Великий поход за освобождение Индии

Новик молчал.

— А эта погода? Я понимаю, если очень захотеть и постараться, можно все испортить. Но как им удалось испортить погоду?! Никогда в России не было таких зим! Иван Васильевич, давайте-ка собираться в обратный путь! В родную басурманию! — И Шишкин громко чихнул. — Вот! Правильно! — воскликнул он удовлетворенно.

— Шишкин, — Новик был как никогда серьезен, — скажи, ты мне друг?

Шишкин взволновался.

— Иван Васильевич, я бы считал за честь... Вы спасли мне жизнь! А что я должен сделать, Иван Васильевич?

Пристально и недоверчиво Сталин всматривался в лицо Шишкина так, что тот даже смутился и перестал хлюпать носом.

— Ну как, похож? — нетерпеливым шепотом спросил Новик.

Сталин опустил глаза, принимая решение, но так его и не принял.

— Пусть Троцкий смотрит, — буркнул он и повел Новика и Шишкина за собой по длинному коридору.

— Кто это? — на ходу спросил Шишкин.

— Сталин.

Шишкин скорчил недоуменную рожу.

Сталин открыл небольшую дверь и пропустил Новика и Шишкина вперед себя. Они оказались за кулисами какой-то сцены. На трибуне стоял Троцкий.

— Последствия нашего поражения в Польше не так страшны, — говорил он, как всегда, страстно и убедительно. — Последствия военные не означают последствий для Коммунистического Интернационала. Под шумок войны Коминтерн выковал оружие и отточил его так, что господа империалисты его не сломают...

Троцкий вдруг замолчал и повернул голову. Он увидел Шишкина, и глаза его за стеклышками пенсне просияли.

— Товарищи! — крикнул он в зал. — Владимир Ильич снова в строю! — И он побежал за кулисы.

Участники совещания — в основном военные — поднялись, наклонились, вытянули шеи, пытаясь заглянуть за кулисы.

— Владимир Ильич! — горячо проговорил Троцкий, от волнения не замечая Сталина, а тем более Новика.

Сталин что-то хотел сказать, остановить Троцкого, но тот уже вел Шишкина на сцену.

— Шени деда мобитхан! [21] — сказал Сталин в пол.

Зал взорвался аплодисментами. Все встали, хлопали в ладоши и кричали:

— Ильич! Наш Ильич!

21

Грузинское ругательство.

— Товарищ Ленин!

— А говорили — не встанет!

— Кто говорил — враги говорили!

— Ура товарищу Ленину!

— Ур-р-ра!!!

Троцкий успокаивающе поднял руки. Постепенно стало тихо и наступила мертвая тишина. Все ждали слова Ленина. Шишкина разбирал чих, но и сказать что-нибудь ему тоже хотелось. Он покосился за кулисы. Новик показывал ему здоровенный кулак. И тут Шишкин чихнул. Громко и весело.

— Будьте здоровы, Владимир Ильич! — дружным хором отозвался зал и вновь взорвался аплодисментами.

Мертвый город.

23 февраля 1923 года.

Властно порыкивая, могучий бенгальский тигр шел к Мертвому городу. Трудно сказать, что влекло его туда — запахи праздничной пищи или незнакомая песня, дружно и весело исполняемая множеством голосов:

“Ох, когда помрешь ты,Милый мой дедочек?Ох, когда помрешь ты,Сизый голубочек!”“Во середу, бабка!Во середу, Любка!Во середу, ты мояСизая голубка!”

Стол — один на всех, уставленный бутылями с рисовым самогоном и кокосовым вином, заваленный фруктами и жареным мясом, — змеился среди развалин. Во главе стола сидели Брускин и Наталья. Это был их праздник. Это была их свадьба. Как подобает жениху, Брускин был весел и задорен. Как подобает невесте, Наталья была рассеянна и грустна.

Комэск Ведмеденко поморщился, поднялся из-за стола и, покачиваясь от тяжести своего могучего тела, направился в джунгли.

