Великий план (Нарский Шакал - 2)

– Какие другие?
– спросил Саврос.

Помрачающий Рассудок следил за спором внимательно, но бесстрастно, продолжая лакомиться устрицами, которые его язык деловито слизывал с раковин.

– Другие, которые, я не сомневаюсь, сделают то, что нам нужно, уклончиво ответил Бьяджио.
– Другие, которым я доверяю.

– Девочка?
– догадался Бовейдин.

– Да, - подтвердил Бьяджио.

– Что за девочка?
– продолжал выпытывать Саврос.

– Ах, мой милый Помрачающий Рассудок, ты был бы от нее в восторге. Бьяджио тихо засмеялся, прикрыв рот изящной рукой.
– Просто прекрасная штучка. Думаю, для тебя она слишком юная. Но потрясает.

– Ренато, - спросил Данар.

– Что за девочка?

– Очень необычная девочка, мой друг. Некто, перед кем Эрриту не устоять. Ты ведь помнишь: у него слабость к детям. Думаю, эта похитит его сердце.

Недоумевающий адмирал Никабар поставил бокал на стол.

– Объяснись. Кто этот ребенок?

Граф Бьяджио сложил руки лодочкой. Все с нетерпением ждали его объяснений - даже Симон. Кроме Бовейдина: казалось, он уже знает, в чем дело.

– Давным-давно, - начал Бьяджио, - когда Аркус еще был жив, мы с Бовейдином начали некий эксперимент. Эксперимент со снадобьем. Эксперимент над детьми.

Бовейдин начал беспокойно ерзать.

– Это было тайным проектом военных лабораторий, - продолжил граф.
– Мы хотели выяснить, может ли снадобье полностью остановить процесс старения. Бовейдин решил, что снадобье может лучше подействовать на детей.

– У них по-другому идет обмен веществ, - вмешался Бовейдин.
– Я выяснил, что они усваивают снадобье совсем не так, как взрослые. Наверное, потому, что их организм продолжает развиваться.

– Мы смогли остановить развитие тела, - сказал Бьяджио.
– Довольно успешно. Особенно у одного ребенка. Никабар не смог скрыть того, насколько он потрясен.

– Боже! И сколько же таких уродов существует?

– Сейчас только один, - ответил граф.
– Когда мы бежали из Нара, нам пришлось прекратить эксперимент. Но одного ребенка мы спасли. Очень особую девочку. Ту, которую можно будет использовать против Эррита, когда придет время.

– Прекратить?
– переспросил Саврос.
– Я не понимаю. Что стало с другими детьми?

Бовейдин отвел взгляд. Ответ был тошнотворно очевиден.

– Выбора не было, - сказал Бьяджио.
– Мы не могли рисковать тем, что об этом узнают. Особенно Эррит. Осталась только одна девочка.
– Кроут обвел присутствующих пристальным взглядом.
– И не надо обвинять нас в преступлении, друзья. Этот эксперимент имел благородную цель. Мы пытались спасти Аркуса - и, возможно, спасти всех нас. Мы ведь по-прежнему стареем, пусть и очень медленно. И если бы не эта девочка, у нас не было бы оружия против Эррита.

– Где этот ребенок сейчас?
– спросил Никабар.

– На попечении герцога Энли. И больше я вам ничего не скажу.

– Энли об этом даже не упоминал!
– проворчал адмирал.
– Боже, ну ты и любишь тайны, дружище! Неужели ты никому не доверяешь?

Казалось, Бьяджио эти слова обидели.

– Милый Данар, я всем вам доверяю! Я тебе должен поручить нечто очень непростое. Еще одну поездку. На этот раз в Черный город.

– В Черный город?
– рассмеялся Никабар.
– С любовной запиской Эрриту?

– Это не любовная записка. Но письмо действительно Эрриту.

Адмирал нахмурился:

– Ренато?

– Мне надо, чтобы ты привел в Нар "Бесстрашного" и несколько дредноутов. У меня готово послание епископу, и мне надо, чтобы ты доставил его лично.

– Что за послание?

– Письмо с предложением Эрриту начать со мной переговоры о мире.

