Великий понедельник. Роман-искушение

– Товарищ Заттуй пришел в Иерусалим, предстал перед главным учителем, товарищем Левием Мегатавелом, и донес, что в Назарете объявился новый лжепророк – Иисус, сын плотника Иосифа и Марии, дочери Еликаима и Анны. Его в Назарете все знают с детства. Но ни в детстве, ни в юности, ни потом он ничем от других людей не отличался. А тут вдруг явился в городскую синагогу в день субботний, потребовал книгу пророка Исайи и, прочтя из нее, объявил, что это о нем, об Иисусе, сыне Иосифа, пророчествовал великий Исайя и что он, Иисус, дескать, и есть Божий посланник и Мессия. А когда народ возмутился, выгнал его из города и хотел сбросить со скалы, Иисус таинственным образом ускользнул от них и скрылся.

– Заттуй – наш человек в Назарете, – стал комментировать Руввим. – Он – преданный и испытанный товарищ и всегда сотрудничал с контрольной комиссией. Он первым из галилейских товарищей доложил о Назарее и сначала явился ко мне как к главному контролеру, а я повел его к товарищу Левию, который попросил его написать письменный отчет о прошлом этого самого Иисуса и о его богохульных высказываниях в синагоге. Отчет этот хранится в нашей комиссии, и, если нужно, мы можем его представить рабочей группе.

– Представите, если будет нужно, – кивнул головой Матфания и вопросительно посмотрел на Ариэля. А тот устало продол жил фразу, на которой его прервали:

– Наша школа, как я пытался объяснить, всегда внимательно прислушивалась к тому, что творится в душе народной, что наш народ ожидает, на что возлагает надежды, во что верит. Мы ведь не саддукеи какие-нибудь, которых только собственная… только собственное спокойствие и материальное благополучие интересуют. Мы – ум, честь и совесть избранного Богом народа иудейского.

– Ты о всей партии говоришь или только о своей школе? – быстро спросил Руввим, вцепившись взглядом в щеку Ариэля.

– Разумеется, о всей партии, – спокойно отвечал тот. – Но школа Гиллеля, как мне представляется, в этих вопросах всегда была более чувствительной и осторожной, чем представители других направлений.

– И к чему ты это сейчас говоришь? – спросил Руввим.

– Пророки давно замолчали, и сотни лет мы уже не слышим слова Божьего, – задумчиво и грустно отвечал Ариэль. – Чем дольше молчат пророки, тем больше в народе накапливается волнения, смятения, надежды и ожидания, тем ревностнее и упрямее истинные иудеи ждут обещанного им Мессию. Или ты уже не ждешь его, Руввим?

– Я жду. Но истинного Мессию, а не фигляров и не фокусников, которых в последнее время развелось, как мух и крыс на генномской свалке.

– Вот-вот, – удрученно склонил свою аристократическую голову Ариэль и скорбным голосом продолжал: – Вдруг является какой-то фигляр в милоти пророка, и к нему со всех четырех сторон – из Иерусалима, Переи, Галилеи и даже из Идумеи – стекаются толпы народа, которых он призывает к покаянию и очищает от грехов в Иордане. А следом за этим крестителем является, как ты говоришь, еще один фокусник, который, прикрывшись авторитетом этого нового пророка – а, по-твоему, фигляра, – начинает фокусничать и сбивать с толку народ. А именно: воду обращает в вино, на расстоянии исцеляет смертельно больного ребенка, бесов изгоняет, паралитиков заставляет двигаться и ходить, прокаженных очищает и отправляет на освидетельствование в Город, слепым возвращает зрение и мертвых поднимает с одра. Хорош фокусник, не правда ли? И для контрольной комиссии он конечно же проходимец и лжец. Но ты подумал, кем этот человек может выглядеть в глазах простого народа, в глазах тех, кого он спасает и лечит?

– Нельзя ли помедленнее говорить и, желательно, по конкретным эпизодам? – озабоченно попросил Матфания. Но на него не обратили внимания.

