Великий закон доктора Строптизиуса

Пахло кислой гнилью. С дощатого потолка спускалась паутина. Что-то шуршало в полумраке. Вита поднялась и села.

– Это что такое?
– ледяным голосом спросила она.

Вокруг нее на корточках застыли трое "дружков" Трофимчука: Каннибальских, Вампирский и Кадавров. Они сочувственно-слезливо смотрели на Виту и качали головами.

– Не понимаю, - сухо сказала она.
– Что здесь происходит?

Каннибальских горько вздохнул, снял каракулевую шапку. Лысина Каннибальских блеснула, как озеро в тайге. Он захрустел пальцами.

– А мы сами понимаем?! Жили, как люди! Работали! Имели человеческие фамилии: Иванов, Петров, Сидоров!

Вампирский и Кадавров плаксиво хрюкнули.

– Представьте, девушка: человек работает врачом. Тэрапевтом. Иногда (подчеркиваю - не всегда!) берет взятки. Но, девушка, в нашем учреждении брали и Фадеев, Сергеев, Хельманюк! Почему же я здесь, а они там?! Мне говорят: ты - седьмое поколение. Я резонно возражаю: почему я должен отвечать за своих предков? Мало ли, что они там натворили! Почему Хельманюк живет припеваючи, а я тут страдаю с подонками общества?!

– Вы - шизофреники, - догадалась Вита.

Вампирский протянул к ней руки:

– Не говорите, не говорите так, девушка! А то мы совсем потеряем веру в себя!

В лице вампирского было что-то ишачье, покорное судьбе. Он оттопырил нижнюю губу и заплакал:

– Диплом у меня горит... В Академии художеств учился... Был как все. Подумаешь, иконками приторговывал. Дух времени!

– Эх, барышня, - махнул трясущейся рукой Кадавров, - вас-то за что? Мы, понятно, дрянь. На меня клейма ставить негде - ворюга. Об одном только молюсь - чтоб за все, за все ответить перед нашим честным судом! Хорошо в суде - тут я, на скамеечке, а тут прокуроры сидят... А со мной рядом, Кадавров мечтательно чмокнул, - конвой!

– Граждане, - развела руками Вита, - причем тут я? Хотите отвечать за свое грязное прошлое - идите в милицию. Там вас с удовольствием выслушают.

– Ха-ха-ха-ха-ха!
– горько завыла троица.

Каннибальских крикнул:

– Не знает нас милиция! Не верит! Никто в нас не верит! Автобусы сквозь нас проезжают! И в фамилии наши не верят! Можно ли с фамилией Каннибальских работать тэрапевтом?!

– Или искусствоведом?!
– прорыдал Вампирский.

– Нельзя, - согласилась Вита.
– Но, граждане, зачем вы меня притащили сюда и одели в этот чудовищный костюм?

– Ох, и не спрашивайте, девушка!
– взмолился Каннибальских.
– Горе у нас. Человека потеряли, Михеля. Сбежал, щенок! Кого ж нам теперь презирать? Выше кого нам быть?! Усыхаем мы без него! И старик, начальник наш, усыхает!

– Сворачиваемся, - прогнусил Шура-Амадей.
– За что, господи, за что?! Целый день унизить некого!

– На тебя вся надежда, барышня, - протянул к Вите корявые руки Вилли Кадавров.
– Побудь здесь заместо Михеля, а то мы на нет совсем сойдем!

– Спокойно, граждане, спокойно, - попросила Вита.
– Не надо бредить всем сразу. Отвечайте вы, - она указала пальцем на Каннибальских.
– Где моя шуба, шапка и сапоги?

– Миленькая барышня, Михель вы наш, Пашку благодарите Трофимчука. Пашка нас всех скрутил! Не угодили вы ему чем-то, вот сюда и попали вместо Михеля.

– Ну что вам стоит, Михель, умница моя, побыть здесь?! Я вам сам потом десять шуб куплю, только останьтесь!

