Великий поход

За стол сели, когда перевалило за полночь. Комнату освещала большая спиртовая лампа. Высокий язычок пламени колебался от сквозняка. По стенам метались причудливые тени.

Чампа разлил в маленькие глиняные чашечки ароматный спиртовой раствор, настоянный на травах – как я понял, аналог местного самогона. Сам сел с нами. Больше никто из членов семьи приглашен не был.

– У нас сегодня погиб друг, – сказал я. – Монах.

– Мы знаем, – с достоинством ответил Чампа. – Утром о теле позаботятся. Горевать не о чем. Монаха ждет хорошее перерождение. Хоть он и не достиг сатори в этом воплощении, им пройден правильный путь…

Здесь, под закопченными балками низкого свода, помнившего тех, кто жил в хижине сто, двести, триста лет назад, мне сразу же передались уверенность и спокойствие Чампы. Дима должен был прожить свою жизнь именно так, встретить свою судьбу на развалинах приютившего его монастыря. В этом заключалась высшая истина.

Я кивнул и пригубил чашку с напитком. Лицо Милы просветлело – смерть уже не казалась ей такой страшной. Гораздо хуже – неправильная жизнь. Взяв чашечку тонкими пальцами, девушка проглотила обжигающую жидкость, робко улыбнулась хозяину.

На стол жена Чампы выставила вареную баранину, фасоль, пресный сыр и просяные лепешки, бананы. Я ел не торопясь, брал яства с каждого блюда, еду не хвалил. Вспомнилось, что, по представлениям тибетцев, достойный человек должен есть все подряд не обращая внимания на вкус пищи. Потому что еда необходима для жизни, не более того. Что ж, в этом вопросе я соответствовал представлениям хозяев об идеале. Мне было все равно, что есть – лишь бы в пище имелись калории.

Здесь я вспомнил, что во мне заложено кое-что от Сиддхи [6]

6

Сиддха (санскрит, дословно «совершенный») – человек, достигший совершенства, владеющий восемью сверхъестественными свойствами: способность становиться бесконечно малым или большим, очень легким или тяжелым, мгновенно перемещаться в любую точку пространства, достигать желаемого силой мысли, подчинять себе время, предметы и вещи, уметь подчинять своей воле происходящие в природе и мире события.

Пусть я не могу телепортироваться, как встреченный нами у Бамиана магисик, но зато умею делать тело легким и тяжелым, а еще – растягивать время, по крайней мере для себя. Да и вещи, и события подчас подчинялись моей воле. Чампа был бы удивлен, узнав о моих способностях. И еще больше он удивился бы, если бы узнал, что к состоянию блаженства меня эти умения не приблизили. Мила, в Афганистане отказывавшаяся от баранины, теперь ела ее с удовольствием. Голод – лучшая приправа. Чампа жевал просяную лепешку, с доброй улыбкой поглядывая на гостей, сметающих еду со стола.

– Ваш путь был труден? – спросил старик, когда понял, что мы насытились.

– Весьма, – ответил я. – Ваши родственники не говорят по-русски?

– Зачем им? – благостно улыбаясь, спросил старик. – Мы работали на монастырь, Чампа изучал русский, чтобы водить туристов на вершины. В монастыре жили тибетцы и китайцы. Русские не жили.

– Понятно, – кивнул я.

Старый лис хотел, чтобы я рассказал, что мне, русскому, понадобилось в монастыре. Как бы не так! Лучше уж я промолчу. Чампа не замышляет ничего дурного – но лишнюю информацию не следует давать и ему. Для его же блага.

– Теперь будет трудно, – вздохнул старик. – волей судьбы монахи отправились к новому перерождению. Некому будет дать нам совет. Кому теперь мы будем приносить подношения, чтобы просветлить свою карму?

Я полагал, что проблемы возникнут из-за отсутствия работы, уничтожения реактора. Но Чампу волновало не это, а духовные вопросы. Полагаю, он был совершенно искренен.

– Все, что ни происходит, – к лучшему. – Я склонил голову. – Однако мне не совсем ясно – что за могущественный враг одолел монахов?

– Демоны, – совершенно спокойно ответил Чампа. – Духи воздуха и гор. Не обошлось и без злых людей.

– Вы не знаете, каких?

– Нет, – равнодушно произнес старик. – Предателям и убийцам воздастся. Суд не в наших руках.

Похоже, политика старика не интересовала.

– Вы придерживаетесь принципов мудиты [7] ? – поинтересовался я, запоздало сообразив, что такой сложный вопрос может быть непонятен не слишком хорошо изучавшему русский тибетцу.

7

Мудита – буддийское понятие, симпатия ко всем существам.

Но старик понял все и ответил:

– Я не так добродетелен, иначе жил бы в монастыре. Но я тоже стремлюсь к совершенству.

Когда ужин был закончен, Чампа сообщил:

– Мы приготовили вам отдельную комнату. Пора дать отдых уставшему телу.

Проводив нас до невысокой деревянной двери хозяин откланялся. В руках Милы осталась маленькая, едва тлеющая спиртовка.

Мы вошли в небольшое помещение и в неверном свете обнаружили невысокую и не очень широкую лежанку, покрытую несколькими одеялами.

– Кровать здесь одна, – улыбнулся я. – Придется потесниться.

– Угу, – кивнула Мила. – Хорошо хоть одеял много. Я так замерзла!

– Ночи в горах очень холодные. Да и днем здесь тоже не жарко. Высокогорье…

Разобрав одеяла – каждому доставалось по два, не считая того, которым была застелена лежанка, – я присел на скамейку в углу.

– Где хочешь спать? У стенки? С края?

Мила рассмеялась.

– Не знаю. А ты?

– Мне все равно.

– Забавный диалог. Будто муж и жена после десяти лет семейной жизни.

– Может быть, – согласился я.

– Ты был женат? – поинтересовалась девушка. – Или женат сейчас?

– Этот вопрос интересует, наверное, каждую женщину, когда она встречает мужчину. Независимо от ее семейного положения.

– Не знаю насчет всех. Мне любопытно, терпит ли кто-то тебя, Даниил.

– Сейчас нет. Но я был женат. У меня взрослый сын.

– Насколько взрослый?

– Полностью самостоятельный. Работает директором крупной промышленной компании.

О жене Мила спрашивать не стала, а я не счел нужным рассказывать.

– Лягу у стенки, – решила девушка. – Отвернись. Мне надо переодеться.

Меня, конечно, заинтересовало, что она собирается переодевать. Носки с одной ноги на другую? Сумка с вещами осталась в Бамиане, а хозяева вроде бы не давали ей одежды. Хотя, может, и давали, просто я не заметил?

Я послушно отвернулся. Девушка повозилась немного. Скрипнули доски. Мила устроилась на ночь.

Теперь можно было лечь и мне. Натянув на себя оба одеяла, чтобы наконец согреться, постарался устроиться удобнее, ворочаясь на жесткой лежанке. Спиртовку пока гасить не стал. Пусть огонек тлеет.