Великий раскол
Шрифт:
Сегодня особенно было много купаемых. Да и не мудрено: утро выдалось жаркое, следовательно, покупаться для потехи его царского пресветлого величества даже приятно. Конечно, в сентябре и октябре, когда начинались заморозки, а царь все еще оставался в Коломенском, стольники реже опаздывали к своим служебным обязанностям, к поклонам, но жарким летом почему и не опоздать? Особенно же потому лестно было быть выкупанным, что всякого, кто потом благополучно выползал из пруда, мокрый, как мышь, царь жаловал, кормил за царским столом: так мокрого и сажал, и тот преисправно кушал «царску еству» и пил изрядно…
—
— Караул! Тону! Пустите душу на покаянье! — молился он, выбиваясь из сил.
— «Кидай! Кидай дале, глыбче! — наблюдал за порядком Алмаз Иванов.
— Ой-ой, батюшки! Государь!
Бултых!.. Только жмурки пошли по воде от толстого стольника…
А «тишайший», положив руки на полный, выхоленный живот, «любительно» смеется… Ему вторят почтительным ржанием бояре…
Испуганные лебеди бьются по пруду крыльями и отчаянно кричат…
Стрельцы волокут третьего стольника, который крестится и тихо читает псалом: «Помилуй мя, боже, по велицей…»
— Ох! Тише! Задушите!
И его бултыхнули с мостков со всего размаху.
— Ой-ой! Убили! Батюшки, убили!
Этот третий стольник, падая торчмя в пруд, хлобыстнулся как раз об спину толстого, второго стольника, который только было вынырнул из воды…
— Ox! Спасите, кто в бога верует, потопаю, ох!
А тот, первый, что раньше других барахтался в воде, кое-как добрался до берега, выкарабкался на четвереньках и приближается к царю с улыбкой подобострастия… Мокрые волосы спутались, закрыли все лицо, с волос и с бороды течет; с платья, с кафтана и штанов ручьями льет вода; сафьянные сапоги, наполненные водой, хлюпают и брызжут… Стольник, оставляя за собой на земле полосу воды, подходил к царским ступеням и кланялся земно, прямо лбом в песок… Поднимается, песок и грязь на лбу и волосах, руки, колени, полы — все в земле… Но на лице — самая преданная, самая холопская улыбка…
— Жалую тебя, Еремей, ешь ноне с царского стола, — милостиво, с доброю улыбкою на полном розовом лице говорит «тишайший».
Стольник опять кланяется земно, осклабляется…
— Я, ваше царское пресветлое величество, нароком опоздал, — стоя на четвереньках, благодарит выкупанный стольник, — коли-де опоздаю, так выкупают, да и за стол посадят…
— То-то! — улыбается царь, и бояре «осклабляются, что псы верные».
— Для тово и опоздал нароком… ествы царской сродясь не едал, какова она, ества царская, — пояснял выкупанный.
За третьим сбросили в воду четвертого, пятого, шестого, до дюжины… А Алмаз Иванов наблюдает порядок, зорко следит за сим важным государевым делом, словно бы тут была царская овчарня, а это купают овец или молодых щенят, чтоб блохи не водились.
В это время стрельцы подошли к одному высокому, красивому, совсем молодому стольнику, чтобы и его вести в воду. Стольник был одет щеголевато, в малиновый летний кафтан «заморской кройки» и в сафьянные, со скрипом сапожки. Он глянул на окно царевниного теремка и вспыхнул, как маков цвет… и там, в теремке, вспыхнули
же: вспыхнула царевна Софья Алексеевна и даже рукавом закрылась.— Иди, князь Василий Васильич, твой черед, — строго обратился к красивому стольнику Алмаз Иванов.
Руки стрельцов потянулись было к стольнику…
— Прочь, смерды! Не трошь своими лапами! — отмахнулся от них молодой стольник. — Сам ведаю государеву службу…
И со всего бегу, с припрыгом, ринулся с иорданских мостков в пруд и исчез под водою…
— Ай да молодец князь Василей, — похвалял царь, милостиво улыбаясь.
— Молодец! Молодец! Из молодых, да ранний, — почтительно ржали бояре.
Но молодого князя и след простыл, он исчез под водою — только пузыри пошли…
Ждут, ждут… нету князя Василья… Еще ждут, нету… нету…
— О-ох! — послышался слабый стон в окне царевниного теремка… Царь глянул туда, ничего не видать…
Симеон Полоцкий, испуганный, дрожащий, бросился к своей ученице… Она бледна, как снег, помертвела…
— Что! Что с тобой, царевна? Ох, господи!
— Вася! Васенька Голицын утонул… о-о-о!
Но Васенька Голицын вынырнул в другом конце пруда и своим появлением распугал всех лебедей. Даже стрельцы об полы руками ударились, а Алмаз Иванов ажно испужался, совсем испужался… «Ишь, язва… ах, н-ну»…
— Похваляю и жалую тремя обеды враз, — положена милостивая царская резолюция на купанье молодого князя Голицына.
Все, и бояре, и думные, и стольники, смотрели с завистью на счастливчика, на князя Василья…
И из царевнина теремка с любовью смотрело на него счастливое девичье личико *…
Глава XI. Увещание Морозовой
Стольники выкупаны, вдоволь накормлены, доклады дьяков выслушаны, резолюции по отпискам воевод и посольских людей положены, грамоты посланы… После обеда часа два соснуто; квасу и браги, и медов со сна полтретья ведра выпито; вечерни отслушаны; побаловано сластями; медвежатников похвалено; «комидийное действо о блудном сыне» просмотрено; на ночь попито, поедено и гораздо запито, и прошел московский день… Слава тебе, создателю всяческих…
Ночь…
И царь Алексей Михайлович спит, и царица Наталья Кирилловна спит, и царевна Софьюшка баинькает, и Васенька князь Голицын спит, и дьяк Алмаз Иванов дрыхнет…
Царю грезятся стольники, царице — лазоревы цветочки, царевне Софьюшке — Васенька княжич, Васеньке — царевнушка Софьюшка, Алмазу Иванову — гусиное перо…
Ночь в Пустозерске…
Все спит и там… Не спит только Аввакум в своей земляной тюрьме: молится, кричит до бога, звеня цепями… А привыкшая тюремная мышка грызет свой сухарик…
* Купанье стольников — исторический факт. Царь Алексей Михайлович сам писал из села Коломенского стольнику Матюшкину: «Извещаю тебе, что тем утешаюся, что стольников купаю ежеутр в пруде, Иордан хорошо сделана, человека по четыре и по пяти и по двенадцать человек, за то: кто не поспеет к моему смотру, так того и купаю, да после купания жалую, зову их ежедень, у меня купальщики те ядят вдоволь, а иные говорят: мы-де нароком не поспеем, так-де и нас выкупают да и за стол посадят: многие нароком не поспевают…» («Русская история» Костомарова). (Прим. Д. Л. Мордовцева.).