Вилли сказал Вите:

– Ты, барышня, меня послушай. Эти, - он указал на Каннибальских и Вампирского, - от горя в уме тронулись. А мне не привыкать. Мы все тут дрянь. Сама понимаешь, не такая уж дрянь невидаль, но вся заковыка в том, что мы дрянь седьмого поколения. Поэтому и прозрачные стали. Соображаешь?

Тут Шура Петров, он же Вампирский Амадей, всплеснул руками и ахнул:

– Господи, неужели и прадедушка был спекулянтом?! Кошмар какой-то!

Вилли успокаивающе похлопал его по плечу:

– И прапрапрадедушка и прапрапрапрадедушка. Так-то, кореш. Ничего даром не проходит.

Каннибальских закричал как безумный:

– Неужели наука бессильна против этого явления?! Хоть бы комиссию какую создали! Опыты провели бы! Ведь Трофимчук обещал нашу жалобу в Академию наук отнести!

Вита поднялась с пола.

– Ну вот что, голубчики. Я тут вас сейчас всех расшвыряю, растопчу и отведу в милицию.

– Ха-ха-ха! Отведите! Попробуйте! Только на вашем месте надо вести себя скромнее. Здесь с нескромными такое делают, такое!...

– Я позову на помощь!

– Гарри Удодов тоже звал на помощь! Вон в том ящике лежит то, что от него осталось. Порубили! Аристократ рубил, князь Прохладный, а Семенов-филер за ноги держал. Вы еще со всеми познакомитесь!

– Милиция! На помощь!!!
– рявкнула Вита. Дурацкий паричок ее съехал на бок. Косица стала дыбом.

– Не возвышай голоса, Михель, позор мой! Будь выдержан, поросенок! совсем близко проговорил какой-то старичок.

Вита шарахнулась и стукнулась головой о грязный ящик. Она увидела, что поодаль, окруженный серым туманом, стоит портшез. Два жирных мавра в пестрых тюрбанах застыли по обе стороны его. Из портшеза выглянуло лукаво сморщенное личико полупрозрачного старичка. Вита изумилась:

– А вы-то здесь откуда, наваждение?

– Ты становишься дерзок, Михель. Я прикажу высечь тебя, несносный!

– Я - Вита!

– Ты - Михель, - убежденно сказал старичок и раскрыл табакерку. Он прищурил обезьяньи глазки и сладенько начал: Давно я не воспитывал тебя, маленькая бестия. Поди сюда. Я дам тебе подзатыльник, я выкручу тебе ухо. Это меня ободрит. Я ведь чуть было не усох без тебя, пакостник! Ты хочешь убить своего учителя, коварный! Этому ли я учил тебя четыреста лет, тупоумная головешка?!

– Дедуля, вы пьяный. Проспитесь, - воинственно подступила к Строптизиусу Вита.

– Сядь за пяльцы. Бездельник, триста лет ты вышиваешь мой портрет бледными шелками! Сядь здесь, у моих ног. Я буду унижать тебя. Это вольет в меня новые силы. Главное - не смей ни в чем противуречить мне, противный. Я держал в страхе царей! Помнишь, ничтожество, эту историйку с царем Иоанном?

– Товарищи, почему мы все молчим? Почему мы терпим это издевательство?!
– воззвала к деревянному потолку сарая Вита.

– Правил на Москве государь один крикливый, Иоанн, - снова завелся Строптизиус.
– Груб был, дерзок. Бывало, посохом колачивал пребольно... Непотребные пляски любил... Я же фанатически наукам предан был! Не выходил из кельи! Тогда и совершил открытие, - старичок чихнул.
– А царю Иоанну время помирать пришло. Тут-то он и вспомнил Строптизиуса! Холоп за мной приходит, пес Басманов-младшенький: "Помпон Окафусович, так мол, и так. Царь-батюшка челом бьет - дай ему бессмертие!" "Не проси, Феденька, ответствовал я.
– Вспомни, как бил меня великий государь сафьяновым сапожком, немчурой называл, ужом заморским!" Так и помер царь-батюшка, старичок еще раз чихнул.