Великое плавание

На улице Менял хозяин обратил наше внимание на надписи над скамьями менял.

– «Il banco di Jacomo Fulcinelli», [6] – прочли мы, и дальше: – «Il banco di Tomaso Escolapei». [7]

Подняв руку, хозяин указывал нам на мраморный портик красивого дворца, над которым развевался прекрасный, богато украшенный шелком и золотом флаг с изображением святого Георгия Победоносца.

– «Il banco di Genova», [8] – прочли мы надпись на дворце.

6

«Скамья Джакомо Фульчинелли».

7

«Скамья Томазо Эсколапеи».

8

«Генуэзский банк».

– Это здание Генуэзского республиканского банка, – сказал синьор Томазо. – Несколько разбогатевших менял, сложившись, стали под проценты ссужать свой капитал людям, пускающимся в какие-нибудь заманчивые, сулящие доходы предприятия. Это было много лет назад, а теперь редкий из местных купцов и капитанов не имеет дела с Генуэзским банком. Доходы его так велики, что на них можно было бы снарядить любую экспедицию, а также начать или прекратить войну. Но, судя по названию его, вы можете заключить, что слава его началась здесь, на улице Менял.

Видя мою жадность к наукам, добрый наш хозяин подарил мне все свои книги и часто терпеливо разъяснял все для меня непонятное.

– Ческо, – говорил он, – Орниччо легче, чем ты, схватывает все передаваемые ему знания, но нередко полет голубя или песня уличной торговки могут оторвать его от ученой беседы. Ты же труднее запоминаешь, но более крепко усваиваешь. Если господь продлит еще мои дни и мы сможем скопить немного денег, я обязательно отошлю тебя учиться в Болонью или Павию.

Иногда синьор Томазо брал яблоко и говорил со мной о форме Земли.

– Если Земля шарообразна, хозяин, – возражал я, – то каким образом люди, которые живут с той стороны шара, могут ходить вверх ногами?

– Господь в своей великой милости, – отвечал в смущении синьор Томазо, – не определил, какая часть шара земного есть верх и какая низ, а поэтому люди считают низом то, что находится у них под ногами.

Добрый человек сам чувствовал, как мало удовлетворяют мою любознательность такие объяснения.

– Ты подумай только, – говорил синьор Томазо, – пифагорейцы [9] еще в VI веке до рождества Христова учили, что Земля шарообразна. В IV веке Аристотель [10] и другие, наблюдая тень луны во время затмения, а также захождение и восход различных небесных тел, подтвердили это учение. Стыдно нам, разумным и просвещенным христианам, не знать того, что было известно темным язычникам много веков назад.

9

Пифагорейцы – ученики и последователи греческого ученого Пифагора, родившегося около 550 года до нашей эры на острове Самосе.

10

Аристотель – один из величайших ученых древнего мира. Родился в 384 году до нашей эры. Был учителем Александра Македонского.

– Ну, я свое положение разумного и просвещенного христианского подмастерья с радостью променял бы на судьбу темного язычника Аристотеля, – смеясь, возражал хозяину Орниччо.

ГЛАВА V Труды и досуги

Меня иногда очень огорчали мысли, высказываемые моим другом, и я полагаю, что он научился им либо от грубых и невежественных комедиантов, в балагане которых провел столько времени, либо от своего приемного отца Кафара.

– Будь уверен, братец, – говорил, например, Орниччо, – что живи сейчас твой любимчик Плиний, [11] то, несмотря на весь ум его и ученость, его обязательно сожгли бы на костре только потому, что он не смог бы прочитать от доски до доски «Ave Maria». [12] Ну, в Генуе народ разумнее, и он только посидел бы в тюрьме, как твой другой любимчик, Марко Поло. [13] А вот в Испании, будь уверен, его обязательно сожгли бы на костре не хуже, чем мавра или еврея.

11

Плиний Старший – крупный римский ученый, в своей «Естественной истории» изложивший всю сумму научных знаний своего времени. Родился в 23 году нашей эры. Погиб при извержении Везувия в 79 году. О гибели его рассказал племянник ученого Плиний Младший.

12

Наиболее часто повторяемая католиками молитва богоматери.

