Великий раскол

Прошло еще несколько дней. Готфрид менял средства, но больной все становилось хуже. Не знавший, куда скрыться от горя, Глеб Иванович с укоризною глядел на царского лекаря, но не порицал его. Он все еще надеялся на спасение жены, хотя было очевидно, что едва ли боярыня выживет.

С каждым днем силы ее покидали, движения стали слабее, и через три недели после начала болезни Авдотьи Алексеевны Морозовой не стало.

Схоронив жену, Глеб Иванович сделался совершенно нелюдимым.

Он редко показывался в царевых палатах и брат его, Борис Иванович, не раз пенял на него за невнимание к любившему их царю.

— Ты только, Глеб, подумай, неразумно не бывать в царских палатах! — говорил старший Морозов. — И царя батюшку прогневишь ты этим, да и себе пользы мало принесешь!

Глеб тяжело вздохнул и промолвил:

— Уж больно тоскливо мне без покойной Авдотьюшки где-либо и бывать!

— На все воля Божия! Оставь мертвых мертвым. Ты сам жив, думай о живом! — ответил Борис.

— Дай хотя время, чтобы позабыть немного…

— Довольно, кажись, скучать! Год прошел. Поскучал и поплакал немало! Слушай брат, доброго совета, ступай к царю-батюшке.

Глеб на минуту задумался, а затем махнул отрицательно рукой.

— Не пойду!

— Ишь какой упрямый! Ну, прощай!

И братья расстались.

Что раз решил Борис Морозов, то должно было и совершиться, — Глебу не следовало сидеть затворником дома. Это не входило в расчеты старшего брата, влиятельного во дворце.

— Чтой-то давно не вижу я твоего брата Глеба, Иваныч? Аль занедужился он сильно? — спросил как-то Алексей Михайлович Морозова.

— Здоров он, великий государь, — поспешил ответить Борис, — только по жене своей покойной очень скучает…

Алексей Михайлович, обернувшись на сидевшую рядом молодую царицу, внимательно посмотрел на старшего Морозова.

Через несколько дней Глеб Иванович был приглашен в Кремль.

Его изумило, как приветливо и ласково был он встречен царем и царицей во дворце.

Долго расспрашивали они младшего Морозова, как живется ему сейчас и, наконец, царица неожиданно спросила, не хочет ли он снова жениться.

— Да кто ж за меня, старика, замуж пойдет? — растерялся Морозов. — На шестой десяток пошло…

— А вот нам известно, что много девушек на тебя зарятся, — мягко проговорила царица Мария Ильинишна.

Возражать ей снова боярину было неудобно. Он молча дослушал и тихо спросил:

— Кто же эти красавицы, что за меня, старика, пойти решаться?

— Известна ли тебе дочь окольничего Прокопия Федоровича Соковнина? — спросила царица.

Глеб Иванович сразу вспомнил девушек, так поразивших его во время царской свадьбы.

Морозов замялся, не зная, что ответить царице.

— Сейчас тебе, боярин, напомним!

И Мария Ильинишна приказала кравчей боярыне, княгине Авдотье Коркодиновой, сходить за Федосьей Соковниной.

Вскоре в царицыну горницу, где происходил разговор, раскрасневшаяся даже под густым слоем белил, которыми покрывали в древней Руси лицо женщины и девицы, вошла Федосья Прокофьевна Соковнина.

Морозов мельком взглянул на молодую Соковнину и, по-видимому, сразу решившись, подошел к царю и, низко поклонившись ему и царице, твердо произнес:

— Благоволите, государь великий, и ты, государыня-матушка, посватать мне девицу Соковнину, Федосью Прокофьевну…

Государь ласково улыбнулся и, подозвав Федосью, спросил:

— Позволишь мне, девица-красавица, тебе сватом быть?

Соковнина зарделась еще больше и чуть слышно прошептала:

— В твоей воле, государь.

Сейчас же за отцом ее, Прокопием Федоровичем, был отряжен особый посол. Старый окольничий не долго заставил себя ждать и вскоре явился пред светлые царские очи, не зная еще, радоваться ли ему, или печалиться от такого поспешного сватовства.

Не прошло и получаса, как младший из братьев Морозовых и Федосья Прокопьевна Соковнина были «образованы», то есть благословлены образами, здесь же, в палатах царицы.

К изумлению всей своей дворни и челяди, Глеб Иванович вернулся домой женихом. Печаль, которую он испытывал после смерти жены, за год значительно смягчилась. Морозов, сам того не понимая, томился больше своим одиночеством.

Сватовство происходило в сентябре 1652 года, а в первой половине октября Федосья Прокопьевна Соковнина стала боярынею Морозовой.

Достатков у ее отца было немного. Необходимое в те времена приданое сделала невесте царица Мария Ильинишна за свой счет.

Венчали их, по желанию царя, в одном из кремлевских соборов. Царица была посаженною матерью. Свадьбу отпраздновали пышно.

Вскоре и младшей Соковниной, Евдокии Прокопьевне, нашелся жених, князь Петр Семенович Урусов, один из близких к царю людей.

Федосья Морозова и Авдотья Урусова, как говорил и сам «тишайший» царь, смотрели на замужнюю жизнь крайне строго. В особенности Федосья Прокопьевна.

Выйдя семнадцатилетней девушкою за человека, годившегося ей чуть не в деды, она сразу ушла вся в домашнюю жизнь и, хотя вскоре после свадьбы и была пожалована званием «приезжей боярыни», то есть одной из тех, которые имели доступ к царице и выбирались в ограниченном числе, тем не менее, в царицины палаты ездила не часто.

— Приезжай, боярыня, в четверток ко мне, — сказала как-то царица, Мария Ильинишна, очень любившая степенную и немного угрюмую свою дальнюю родственницу, Федосью Морозову, — у меня старицы соборные обещались быть.

Возможность послушать стариц постоянно приманивала молодую боярыню бывать по этим дням во дворце; собирались у царицы старицы из разных монастырей: Вознесенского, Новодевичьего и других. Это были преимущественно вдовы или дочери именитых бояр; не мало среди них было и родственниц царского дома.

По четвергам за столом у царицы сидело их обыкновенно до двенадцати.

Старшею гостью на этих обедах считалась сестра царицы Анна Ильинишна Морозова, жена брата Глеба Ивановича, Бориса, самого близкого к царю боярина.

Только самых ближних боярынь приглашала на эти обеды царица. Звать их ходили обыкновенно боярские дети царицына чина, получавшие от приглашаемых обычное «зватое» деньгами.

Здесь, в верхних царских палатах, местничество между приглашенными и соперничающими боярынями процветало не менее, чем среди бояр внизу.