Великий Пушкин

Январь мне совсем не пишет…

А январь-то совсем мне не пишет письма.Он остался вдали – смелым и независимым.Уступил он свой пост февралю и подшучивал —Мол, я больше тебя не люблю, невезучая.Я ему отвечала: «Да что же ты выдумал?Ты давай там завязывай с этими играми!Не до шуток сейчас мне совсем. Хватит, может быть.Не всегда ж не везёт, иногда везёт вроде бы».Но не стал меня слушать январь – крылья белыеИ умчал за седые моря леденелые.И с тех пор он оттуда не слал ни письма.На прощанье лишь выкрикнул: «Скоро весна!»14.02.2023

Самые близкие бьют больнее

Вновь весна сердца людям греет.А в моём же – сезон дождей.Самые близкие бьют больнее —Оттого, что они важней.Показались уже проталины,Но местами под снегом лёд.Кто был кем-то когда-то раненый,Тот, о чём я пишу, поймёт.Для чего существуют ненависть,Лицемерие и враньё?..Чтоб могли различать, наверное,Кто со злом к вам, а кто с добром.Эта боль, ну конечно, временна,И дожди, что внутри, пройдут.Выйдет солнце. Оно согреет васИ поселит в душе уют.18.03.2023

Город застыл средь надежд

Город застыл средь надеждПризраком прошлого лета.Ветви уже без одежд,Скинули чьи-то секреты.Птицы собрались на юг.Вечером раньше темнеет.Ждать будет вспаханный лугСледующего посева.Осень накроет на стол.Год урожаем богатый.Где-то скрипит старый пол —В доме, где все тебе рады.На редкость тёплый октябрьВскоре помашет рукою.Рад бы остаться – нельзя,Но в мыслях будет с тобою.Тех, кого любим, – хранимМы ведь всегда в своём сердце.Жжёной листвы седой дымМесто займёт по соседствуИ растворится потом.Воздух опять обновится.Жадно глотать его ртомСтанут прохожие лица.21.10.2023

Весна с блестяще-синими ручьями

В пустых вагонах глушь и пустота.Вновь катит электричка за дождями.А за окном мелькает красота:Весна с блестяще-синими ручьями.И жизнь там беззаботна и легка,И выпустили листики ромашки.И гонит ветер в небе облака,Как сотни перепуганных барашков.«Эй, машинист! Постой, притормозиВ чудесное такое время года!Меня с собой, пожалуйста, возьми.Люблю я дождь и посмотреть природу».А машинист не слышит. Он везётПустую электричку за дождями.Но, глазом не моргнёшь, уже пройдётВесна с блестяще-синими ручьями.4.06.2022

Игорь Вайсман

Родился в 1954 году. Живёт в г. Уфе (Башкирия).

Член Союза российских писателей. Пишет прозу, сатиру и публицистику. Публиковался в литературном журнале «Бельские просторы», еженедельнике «Истоки», сатирическом журнале «Вилы», Общественной электронной газете Республики Башкортостан, газете «Экономика и мы» и других изданиях. Рассказы печатались в различных антологиях современной прозы, изданных в Москве, Санкт-Петербурге, Уфе и других городах РФ.

Автор книг «Книговорот» (2016, Саратов), «Постиндустриальная баллада» (2017, Саратов), «Достоверная история Константиныча, прозванного Антиказановой» (2021, Астрахань), публицистического сборника «Может ли Россия стать флагманом всего человечества?» (2017, Москва), «Трактат об обязанностях» (2022, Москва), «Животные приближают нас к Богу» (Уфа, 2023).

Жертва науки

Какая плачевная скудость воображения –

видеть в животных всего лишь ресурсы

нашего самопознания.

Карл фон Фриш,этолог, лауреат Нобелевской премии

Карьерная кривая амбициозного физиолога Душегубова стремительно двигалась вверх. Победы в олимпиадах в школе, золотая медаль по её окончании, красный диплом в университете, в двадцать пять лет кандидат наук, в тридцать – доктор. Своя лаборатория в НИИ, пара сотен научных статей, признание коллег в стране и за рубежом…

Правда, у супруги корифея науки, мягкой и доброй женщины, не всё в успехах мужа вызывало одобрение. Она нередко упрекала его в том, что слишком уж жёстко осуществляет он карьеру – совершенно не щадит своих сотрудников, которые, забыв о своих научных амбициях, вынуждены целиком работать на проекты шефа. А одних только мышей и крыс на свои эксперименты гениальный супруг извёл тысячи. Да что супруга, даже коллеги по работе иногда не выдерживали: «Ты животных совсем не жалеешь. Только тебе одному их и возят. Побойся Бога!»

На это Душегубов всегда парировал одинаково: «Наука требует жертв! Я целиком принёс себя ей в жертву, почему другие не должны? Мышей и крыс много, а таких светил, как я, по пальцам можно пересчитать. На месте каждого погибшего ради науки животного народится сотня, а личности моего масштаба появляются раз в двадцать лет».

Это его оправдание, если такое слово здесь уместно, нисколько не удовлетворяло старшего научного сотрудника Бякина, находившего в нём варварство, садизм и непомерное самовозвеличивание. Тот был полной противоположностью своему шефу – в свои сорок пять лет едва защитил кандидатскую, да и должность получил скорее не за вклад в науку, а за двадцать с лишним лет работы на одном месте. Не преуспел он и на личном фронте, так и не создав семью.

Но переубедить начальника Бякину так и не удалось, а его слишком откровенные замечания закончились двумя выговорами и угрозой лишения премиальных.

У Бякина была любимица – белоснежная мышка с невероятно милыми глазами-пуговками. Он дал ей имя Стелла и кормил голландским сыром. Другие сотрудники лаборатории тоже баловали её, и только для сурового босса она была одной из многих, материалом для опытов, не более. Никому и в голову не приходило использовать Стеллу как подопытное животное. Но Душегубов однажды без малейших колебаний вскрыл ей череп и приступил к бесчеловечным опытам с мозгом.

– Моя Стелла! – закричал убитый горем Бякин и чуть ли не с кулаками набросился на своего начальника.

– Как вы так могли?! – возмущались другие сотрудники. – Неужели не нашлось другой мыши?!

– Молчать!!! – рявкнул профессор. – Наука требует жертв! Сколько можно это повторять?.. Развели тут сентименты, детский сад, а не лаборатория! Бякин! Ты лишаешься премии. Как закончу опыт, подпишу приказ.

Говорят, в мире действует закон (по сей день не разработанный наукой), согласно которому зло непременно будет наказано. И этим же вечером произошёл случай из ряда вон, изменивший всё в одночасье. Возвращаясь с работы домой, надежда мировой физиологии впал вдруг в какое-то странное состояние. Перестал ощущать дорогу, руль, скорость, время, видеть дорожные знаки. Потерял с самого детства неизменно присущее ему чувство реальности, настоящего момента. Полностью утратил самоконтроль, чего с ним никогда не было. А затем провалился в какое-то безвременье и беспространствие.

Когда же очнулся, обнаружил себя лежащим в чём мать родила на чём-то вроде хирургического стола в странного вида белой комнате без окон и дверей и даже без углов между стенами, полом и потолком, которые плавно переходили друг в друга. Сверху, как и положено в операционных, на него ярко светили юпитеры незнакомой конструкции.

Сознание вернулось к Душегубову, и он хотел было уже вскочить со своего странного ложа и разобраться, в чём, собственно, дело, но какая-то невидимая сила словно магнитом пригвоздила его к столу. Он не мог пошевелить даже пальцем, хотя ничем не был привязан.