку с тобой жахну за компанию, а потом вот попью. Так что там тебя так накрыло, в этой пещере?

— Будем! — сказал я. — Не чокаясь.

И опрокинул в себя адское снадобье. Никогда не пейте абсент, дети. Если вы не урукские дети, конечно. Это квинтессенция мерзости и экстракт гадости. Очень вредно для здоровья.

— Смотри, — сказал я. — Она мне написала, мол, я всегда буду для нее желанным гостем и дорогим другом, и любую помощь мне лично и Орде в частности она готова оказать с привлечением всех ресурсов Росомах и всего Ород-Рава по первому моему слову. Она даже написала, что всегда рада будет меня видеть и надеется на продолжение теплых и дружеских отношений! Это через месяц после того, как отослала меня прочь.

— Ну! — сказал Витенька. — Классно же! И поехал бы!

— Давай, еще наливай, а то сейчас отпустит, и я опять ничего не расскажу, — я пристукнул ногтем по бортику рюмки, которая издала тонкий звон.

— Выговориться — оно надо, — он то ли специально, то ли машинально налил и мне, и себе. — А то ты, как бешеный электровеник, носишься и суетишься, засуетил уже всех. Выдохни, расслабься наконец, прекрати догонять непонятно что! Давай, будем!

Мы бахнули еще, и управляющий «Надымом» октопус нетерпеливо постукал щупальцами по стойке:

— Так она тебя пригласила, значит, а ты что?

— А я ее пригласил! Сказал, мол, кидай всё и приезжай, я знаю, как вернуть этому Кухулину Иллидановичу… То бишь — Кедеэрну Элрохировичу корону! Ты думаешь — я зря к Полозу гонял? Эта змеюка мне всё рассказал! У него было верное средство… Я бы принес это средство в Ород-Рав, и эта душа леса, этот био-гео-хрен-пойми-кто или как там назвать всю эту хрень, от страха бы обосралась! — я ляпнул кулаком по столу. — Кедеэрнович хоть и мудень, но в том, что я его обрил налысо и зататуировал, не виноват. Чего его низвергать с престола? Пусть бы дальше правил! А Эсси — мне вернуть! Давай, добавляй.

Он добавил, мы бахнули.

— Так погоди… А в чем разница? Почему ты не хотел к ней ехать, а она к тебе должна была? Это двойные стандарты получаются, женщина — она что, не личность что ли? — конечно, при двух подругах-орчанках Витенька не мог не быть феминистом, бесхребетное головоногое существо!

— А я объясню! Когда Эсси пришла в Орду, кем она тут была?

— Ну, кем угодно… — пожал плечами Витенька. — Начала уборщицей, а потом стала одной из тех, кто определяет… Как ты это говоришь? Политику партии!

— Вот! Мне, тебе, нам всем, всей Орде она нравится просто потому, что она — Эсси, менеджер по киллингу, такая, какая есть. Нам пофиг, кто у нее батя, и откуда она родом. Нас интересует, что она делает, что она говорит, как себя ведет и вообще… Она сама! Вся! Ага?

— Ага, — кивнул Витенька.

Он прекрасно понимал, что я имею в виду. Испытал это на своей шкуре.

— Бахнем! — сказал я, и полынная дрянь снова полилась по рюмкам.

Меня уже капитально прихватило, Витеньку, похоже, тоже. Оставалось не так много — детокс от татау скоро сработает, и мне станет мерзко и тошно от своих откровенностей. Потому что это совсем не в духе Бабая Сархана, непробиваемого и неунывающего крысиного короля и принца помойки, мясника из Сан-Себастьяна. Это, скорее, стиль товарища Бабаева, вшивого интеллигента и недобизнесмена.

— Так что там? — из Витеньки пёрли щупальца во все стороны и занимались форменным рукоблудием, ощупывая все предметики в окрестностях барной стойки. Похоже, несмотря на осьминожью регенерацию, его тоже капитально накрыло. — Чего ты там ей такого написал?

— Погоди, договорю! Я-то не тупой, я понимаю, что у меня Орда, у нее — клан! Я ответственный, она ответственная. Кинуть своих, хоть они и падлы, она не может. И я вас не кину! Как бы вроде раз на раз, одно и то же. Но! На поверку-то не одно и то же! Значит, вот получается, что если она сюда приедет — то может быть кем ей угодно! Нам же нравится, как ей угодно, ага? Мне — больше нравится, вам — меньше и по-другому… — абсент пробил броню и моего метаболизма, мысли путались, но ключевую нить я старался не терять. — А я если поеду в Аркоа-Ронья, то могу быть там только псиной! Соображаешь? Пси-ной! Гав, ять, гав-гав! Так что это нихрена не одно и то же! Кто угодно — и псина! Смекаешь?

— Смекаю. Ты прав, она не права. Б-б-бахнем? — щупальца ухватили бутылку абсента, сразу восемь штук, чтобы не пролить.

— Давай! Недолго осталось, я потом сахар возьму и пойду Слонопотаму мозг колупать, я так до него и не добрался привет от Полоза передать. Они там это… В одном НИИ работали, короче…

— И что, и что ты ей написал в ответ на предложение дружбы и какой угодно помощи? — Витенька капитально окосел, это было видно даже сквозь очки.

— Я ей написал вот что… Мол, дорогая-ненаглядная Эсси, нельзя быть немножко беременной. И предложение это — как если бы ветеринар сказал, что ваша собака сдохла, но вы все еще можете ее оставить. Что мое — то мое, на том стоял и стоять буду. Если она — МОЯ девочка, полностью, со всеми придурями и заморочками, то моя. Без дурацких оговорок про дружбу, теплые отношения и прочую ванильную хрень. И тогда идем мы по жизни вместе и воюем в одну сторону. Не выпускают с Баргузина? Так без проблем, приеду и разнесу их богадельню, напугаю весь лес до усрачки, на всех наору, разобью хлебала и заберу с собой. Теперь, кажется, силенок хватит у нас! А если нет — то нет. Ну, и этот — постскриптум написал, мол, как решишь — обращайся, потому как других таких Эсси у меня нет и не будет.

— Р-р-р-омантична-а-а-а… — хором вздохнули Шерочка с Машерочкой, которые подслушивали нас, восседая на перилах балкона на десятиметровой высоте и болтая ногами в воздухе.

— Нихрена не романтично, — буркнул я. — Я это написал пять месяцев назад, она прочла, это точно. И печатала ответ — три раза. Я видел! Там в чате точечки такие выскакивают, и написано — «печатает». Но ничего не ответила. До сих пор. Я своих слов назад не беру: если обратится — заберу ее. Если это будет та самая Эсси…

Я чрезвычайно четко помнил ту могущественную Лесную Владычицу Эссириэ Ронья с изумрудным взглядом. И она мне нравилась гораздо меньше, чем моя Эсси, та, которая с блестящими карими глазами, ироничной улыбкой, в яркой бандане, джинсовых шортиках и безразмерной майке.

— А делать-то что в связи с этим будешь? — уточнил Витенька, у которого глаза теперь смотрели в разные стороны.

— Как это — что буду делать? Я крокодил, крокожу и буду крокодить! — гыгыкнул я. — Давай, бахнем по последней, и я пошел к Слонопотаму бороться на хоботах и нести ему привет от удава! Хотя это и не канонично, это он у нас — слон, он должен привет от удава носить… Но я как-нибудь справлюсь! Девчонки, нужен мешок сахару! Тащите его скорей сюда!