Великий Наполеон
Шрифт:
Фуше – ну что Фуше? Император знал, с кем имеет дело, и между ним и его шефом полиции происходили иной раз такие кисло-сладкие, якобы шутливые разговоры:
«Что бы вы сделали, Фуше, если бы правление мое пошатнулось?»
«Ваше Величество, я немедленно попытался бы захватить как можно больше власти, чтобы не стать жертвой событий…»
Что до Талейрана, то Наполеон расценивал его способности очень высоко, и уж коли Талейран начал демонстрировать свое согласие с Фуше, то означать это могло только одно – публично выраженное несогласие с императором.
Действовать надо было немедля, не откладывая – и Наполеон оставил армию на маршалов, номинально подчиненных Жозефу, и помчался в Париж. Он буквально летел, не останавливаясь на отдых, и проделал путь из Испании в свою столицу в рекордные четыре дня.
Из всех описаний событий января 1809 года наилучшее, по-моему, сделал Е.В.
«…28 января 1809 года и произошла знаменитая, сотни раз приводившаяся в исторической и мемуарной литературе сцена, о которой некоторые присутствовавшие не могли до гробовой доски вспоминать без содрогания. Император в буквальном смысле слова с кулаками набросился на Талейрана. «Вы вор, мерзавец, бесчестный человек! – бешено кричал он. – Вы не верите в бога, вы всю вашу жизнь нарушали все ваши обязанности, вы всех обманывали, всех предавали, для вас нет ничего святого, вы бы продали вашего родного отца! Я вас осыпал благодеяниями, а между тем вы на все против меня способны! Вот уж десять месяцев, только потому, что вы ложно предполагаете, будто мои дела в Испании идут плохо, вы имеете бесстыдство говорить всякому, кто хочет слушать, что вы всегда порицали мое предприятие относительно этого королевства, тогда как это именно вы подали мне первую мысль о нем и упорно меня подталкивали! А этот человек, этот несчастный? Кто меня уведомил о его местопребывании? Кто возбуждал меня сурово расправиться с ним? Каковы же ваши проекты? Чего вы хотите? На что вы надеетесь? Посмейте мне это сказать! Вы заслужили, чтобы я вас разбил, как стекло, и у меня есть власть сделать это; но я слишком вас презираю, чтобы взять на себя этот труд! Почему я вас еще не повесил на решетке Карусельской площади? Но есть, есть еще для этого достаточно времени! Вы – грязь в шелковых чулках!»
Как ни ярко это описание, оно все-таки нуждается в некоторых комментариях.
VI
Ну, начнем с мелочей – Наполеон назвал Талейрана не «грязью», а «навозом». Использованный Е.В. Тарле эвфемизм понятен – в то время, когда его «Наполеон» выходил из печати, слово «дерьмо» даже в смягченной до «навоза» форме в академической научной работе было совершенно неупотребимым. Далее – послушаем понимающего человека, посла Австрийской империи в Париже, Клемента фон Меттерниха. В донесениях, отправляемых им своему правительству, говорилось, что во Франции существуют две политических партии – «партия войны», состоящая из военных и возглавляемая самим императором Наполеоном, и «партия мира», состоящая из людей, располагающих крупными состояниями и желающих стабильности. Им сочувствует министр полиции Жозеф Фуше и даже кое-кто из маршалов – Меттерних называет Ланна и Мюрата. Неофициальным же главой партии мира является князь Талейран, которого Меттерних предлагает рассматривать только как «…человека политического…», полностью игнорируя прочие аспекты этой разносторонней личности. И вот как человек политический, он стоит за стабильность, умиротворение и сближение с Австрией – он доверительно говорил Меттерниху, что… «рассматривает интересы Австрии как свои собственные…».
И в данном случае он не лукавил. Даже после Аустерлица он доказывал Наполеону, что Австрия – необходимый элемент равновесия в Европе, что по природе своей она слаба, ибо ее совершенно разнородные части соединены вместе только одним – династией Габсбургов, и что в силу этого опасной для Франции она быть не может, и что надо переориентировать Австрию на восток и сделать из нее готовый оплот против России, и что для этого надо помочь ей захватить Молдавию и Валахию. А для избежания трений с ней надо восстановить Веницианскую Республику, и это буферное государство отделит австрийские владения в Тироле от французских владений в Италии. И вобще, конструкция, при которой Франция будет отделена от России Пруссией и Австрией, дружественными по отношению к Франции и враждебными по отношению к России, будет для Франции наилучшей. Талейран поэтому был очень против войны с Пруссией в 1806-м, а уж жестокий режим, установленный в ее отношении после войны, и вовсе не одобрял. Что до захвата королевского семейства Испании в Байонне, то Талейран, доказывая Наполеону всю недопустимость этого, приводил следующую аналогию:
«…Знатный человек может позволить себе многое. Он может держать у себя любовниц, плохо обращаться со своей женой, несправедливо относиться к своим друзьям – его, несомненно, будут винить во всем этом, но если он богат, могуществен и умен, на него будут смотреть со снисхождением и многое простят. Но если он сплутует в карты, он будет немедленно изгнан из хорошего общества, и прощения ему не будет…»
Наполеон возражал ему, доказывая, что при том уровне могущества, которого он достиг, уже «…никто не осмелится назвать это подлостью…» – но, надо сказать, в своей оценке дела в Байонне Талейран был прав. Вот что пишет по этому поводу простой и вполне лояльный офицер Великой Армии, знакомый нам Марбо:
«…Совершилось беззаконнейшее похищение короны, какое только знает современная история, – предложить себя посредником между отцом и сыном, чтобы заманить обоих в ловушку и ограбить, – это была гнусность и злодейство, которые заклеймила история и не замедлило наказать Провидение».