13

Поло Марко – замечательный итальянский путешественник; первый европеец, описавший Восточную Азию. Родился в Венеции в 1256 году. В своих записках Марко Поло рассказал о жизни Монгольской империи и Китая. Эти записки получили широкое распространение в Европе.

Спорить с ним было бесполезно, поэтому я не любил этих разговоров. Гораздо больше мне нравилось, когда в праздничные дни мы с Орниччо, взяв с собой мандолину, уходили за город.

Мы бегали по траве и ловили ящериц, а иногда Орниччо, остановившись на дороге, пел песенки собственного сочинения.

Из них мне особенно мила была песенка о разносчике, которую он сложил, странствуя по деревенским дорогам со своим хозяином, бродячим торговцем.

Я всегда подпевал ему, как умел. Чистый и звонкий голос моего друга часто собирал вокруг нас толпу.

Песенка была такая:

Рыцарь вынул меч тяжелый, А разносчик взял аршин, Говорит: «Высокий рыцарь, Благодарствуй за почин!» Рыцарь бледен стал от злости, А разносчик: «В духов день На проселочной дороге Драться как тебе не лень? Спрячь подальше меч тяжелый И о спорах ни гугу, Самого лиценциата Переспорить я могу. «Рыцарь буркнул: «Если б к тройце Не спешил на торжества, Проучил бы я бродягу Даже в праздник рождества. Ведь зовусь я граф Асканья, А владения мои, Богатейшие в Тоскане, Омывают две реки». «Я Орниччо называюсь, И легко меня найти, Покровительствую птицам, Заблудившимся в пути. Нахожу в горах дорогу, Где тропинок даже нет. Ремесло мое – разносчик, А призвание – поэт».

Слушая Орниччо, горожане хохотали до упаду. Часто потом, проходя по улицам Генуи, мы слышали из открытого окна дворца голос какого-нибудь поваренка:

Рыцарь бледен стал от злости, А разносчик взял аршин.

Как-то раз в порту я услышал конец песенки, присочиненный, надо думать, кем-нибудь из матросов:

Рыцарь вынул меч тяжелый, Взял разносчик свой аршин, Так аршином его вздул, Что тот ноги протянул.

Люди, восторгавшиеся, как и я, разносторонними дарованиями моего друга, часто уговаривали его оставить Геную, где могут отличиться только купцы или солдаты, и искать счастья при дворе какого-нибудь владетельного герцога.

– Да, да, – говорил синьор Томазо, если он бывал при этом, – при первом же удобном случае я постараюсь, чтобы ты посмотрел свет.

– Хозяин, – возражал на это Орниччо, – от добра добра не ищут. Разве что вы выгоните меня из дому. По доброй воле я вас и Франческо не покину.

Не обладая такими способностями к живописи, как Орниччо, который нередко выполнял за синьора Томазо всю работу, я все-таки нашел способ быть полезным своему хозяину. И это случилось следующим образом. Среди старых манускриптов и книг хозяина я разыскал ветхие, расползающиеся по швам карты.

Они были скопированы, очевидно, неопытной рукой, в латинских надписях встречались грубейшие ошибки; попали они к нашему хозяину, надо думать, через его друзей-капитанов.

Там же, в каморке, я разыскал руководство по мореплаванию, составленное Раймондом Лули. К руководству были приложены карты, исправленные немцем Иоганном Мюллером, известным больше под именем Региомонтана. [14]

14

Региомонтан (1436–1476) – известный астроном из Южной Франконии. Один из первых перевел на латынь непосредственно с греческого «Альмагеста» Птолемея.

И вот однажды вечером я, вооружившись большим куском пергамента, перерисовал наново карту Европы; при этом я пользовался всеми дополнительными картами, имевшимися в моем распоряжении, исправил ошибки в надписях и более четко обрисовал контур морей и островов. Для того чтобы карта лучше просохла, я прибил ее к стене, а сам отправился спать.

Утром мы были разбужены громкими криками, доносившимися из мастерской. Испуганные, мы с Орниччо сорвались с постелей, но оказалось, что это приятель хозяина, капитан Ансельмо, рассматривает карту и восклицаниями выражает хозяину свое одобрение. Он купил ее немедленно, так как ему показалось, что это лучший путеводитель по Средиземному морю.