Руввим вдруг вырвал из рук своего смиренного младшего товарища пергамент, пробежал глазами написанные строки, словно выщипывая их взглядом, и заговорил решительно и озлобленно:

– Ты посмотри, что он делает, твой пророк и Мессия! По эпизодам пойдем, а ты следи, внимательно следи за моими словами. Он никого не лечит в Назарете… Правильно, зачем лечить и спасать, когда его оттуда выперли и чуть не прибили?! Но на пути в Капернаум он якобы спасает от смертельной болезни одного мальчугана. А что за парень? Я вам скажу: сыночек, чуть ли не единственный, Антипиного царедворца Хузы, того самого, который в то время управлял всей Восточной Галилеей и в Капернауме имеет большой дом. В этот свой капернаумский дом Хуза тут же приглашает нашего Назарея, который смиренно принимает приглашение, и теперь его и его сообщников обслуживает лично Иоанна, жена Хузы, которая повсюду следует за своим спасителем, а сын ее и Хузы – которого, говорят, привечал и до сих пор привечает царь Ирод Антипа, – этот исцеленный становится учеником Назарея и тоже повсюду за ним ходит… Вот вам первое, так сказать, исцеление, вернее, его скромненький результат.

Разумеется, в Капернауме Назарей сразу становится самым почетным гостем. Только о нем и говорят. И в первую же субботу в местной синагоге мухе не пролететь, потому что весь город туда набился – ждут Назарея и его свиту. Начальник синагоги, Иаир, дает ему читать из Писания и просит толковать и учить. И тот толкует и Учит. А потом исцеляет одного несчастного. И знаете кого? Я вам скажу: сына товарища Иакова, нашего преданного товарища из Хоразина и председателя местной контрольной комиссии партии.

– Насколько я знаю… – попытался возразить Ариэль, но Руввим раздраженно сказал:

– Не перебивайте. Дайте нарисовать картину. – И продолжал с прежним рвением, злобно глядя в пергамент: – Следом за тем он очищает от проказы одного человека. И кого, вы думаете? Симеона из Вифании, которого мы хорошо знаем как человека состоятельного и пользующегося уважением в Городе. Из многих прокаженных Назарей именно его выбрал и затем отправил к нам, в Иерусалим, чтобы и в Храме, и в народе слышали и знали, какие якобы великие чудеса творятся в Галилее.

И в тот же день Назарей исцеляет любимого слугу сотника Кальпурния. Сотника этого в свое время вылечил от гнойной раны этот самый слуга – забыл его имя, – иудей и целитель. И в благодарность за это римлянин помог капернаумцам выстроить новую синагогу, потому что спасший его был жителем Капернаума, а слугой и домашним врачом стал после того, как вылечил Кальпурния. Представляете себе, каким уважением сотник пользуется у капернаумской деревенщины? Синагогу им построил! Римлянин, который надзирает за порядком в Птолемаиде – крупнейшем галилейском порту!.. И вот, товарищи, римский сотник теперь становится покровителем Назарея и слугу своего отпускает в ученики к проходимцу: пусть, дескать, еще лучше освоит искусство врачевания. И в заключение, – продолжил Руввим и, по мере того как говорил, все меньше злобился, а все чаще прищуривался и улыбался, – так сказать, два воскрешения, которые на самом деле были простейшими летаргиями и каталепсиями. Сперва он воскрешает сына одной вдовы, которая в благодарность жертвует Назарею все свое состояние, оцениваемое, по некоторым сведениям, таланта в три, не менее, то есть в четыре с половиной тысячи серебряных сиклей, товарищи!

А потом еще одна летаргия и еще одно якобы воскрешение. И теперь никто уже нашего Назарея пальцем не тронет, потому что на этот раз он облагодетельствовал самого Иаира, начальника синагоги в Каперануме, – доченьку его воскресил из мертвых! И когда наш капернаумский резидент, товарищ Харим, попытался было что-то возразить в ответ на мерзкие и богохульные утверждения Назарея, на него сразу с трех сторон зашикали: Иаир – от раввинов, Иоанна – от иродиан, и кто-то пригрозил ему сотником и римлянами. А разная грязная деревенщина готова была на куски его разорвать за одно справедливое и обличающее слово в адрес лжеца и обманщика.

Ариэль молчал. Матфания спросил:

– Что мне делать с многочисленными эпизодами, по которым мы так быстро пробежали, что я ничего не успел записать?

– А ты запиши то, что я подчеркнул и отметил, – сказал Руввим.

– А что ты подчеркнул? Пожалуйста, сам сформулируй, – попросил Матфания.

– С удовольствием, – радостно улыбнулся Руввим. – Запиши: своими так называемыми лечениями Назарей пытается привлечь на свою сторону власть имущих и настроить их против партии и правоверных иудеев, защитников Закона.