Еще совсем недавно, в Пруссии, он смотрел с обожанием на великого человека, с которым свела его судьба. Но война в Испании явно настроила его на философский лад – он заговорил о Провидении…
VII
Сцена, устроенная Наполеоном, окружающих потрясла. Даже его личный секретарь, Меневаль, слепо преданный хозяину, и то в своих воспоминаниях записал, что в тот вечер император уронил свое достоинство. Только одного человека все происшедшее как бы не затронуло. Приведем еще одну цитату из Е.В. Тарле:
«Его высочество светлейший князь и владетельный герцог Беневентский, великий камергер императорского двора, великий электор Французской империи, командор Почетного легиона, князь Талейран-Перигор стоял неподвижно, совершенно спокойно, почтительно и внимательно слушая все, что кричал ему разъяренный император. Присутствовавшие сановники дрожали, почти не смея глядеть на Талейрана, но он, единственный в комнате, казалось, сохранял полнейшую безмятежность и ясность духа».
Более того, когда прием окончился и приглашенные на него сановники стали расходиться, Талейран сказал, слегка пожав плечами:
«Как жаль, что такой великий человек так дурно воспитан».
Мадам де Лаваль, родом из знатнейшей семьи Монморанси и старинная приятельница Талейрана, спросила его – почему он не запустил в императора каминными щипцами? Он ответил, что подумал было об этом, но, как известно мадам де Лаваль, он слишком ленив.
Все гадали, чем все это закончится. На следующий день, в воскресенье, министр финансов, Годен, носивший звучный титул герцога де Гаета, явился к Наполеону, имевшему обычай принимать в этот день своих министров, как можно раньше – у него было много работы, он хотел уйти как можно раньше, и поэтому явился во дворец еще до того, как слуги начали зажигать там свечи, заняв заранее видное место в самых первых рядах, он надеялся улизнуть потом одним из первых. Каково же было его изумление, когда он увидел Талейрана, пришедшего еще раньше его…
Любопытство взяло верх – Годен остался до конца приема, он хотел посмотреть, что случится дальше. Наполеон прошел мимо Талейрана, «…не заметив…» его. Как ни в чем не бывало, бывший министр иностранных дел остался невозмутим, а когда его сосед замешкался с ответом на вопрос, заданный императором, как ни в чем не бывало предоставил Наполеону нужную ему информацию. Тем самым ситуация как бы разрядилась – возможно, Наполеон сожалел о том, что потерял самобладание, и был даже несколько признателен Талейрану за то, что теперь инцидент, так сказать, остался в прошлом.
Дафф Купер [1], автор очень интересной биографии Талейрана, написанной на английском, замечает, что Наполеон был к этому времени уверен в своем величии и в своей непогрешимости и воображал, что подобные оскорбления могут быть прощены или забыты.
Странно, что итальянец позабыл итальянскую поговорку, гласящую, что месть – это такое блюдо, которое надо подавать холодным.
VIII
Война с Австрией началась, как Наполеон и предвидел, но совершенно не так, как он предполагал. Делая свои предварительные расчеты, он принял как необходимость тот факт, что в этот раз инициативу нападения следует предоставить Австрии. Уж очень ненадежным было политическое положение и в Германии, и даже во Франции для того, чтобы Наполеон мог предстать в роли нападавшего. Ему было нужно время на то, чтобы найти людей, – и во Франции был опять проведен досрочный призыв, теперь уже с опережением в два года – в армию шли рекруты 1810-го. Их надо было организовать, вооружить, обучить – и надо было что-то сделать для компенсации того факта, что из зеленых юнцов нельзя моментально сделать испытанных ветеранов.
Одним из методов такой компенсации Наполеон признал артиллерию – и военному министру Кларку были даны директивы довести число пушек в формирующихся новых формированиях с двух орудий на тысячу человек до пяти орудий на тысячу. В армию были добавлены германские контингенты из Саксонии, Баварии, Вюртемберга и даже 18 тысяч поляков под командованием князя Понятовского.
Целью было собрать 260 тысяч человек в Германии и еще 150 тысяч – в Италии, под общей командой Эжена де Богарнэ, но это не получилось. План создания новых формирований был выполнен примерно на две трети по людям и примерно наполовину по артиллерии, когда 9 апреля 1809 года пришла поразительная весть – война началась!