— Та хиба ж це писня? Хиба ж так спивают? — ворчал он на ходу.

Брускин встал, поднял серебряный трофейный кубок и объявил свое выступление:

— Товарищи!

— Тихо! Жених товарищ Брускин говорить будет! — пронеслось над столом, и сразу утих пьяный гомон.

У Григория Наумовича был такой вид, что, казалось, он сейчас заплачет, запоет или взлетит — от счастья.

— Товарищи, — тихо заговорил Брускин, — вообще я очень счастливый человек, потому что нет большего счастья для большевика, чем счастье практической работы с массами. Но сегодня самый счастливый день в моей жизни! Мы установили советскую власть в России. Мы устанавливаем ее в Индии. И как бы нам ни было трудно, мы все равно установим ее здесь! Потому что нет тех вершин, которые не покорили бы большевики! А сейчас я спою вам песню... Вообще-то мне медведь на ухо наступил, и я твердо знаю только одну песню, “Интернационал”, но сейчас... я... спою... Сейчас... Ее пела мне моя бабушка... Сейчас...

Брускин подался вперед и замер, глядя в небо, будто там были написаны ноты и слова. Все ждали. Пауза затягивалась. И стало ясно, что Брускин не споет. Да он и сам это понял. За столом зашумели, понимающе улыбаясь.

— Забыл, — признался Брускин шепотом.

— Горько! — крикнул кто-то, спасая ситуацию.

И все закричали:

— Горько! Горько!

Наталья поднялась, опустив глаза, и Брускин поцеловал ее — испуганно и неумело. Похоже, это был их первый поцелуй.

Тигр остановился и прислушался. Будто где-то рядом бушевал водный поток. Но он вдруг иссяк, и на поляну, где стоял тигр, вышел, застегивая мотню, Ведмеденко. Комэск, конечно, не испугался, но удивился:

— Ты що, бажаешь людям свято загубыты?

Тигр неуверенно рыкнул.

— А я казав — не дозволю! Я казав: кто про невесту погано кажет, того вбью!

Тигр зарычал угрожающе.

— Пугаешь? Мене, червоного командира Ведмеденку, — пугаешь? Та я ж тоби башку скручу! — и, подвернув рукава гимнастерки до локтей, Ведмеденко сделал первый шаг.

Тигр громогласно зарычал и бросился на него.

Ленин спал, лежа на спине, и был больше похож на покойного, чем на спящего. Сталин, Троцкий и Новик смотрели на него с горестным любопытством.

— А Шишкин наш больше похож, — сообщил шепотом Новик.

— На кого? — удивился Сталин.

— На Ленина.

— Так это и есть Ленин. — Сталин обиженно отвернулся, и Новик стукнул себя, дурака, кулаком по лбу.

ЭТО ПОЛНОЕ РИСКА И ОТВЕТСТВЕННОСТИ РЕШЕНИЕ, ВОЗМОЖНО, СЕГОДНЯ КТО-ТО НАЗОВЕТ АВАНТЮРОЙ. НО ДЛЯ ТАКИХ ЛЮДЕЙ И ВЕЛИКИЙ ИНДИЙСКИЙ ПОХОД — ТОЖЕ АВАНТЮРА. НЕ ДЛЯ НИХ НАШ РАССКАЗ, А ДЛЯ ТЕХ, КТО ИСКРЕННЕ И НЕПРЕДВЗЯТО ЖАЖДЕТ ЗНАТЬ, КАК ВСЕ БЫЛО НА САМОМ ДЕЛЕ.

Они лежали рядом: задушенный Ведмеденкой тигр и сам Ведмеденко с развороченной тигром грудной клеткой. Наталья положила ему на грудь белоснежную простыню, и та сразу напиталась кровью. Рядом стоял Брускин. Чуть поодаль — все остальные. В добрых маленьких глазах Ведмеденки появились слезы и скатились по вискам.