Великий план

— Я меняюсь, — прошептал он.

Эрис тихо подошла сзади и взяла его за руку, но Симон продолжал смотреть на открывающийся из окна вид.

— Ты устал, любимый, — быстро сказала она. — Отдохни. Приходи ко мне сегодня ночью, если захочешь. Или не приходи, а просто выспись.

Симон тихо засмеялся.

— Ты меня не слушаешь. Я меняюсь, Эрис. Я уже не уверен, что я здесь ко двору. Господин изменился. Он думает только о мести. Это снадобье довело его до безумия. И мы все — пленники его сумасшествия.

— Не говори такие вещи! — предостерегла его Эрис. — Тебя могут услышать.

— Это не имеет значения. Все знают, что Бьяджио сошел с ума. Ты знаешь, что он приказал мне выкрасть из Люсел-Лора человека? Я привез его сюда. Саврос всю ночь пытал его, чтобы узнать, где Вэнтран.

Эрис побледнела.

— И что с ним стало?

— Я его убил, — ответил Симон. — Пришлось. Саврос стал с ним забавляться. Это было тошнотворно. Мне пришлось положить этому конец.

— Ты был к нему милосерден, — прошептала Эрис. — Видишь? Ты хороший человек, любимый.

— Хороший? — насмешливо переспросил Симон. — Я — Рошанн. Среди Рошаннов нет хороших людей. А если я хороший, тогда мне среди них не место.

Она взяла его за руку. В ее зеленых глазах было бесконечное прощение.

— Ты делаешь то, что должен, так же, как я. Мы принадлежим ему. Идти против него — значит умереть. Симон притворился, будто согласен с нею.

— Ты права, — сказал он, надеясь закончить этот разговор. — Мне на корабле было плохо. Это вывело меня из равновесия. — Он поцеловал ей руку. — Извини, что я так с тобой здороваюсь. Обещаю, что этой ночью я буду совсем другим.

— Не приходи, если не хочешь, — мягко проговорила она. — Или если тебе кажется, что господин будет недоволен. Я пойму.

— Я приду, — ответил Симон. Он осторожно выпустил ее руку. — Жди меня в полночь у садовой стены. А теперь занимайся. Бьяджио был бы недоволен, если бы я помешал тебе работать.

Они позволили себе прощальный поцелуй, а потом Симон ушел из музыкального салона. Его сердце отчаянно колотилось от предвкушения.

3 Ричиус Вэнтран

Ричиус Вэнтран натянул повод и остановил коня рядом с зарослями ягодного куста. Здесь, в горах вокруг Фалиндара, дул сильный ветер. И если бы не ветер, он не заметил бы обрывка окровавленной ткани, который словно флажок трепетал на кривой ветке. Он увидел ее с седла, тревожно осмотрелся и спешился.

Все было спокойно, если не считать тихого жужжания ветра в ветвях. Животные встревоженно притаились. Неподалеку следом за ним ехали Карлаз и Люсилер, украдкой осматривая окрестности, однако Ричиус чувствовал, что поиски закончены.

Солнце ярко светило. Ричиус затенил глаза и повернул узкий лоскут к солнцу, чтобы рассмотреть. Казалось, он оторвался от поношенной рубашки — плотной, как та, какие носят фермеры. Она не была синей, так что ее оставил не Хакан, но она появилась здесь недавно, и высохшая кровь еще не выцвела. Ричиус решил, что это трийская кровь — если только фермер сам не убил кого-то. Ричиус осмотрелся. Чуть выше каменистый склон уходил во что-то вроде пещеры. Он вытянул шею, пытаясь заглянуть туда, но вход был темным, и его скрывал каменный завал. Казалось, конь прочел его мысли: он недовольно фыркнул.

— Не тревожься, парень, — сказал Ричиус своему коню. Подойдя к нему, он почесал ему лоб. — Мы туда не пойдем.

Конь опустил голову, подставляя Ричиусу свою шею. Конь в этих краях был редким сокровищем, и это животное, похоже, понимало свою ценность. Местность здесь была очень неровной, а большую часть лошадей съели их владельцы в тяжелые дни войны. Это животное было из Нара: Ричиусу его подарил старый друг. У него был безупречный шаг и добрый нрав, напоминавшие Ричиусу о родине.

— Ричиус!

Люсилер и Карлаз поднимались наверх пешком. Их белая трийская кожа сияла на солнце. Ричиус поспешил им навстречу.

— Тише! — сказал он. — Я кое-что нашел.

Он вручил лоскут ткани Люсилеру. Триец сощурил глаза, внимательно рассмотрел находку Ричиуса, уверенно кивнул и передал ткань Карлазу, который понюхал ее и хмыкнул.

— Где ты это нашел? — спросил Люсилер. Ричиус указал на кусты:

— Вон там, у скал. Он был на ветке.

Вместе они вернулись к кустам, где Ричиус показал ему острый сучок, за который зацепилась ткань. Куст был прочный, с шиповатыми ветками, расставленными во все стороны, но других лоскутов на них не оказалось. На земле валялось еще несколько обломанных веток. Карлаз провел рукой по верху куста, осмотрел землю и снова что-то проворчал.

— Тассон, — уверенно прошептал предводитель львиных всадников.

Так назывался зверь, на которого они охотились. Это трийское слово означало «золото». Подобно тому как Ричиус назвал своего коня Огнем, так и львиные всадники давали своим гигантским кошкам имена. Карлаз встал на колени и прижался лицом к земле, глубоко втянув в себя воздух. Потом он погрузил палец в землю и попробовал грязь на вкус. Похоже, исследование его удовлетворило: он посмотрел на Люсилера и кивнул.

— Что это значит? — спросил Ричиус, а потом повторил свой вопрос уже по-трийски: — Карлаз, что это?

— Моча, — объяснил Люсилер. — Кошки всегда метят места, где они были. Карлаз почувствовал ее вкус. Он считает, что лев совсем близко.

Ричиус указал на вход в пещеру.

— Там, — предположил он.

Казалось, Карлаз с ним согласен. Все трое взялись за оружие. Трийцы сняли из-за спины жиктары, а Ричиус вытащил свой гигантский меч Джессикейн. При виде чудовищного клинка Люсилер тихо засмеялся.

— Хорошее оружие, чтобы убивать львов, — заметил он. — А больше мало на что годится.

Ричиус судорожно вздохнул и сжал обеими руками рукоять меча. Он был шести футов роста, а меч был почти в человеческий рост. Его изготовили десятки лет тому назад для его отца, и даже после многих месяцев занятий — огромный клинок быстро лишал Ричиуса сил.

— Это не Хакан, — мрачно заметил Люсилер, пряча грязный лоскут себе в рубашку.

Хакан исчез уже несколько недель тому назад, и хотя некоторые считали, что его сожрал взбесившийся лев Карлаза, этого быть не могло — лев сбежал всего несколько дней назад. Все надеялись, что воин вернется в крепость и выяснится, что он подвернул ногу в горах или упал в колодец. Однако неделя уходила за неделей, и такой поворот событий казался все менее вероятным.