Великий врачеватель
Шрифт:
Абу Али слушал его с неприязнью.
— А если у раба широкие брови, глаза навыкате, веки толстые и красные, губы и зубы длинные и широкий рот, то такого раба не бери хоть задаром. Такой раб очень бесстыж, и нахален, и невежлив, и зол, и ищет раздоров.
Наконец они пришли на невольничий рынок.
Это было четырехугольное пространство, огороженное невысокой стеной. А внутри — обычные узкие улочки, дома. Ночью рабы спали в этих домах, днем их выводили в лавки на продажу.
У входа Абу Али оглушил визгливый голос зазывалы.
— Девушки на любой вкус! Девушки, обученные
— Мужчин продают в дальней половине, — сказал купеческий сын.
Они пошли мимо девушек, одетых в белые и розовые одежды. На лицах девушек было тупое равнодушие.
И вдруг Абу Али заметил юную девушку. Она утешала мальчика лет пяти. Мальчик был босой, в длинных чужих штанишках. Он громко плакал, а девушка говорила ему что-то, улыбалась, но в глазах у нее были горе и страх.
— Хорошая девушка, знает грамоту, умеет варить еду, может петь и плясать, — подошел работорговец, — от приличной хозяйки. Хозяйка недавно умерла, счастливых ей дней в раю, а родственники продают все имущество. Прогонишь ты, наконец, своего мальчишку! — закричал он на девушку. — Это брат ее, — работорговец снова повернулся к Абу Али. — Его я уже продал. Сейчас за ним придут.
Мальчик услышал эти слова и снова заплакал, и девушка перестала улыбаться, принялась кусать губы.
— Нам нужен мужчина, домоправитель, — сказал купеческий сын.
— А-а, — махнул рукой работорговец и сразу стал равнодушным, — домоправителей продают в том углу.
Дальше продавали мужчин средних лет. Работорговцы громкими голосами расхваливали их образованность и природный ум.
Рабов было много, но Абу Али шел мимо них, глядя себе под ноги.
— Что же ты? — сказал купеческий сын. — Смотри вот на этого — и взгляд открытый, и кожа чистая. И, торговец говорит, знает он языки.
Абу Али прошел мимо. Он не мог посмотреть в глаза ни одному продающемуся здесь человеку. Он привык смотреть в испуганные глаза больных, своим уверенным взглядом вселяя в них надежду.
— Нет, не стану я покупать людей!
Абу Али повернул назад, к выходу.
— Сколько времени зря потеряли! — ворчал купеческий сын. — Завтра я один пойду на рынок и приведу тебе раба.
Они снова проходили мимо той девушки. Мальчика уже не было. Его, видимо, увели новые хозяева. Теперь плакала девушка. А торговец зло ругал ее.
— Для чего тебе румянили утром щеки! — кричал он. — Смазывали душистыми маслами! Чтобы ты сбивала сама себе цену?! Да за тебя сейчас дирхема никто не даст.
Покупателей близко не было, и поэтому торговец мог кричать все, что думал.
— Остановись, я куплю эту девушку, — сказал Абу Али.
— Зачем тебе девушка? — удивился купеческий сын. — Мы ведь шли покупать мужчину, а если тебе нужна девушка, так мне и сказал бы, я бы тебе давно выбрал самую подходящую.
— Я хочу купить именно эту девушку, — проговорил Абу Али. — И ее брата я куплю тоже.
Девушка перестала плакать и прислушалась к разговору.
— Как тебя зовут? — спросил ее Абу Али.
— Ширин, — тихо сказала
девушка.— Имя-то у нее красивое, — вмешался торговец.
— А цена какая? — спросил купеческий сын.
Торговец замолчал, притворяясь, что размышляет.
— Сто динаров.
Абу Али сразу полез за кошельком.
— Это дорого, — сказал купеческий сын, — пошли. Мы найдем другую девушку.
Абу Али неприятна была эта торговля.
— Десять динаров скинешь, берем, — сказал купеческий сын. — А нет — уходим.
— Да ты потрогай ее волосы, настоящие, некрашеные и неподвязанные. И зубы. Иным приходится отбеливать смесью угля с толченой солью, а у нее — сами белые. И по-хорезмийски она понимает. Девяносто два динара — только из уважения к хорошим людям.
Абу Али заплатил деньги. Торговец выписал кабалу — купчую расписку. В этой расписке говорилось, что полным хозяином девушки является теперь он, Абу Али ибн-Сина. Потом торговец сказал адрес тех людей, которые купили мальчика.
— Пойдем, Ширин, искать твоего брата, — сказал Абу Али.
Они вышли с базара. Купеческий сын пошел рядом с Абу Али. Ширин немного отстала.
Сын купца продолжал ворчать:
— Девяносто два динара! Почти две тысячи дирхем! Да прежде за такие деньги можно было год прожить супружеской чете! Как подскочили цены! И все потому, что мы мало воюем. Султан Махмуд ходит священной войной — газаватом — на Индию, так у него рабы задаром. А тут сотня динаров.
— Ты не мусульманка? — спросил Абу Али девушку.
— Нет, — ответила девушка, — я христианка. Мои родители были из Греции.
Они нашли нужный дом. Торговаться отправился купеческий сын. Абу Али слышал его громкий голос.
Купеческий сын торговался долго.
— Нам понравился этот мальчик, — говорили во дворе.
— Да я даю за него вдвое больше! — убеждал купец.
— Я верну тебе, господин, стоимость денег, я отработаю, только выкупи брата, — сказала девушка. — Ты можешь не дарить мне подарков, я буду мало есть, и брат мой тоже будет есть мало.
Абу Али улыбнулся.
— Хорошо, — сказал он. — Там мы посмотрим.
Наконец купеческий сын вышел красный и злой.
— Двадцать динаров! А сами купили за девять.
Он взял у Абу Али деньги и через несколько минут вывел мальчика.
Мальчик подбежал к сестре и схватил ее за руку.
— Ну вот, — торжественно объявил Абу Али, — а теперь, Ширин, ты свободна. И брат тоже свободен.
— Почему? — сказала девушка испуганно.
А купеческий сын даже заморгал от удивления.
— Теперь, когда ты снова соединилась с братом, вы можете идти куда желаете.
— Нам некуда идти, — сказала девушка. — У нас нет дома, нет денег. Любой человек нас обидит. Ты наш господин и ты должен поселить нас у себя, а мы должны удовлетворять все твои желания.
— Прости, Абу Али, но ты в самом деле предлагаешь девушке странный путь. Если ты делаешь доброе дело, так делай его до конца. Посели их в своем доме и защищай их жизнь.
Хорошо, что Абу Али уже успел присмотреть дом. И о цене он тоже договорился. Дом стоил две тысячи динаров. Еще полторы тысячи стоили ковры, различная утварь, посуда.