Великое зло
Шрифт:
– Вообще-то о себе.
Эш посмотрел на нее вопросительно и сочувственно.
– Простите. Пережить потерю трудно. По себе знаю.
– Тогда почему вы так суровы к брату?
– А он и не пытается. И тетушки ему в этом потворствуют. Ева вообще кудахчет над ним. Да и Минерва… Впрочем, простите, я зря затеял этот разговор. Лучше расскажите о себе. В чем заключается ваша работа и зачем вам друиды?
Она рассказала о своей передаче.
– Мифология… – протянул он. – Ну, с Гаспарами вы поладите. Поскольку вы побывали в доме, полагаю, фресками уже полюбовались?
– Да, они изумительные.
– Я не очень-то
Эш замолчал, а потом снова заговорил:
– Погодите-ка, это ведь вы та девочка, что была с Тео в клинике Бликсер Рат?
Жас не успела ничего сказать, как он продолжил:
– О, простите. Не мое дело.
– Да нет, почему? Это я.
– Тогда я про вас слышал. Когда Тео вернулся домой тем летом, он говорил только о двух вещах: о мифологии и о вас. Словно безумный. Похоже, он тогда думал, что вас двоих сблизило нечто необычное. Я прав?
– Правы.
– А что это было, можно полюбопытствовать? Что-то связанное с рисованием?
Жас кивнула.
– Я ревновал. И даже почти вас возненавидел.
– Меня?
– Я скучал по нему. И страшно радовался, когда отец сказал, что Тео возвращается раньше, чем предполагалось. Ну, то есть радовался до его приезда. До отправки в клинику он был нервным и дерганым; а когда вернулся, стал злым… чужим. Ничего мне не рассказывал. Говорил свысока, пренебрежительно. Стало еще хуже, чем было. Он только и делал, что писал вам письма…
– Письма?!
– Да. Десятками. Каждый день долгое время.
– Я ничего не получала.
Неужели и здесь постарался Малахай?
– Вероятно, именно поэтому в конце концов он и бросил писать.
Эш сделал глоток. Когда он поставил бокал на стол, стекло резко звякнуло.
– Он не знает, но несколько писем я прочел. Хоть сейчас вспоминать об этом стыдно. Свинство и не мое дело, но я никак не мог понять, что такое с ним произошло в клинике, что он впал в еще большую депрессию.
– И?..
– Неважно. – Эш помолчал. – Но, похоже, он думал, что его счастливый талисман и залог благополучия – вы.
– Я? Не понимаю.
– Я тоже. Но вы ведь сами знаете, что мой брат всегда был очень подавленным. А сейчас еще хуже. Речь не только о состоянии бесконечной скорби, в которую он погрузился. Он давно в депрессии. Сколько я его помню. Не уверен, что вам нужен мой совет – я для вас совершенно чужой человек, – но, умоляю, будьте осторожны.
– В чем именно?
Жас испытала минутную враждебность – сначала Малахай, теперь вот Эш! – и желание защитить Тео.
– Энергетика моего брата не всегда благотворно действует на тех, кто находится рядом с ним…
– Эш, я думаю, не стоит настраивать ее против меня. Ты уже так навредил мне – жизни не хватит расплатиться.
Жас резко развернулась. За ее плечом стоял Тео и яростно смотрел на брата. В руке он держал книгу «Виктор Гюго в изгнании».
– Вот, ты оставила в машине. Я увидел на полпути. Решил завезти. Тебе как будто понравилось.
Она взяла протянутую книгу.
– Тео, спасибо. Мне действительно…
Тот перебил:
– Как это вы пересеклись?
В его тоне звучало обвинение, обида, подозрение, поразившие девушку.
– По чистой случайности. Я не хотела подниматься в номер и…
– Это совпадение,
Тео. Оставь ее в покое, – вмешался Эш. – Я увидел, что милая девушка скучает в одиночестве у стойки, и подошел. Безо всяких злодейских намерений.– Я решу сам, – отрезал Тео.
– Если уж говорить о решениях – ты решил возобновить поиски? – спросил Эш.
– А я и не бросал. Мне нужна была помощь эксперта, и Жас вызвалась помочь, так что теперь можно идти дальше. Если есть хоть малейший шанс, что дневник находится где-то в пещерах, я не брошу поиски.
Эш пожал плечами, словно смиряясь с чужой глупостью.
– Тебя ждет работа. Работа, которую ты совсем забросил, куда более срочная.
О чем это он, удивилась Жас. О художественной галерее?
Тео взглянул на девушку, напрочь игнорируя брата.
– На завтра все в силе? Встречаемся?
– Да, конечно.
Тео мотнул головой в сторону брата, не отводя от девушки глаз.
– Любимая манера моего братца. Настроить людей против меня. Он просто дерьмец, знаешь ли.
Он наклонился вперед, легко поцеловал ее в губы и вышел из бара, не дожидаясь реакции. На то, что он сказал или сделал.
Глава 14
Поднявшись в номер, Жас разделась и расправила постель. Она все вспоминала сцену в баре и пыталась разобраться в собственных впечатлениях. Очевидно, что между братьями нелады, чтобы не сказать больше. Воздух искрил от их взаимной неприязни и агрессии.
Дедушка когда-то говорил ей, что эмоции имеют запах, каждая – свой. Он считал, что сильные чувства влияют на биохимию организма, и человек с тонким обонянием может уловить эти изменения. Это была лишь одна из его теорий. Его разум фонтанировал идеями, относящимися к новым ароматам и к восстановлению старинных, утерянных. Дедушка был не только парфюмером, но и адептом египетских мистических учений, эллинской натурфилософии, алхимии и средневековых магических практик. Он размышлял над египетской Книгой Мертвых, апокрифами христианства и Каббалой.
«Запахи суть магия. Тайна. Мы воссоздаем аромат цветов. Деревьев. Травы. Мы задерживаем мгновения жизни. Переплавляем их, делаем текучими. Мы – хранители памяти. Мы создаем мечты, – сказал он однажды. – То, что мы творим, – чудо, искусство; на нас лежит ответственность не внести искажений, не изуродовать».
Как старательно дед пытался скрыть разочарование, когда она заявила ему, что не намерена становиться парфюмером! Он проявил интерес к мифам и сказал, что гордится ее выбором. Но она же видела, как задели деда ее слова! Жас знала: он мечтал, чтобы они с Робби приняли наследие, которое многие поколения семьи бережно хранили вот уже три сотни лет.
Как бы понравился ему дом Гаспаров, подумала Жас. Как бы очарован он был… И с каким удовольствием выслушал бы историю изгнанницы Фантин, парижского парфюмера, жившей здесь на острове и создававшей композиции, чтобы было чем заполнить изумительные хрустальные флаконы, изготавливаемые ее супругом.
Робби тоже бы заинтересовался. Внезапно сердце Жас сдавило от тоски по нему. Она накинула халат и потянулась к сумочке – достать телефон. И тут аппарат зазвонил. Жас скорее удивилась, чем встревожилась. Они с братом были очень близки и обычно чувствовали, когда один думает о другом.