Теперь он поразил всех. Даже у Симона отвисла челюсть. Бьяджио обвел взглядом присутствующих, ухмыляясь, словно безумец.

– Это не шутка, друзья мои. Вам следовало бы хоть что-то сказать!

– Я не знаю, что сказать, - пробормотал Никабар.

– И это твой план?
– недоверчиво вопросил Бовейдин.
– Сдаться?

– Не говори глупостей, - ответил Бьяджио. Он поманил к себе слугу, чтобы тот долил ему вина, а потом начал перекатывать бокал между ладонями.
– Это просто часть моего великого плана, понимаешь? Эррит ни за что не согласится. В конце концов он это сделает, но не сразу. Мы постепенно заставим его приехать сюда. Но поначалу он решит, что мы слабеем. Именно это мне сейчас и надо. Остальное за меня сделают девочка и лиссцы.

– Но почему я?
– спросил Никабар.
– Почему твое письмо не может доставить один из твоих агентов?

– Потому что они не могут командовать флагманским кораблем, - ответил Бьяджио.
– И на самом деле посланий будет два. Одно - Эрриту. А второе лиссцам. Я хочу, чтобы они увидели "Бесстрашного". Я хочу, чтобы они решили, будто он ушел из вод Кроута.

Вконец раздосадованный Никабар затряс головой.

– Ренато, ты несешь какую-то бессмыслицу. Зачем тебе нужно, чтобы лиссцы сочли Кроут незащищенным? Черный флот - это единственное, что удерживает их от нападения на остров. И потом - мне казалось, будто бы хочешь, чтобы они нападали на империю!

– Хочу, - подтвердил Бьяджио.
– Доверься мне, Данар. Лиссцы уже нападают на Нар, и я говорю - пусть продолжают. Но пусть при этом они считают, будто мы беззащитны. Пусть им кажется, что мы пришли на помощь империи. Все это - часть плана.

– О да, - проворчал Бовейдин.
– Пресловутый "великий план". Мне он представляется глупостью. Чего ты пытаешься добиться - чтобы нас всех убили? Если Черный флот уйдет отсюда, лиссцы захватят Кроут. Ты это знаешь, Ренато. Они винят в войне в первую очередь тебя.

Бьяджио поднял руки.

– Хватит! Данар, ты сделаешь то, о чем я прошу. Ты отплывешь через несколько дней. Но ты не будешь вступать в бой с лиссцами и топить их корабли. Тебе это ясно?

Совершенно сбитый с толку Никабар мрачно кивнул.

– Ответь мне!

– Мне ясно. Бьяджио улыбнулся.

– Вот и хорошо. А теперь...
– он взялся за вилку и воткнул ее в устрицу, - давайте есть!

Вечера на Кроуте всегда были теплые. Приближалась зима - но только не к этому острову. Пассаты приносили южный воздух, отгоняя морозы, и цветы расцветали круглый год. Во время влажной весны влюбленные, гуляющие по древним аллеям, слышали крики ночных птиц и экзотическую песнь насекомых. Но сейчас было несколько прохладнее, и обитатели острова дремали. На берегу, тянущемся вдоль виллы Бьяджио, Симон слышал только мерный ритм прибоя. Его господин, Бьяджио, шел на несколько шагов впереди, и мягкие волны лизали ему сапоги. После устриц и фаршированной утки в желудках лежала тяжесть, и говорить не хотелось. Симон чувствовал, что у него cлипаются глаза. Он надеялся этой ночью встретиться с Эрис, но обед длился дольше, чем он рассчитывал, а потом Бьяджио захотел остаться в его обществе.

Больше часа они ходили по берегу, почти не разговаривая друг с другом. Симону казалось, что его господин чем-то встревожен. Время от времени он опускал унизанную перстнями руку в песок, поднимая то камень, то раковину, а потом бросал их в воду, но почти все время просто шел - медленно, без всякой цели, - заставляя Симона гадать, какие планы он плетет в это время.

– Симон!
– наконец бросил он через плечо.

– Да, милорд?

– Я начинаю уставать, но мне еще не хочется возвращаться. Знаешь, как это бывает?